薄氷

Первый снег Эджа смыло дождём. Неровности дороги налились лужами, по обочинам клубилась серая каша. Сойдя со ступеней автобуса, Аделина вдохнула воздуха, осмотрелась. Любопытные взгляды тянулись к ней, как мотыльки: жители Эджа, привыкшие мешаться с бетонной серостью, не раз и не два уже засматривались на приезжих из Кальма. Несмотря на деланное благоговение, Аделина знала такому вниманию цену, а потому отвечала городу неприязнью. Площадь опять чинили: асфальт перекладывали, памятник исчез за нелепой ширмой. Аделина разочарованно отвернулась и пошла прочь, махнув центру города веером своих восхитительных локонов. Сверившись с картой, она зашагала к месту встречи, цокая по чёрному лоснящемуся асфальту миниатюрными каблучками. Ветер вылетал из переулков; берет едва не унесло на кишащую шумным транспортом дорогу, так что пришлось его ревностно придерживать. Впереди выросла махина дома, куда она держала путь. Скрипнула тяжёлая дверь, затрезвонил колокольчик — и шум улицы схлопнулся, остался где-то там. В зале царил полумрак — точно все бары в Эдже сговорились. Аделина нашла угол подальше и присела, бросив официанту какой-то чепуховый заказ. Ожидание быстро сделалось гнетущим. Аделина поглядывала на часы и наматывала мысли вокруг тонкого веретена паранойи. Прошло пять минут, десять — не помня уже себя, без двух минут собравшись уходить, она услышала звяканье входной двери и гомон дороги, приметила в зашедшем силуэте знакомые черты. Недолго пооглядывавшись, человек её нашёл и приблизился, улыбаясь дешёвой загадочностью. Аделина поджала губы. — Ну привет, — стоял он, раскинув руки, ожидая приветственных объятий. Аделина закатила глаза, чувствуя, как раздражение красит щёки. — Садись. Тот выдержал приличную паузу и опустился на сидение, по-павлиньи важничая. Аделина сжала кулаки, чтобы выпустить лишнее напряжение и злобу. — Как ты? — он подался вперёд, облокотившись на стол, заставив её инстинктивно отстраниться. К ним снова подошёл официант, не дав возможности что-то ответить. Аделина смотрела в окно, пока её приятель деланно медленным образом выбирал себе что-то, прежде чем отпустил невозмутимого работника с заказом на чёрный кофе. Вернувши своё внимание к ней, он опять навалился на стол, окатывая её масляным взглядом. Не выдержав, наконец, Аделина повернула к нему голову, присмотрелась к одежде: чёрный костюм, галстук, белая рубашка — ей чуть тошно не стало. — Ты дурак? — шикнула она. — Зачем в этом пришёл? — Что такого? — поднял он брови. Аделина подхватила буклетик со стола и зарылась в него лицом. Сложила обратно и прикрывала теперь глаза с той стороны, где её могли видеть проходящие мимо люди. — Что такого? — шёпотом повторила она. — Слухи пойдут. Её собеседник тряхнул головой, всполошил свои смольно-чёрные волосы пятернёй; обветренная кожа ладони выделялась даже в полумраке бара. Улыбка не сходила с лица, будто ему сделали комплимент. — Мало ли кто ходит в чёрных костюмах, — сколько в его расслабленности было притворства, Аделине было неведомо, но раздражал он её с каждой секундой всё больше. — У них, знаешь ли, не монополия. Аделина откинулась к спинке; пальцы в нервной задумчивости принялись плести косу из расплёсканных по плечам прядей. Через минуту она бросила и эту затею, вспомнив про поручение. Звякнула застёжка сумочки — Аделина достала свёрток и водрузила на стол. — Мама твоя передала. Не изменяясь в лице, он подхватил гостинец и осмотрел, прежде чем прикарманить за подклад пиджака — в ближайшем рассмотрении, надо сказать, довольно дешёвого пошива. — Ну, что узнал? Собеседник вытянул губы трубочкой и насупился. — Ничего. Если бы Аделина стояла, она бы непременно осела. Столько недель нервотрёпки! Буклетик опять укрыл её от посторонних. — Зачем тогда вообще… — она уперлась лбом в полированную поверхность стола, чувствуя, как напряжение покидает тело и разваливает мысли. — Тебя не заметили? — Конечно, нет! Аделина подняла голову: её приятель был по-прежнему весел, но нервозная нотка в его восклицании проскользнула. Сердце у неё схватилось на несколько мгновений самой резвой паникой, и в десятый уже раз об этой затее пожалелось. Им принесли напитки. — И что, когда в Кальм едешь? — Аделина потолкла лёд соломинкой; от одного взгляда на стакан холодно становилось, так что пробовать она не торопилась. — Тебя все потеряли. Он подпёр щёку ладонью, продолжая супиться. — Послезавтра, завтра, — скосивши взгляд на соседний столик, её приятель отстранённо смотрел, как кто-то режет ножом только принесённую еду. — Есть ещё мысль одна. — У тебя было две недели! — вспыхнула Аделина. — Хватит уже. — Ну, — тот незадачливо почесал затылок. — Попытка не пытка. Твоя идея была, к тому же. Она выдохнула, зарываясь лицом в ладони. — Потом же ты поедешь домой? — Конечно, — елейный тон вернулся в его голос, и Аделина пожалела разом, что решила за него волноваться. — Не переживай. Конечно, поеду домой. Напряжение разжало тиски, и она позволила себе втянуться в пустяковый разговор, так что и привычное раздражение уже не казалось ей таким тягостным. Посмеявшись с ним вместе над какой-то нелепицей, она почувствовала на себе чужой взгляд: девушка, только зашедшая, приземлилась за соседний столик и ждала официанта, а на смех, видимо, повернулась к ним. Аделина окинула её любопытным взглядом — офисная одежда, короткие светлые волосы, детская пухлость щёк, большие карие глаза — и покачала головой, виновато улыбаясь. Девушка покивала, едва улыбнувшись в ответ, и вернулась к меню, быстро потеряв к ним всякий интерес. Простившись со своим приятелем, Аделина помчалась в другой конец города, разбираться с поручениями отца. Владелец компании, бывший его давним другом, встретил её радушно и даже не стал возражать, когда она подала ему документы. Немало порадовавшись — она уж готовилась к дебатам, — Аделина вышла из бетонной коробки их офиса и выдохнула. Даже воздух теперь не казался таким уж грязным и истощающим. Аделина набрала номер и слушала гудки, пока облака над Эджем разрезало солнце, омывая всё тёплым светом. — Да, пап, — зашагала она по мостовой, любуясь желтоватой брусчаткой. — Ага. Согласился, представляешь? Север Эджа нравился ей куда больше центра. Хотя отсюда и виднее было величественную, жуткую громадину Мидгара, нелепых, сколоченных из обломков и грязи домов тут было куда меньше — горизонт резали длинные ленты эстакад и развязок, по которым стройными рядами двигались разношёрстные машины. — Что? — заворожившись на секунду, она упустила вопрос. — Конечно, домой поеду. Что мне ещё делать? Аделина знала, к чему это отец спрашивал. Но уж что она собиралась делать в свой досуг в Эдже, ему разуметь было необязательно. — Лина, я серьёзно… — пробился его басовитый голос, готовясь начать старый разговор в сотый раз. Это начинание прервал мелодичный перезвон, и отец тяжело выдохнул. — Приезжай поскорее. Мне звонят, давай. — Конечно, до вечера, — проворковала Аделина, кладя трубку. Кажется, сегодня судьба ей благоволила. Продолжая любоваться клонившимся к закату городом, Аделина набрала ещё один номер. В последние недели Клауд не брал трубку. Прозаичное в своём виде замечание только добавляло ей рвения. Наваждение, которым он морочился, питало её решимость, распаляло уверенность. — Что? — раздался его голос, отчего-то сухой и хриплый. От того, что он всё-таки ответил на звонок, она удивилась, опешила на несколько секунд. — И тебе привет, — Аделина заулыбалась, по-девичьи принявшись накручивать прядь волос на палец. — Я сейчас в Эдже. Встретимся? Она готовилась к глухой тишине. К резкому, рубящему отрицанию. К тому, что тот повесит трубку, в конце концов. Но молчание, которое даже долгим не было, дышало каким-то странным предчувствием. — Где? — Тебе не кажется, что мы не… — начала Аделина по инерции, но осеклась. — Что? Что ты сказал? — Где ты хочешь встретиться? Несмотря на радость, поднявшуюся в ней и готовую вырваться, что-то тяжёлым камнем осело в животе. Догадался? Нет, как бы он догадался. Не может быть. Просто поостыл, просто захотел её видеть. — Я на севере, у кольцевой развязки, — Аделина чувствовала, как теряла инициативу, но продолжала убеждать себя, что так и нужно. — Я подъеду. Присылай адрес. Он повесил трубку, и Аделина в неверии уставилась на телефон. Ветер встрепал её локоны, хлестнув ими по лицу. Полчаса прошло — сорок минут? Она переждала большую часть в ближайшем магазинчике, а как завидела знакомый силуэт мотоцикла, выпорхнула на улицу. Клауд приехал, весь зажжённый закатным солнцем. Снял очки и подошёл к ней чуть ли не вплотную. Аделина, всё ещё не верившая в столь скорую встречу, пыталась углядеть в нём какое-то изменение, подозрительную деталь, изничтожавшую бы в ней всякое стремление увидеться. Он по-прежнему был истощён и устал, но грусть, разломанность его куда-то пропала. Что появилось вместо этого, не находило себе имени и разгоняло ей пульс до стука в ушах. — Ты что-то хотела? — его взгляд гвоздил к земле, и Аделина не могла его узнать. — Поговорить, — нашла она слово, и оно почему-то скатилось с языка ватным комом. — Поговорить хотела. — Говори, — он склонил голову, едва подаваясь вперёд. Аделина опасливо огляделась. — Не здесь. Клауд выдохнул, и в губах его скользнула усмешка. — Здесь. Его тон не терпел никаких возражений, а глаза горели колдовским светом. Аделина прикусила губу, пошатнулась. Храбрость её ушла вдруг в песок, но она заставила себя сгрести остатки, и кулаки её сжались, будто вправду забрали пригоршни да вот-вот рассовали бы по карманам. — Почему ты так разговариваешь? — вздёрнула она подбородок. — Тут люди кругом, я не хочу такое на улице обсуждать! — Ты кого-то стесняешься? — Клауд поднял брови, продолжая едва заметно, насмешливо улыбаться. — Не обманывай. Аделина открывала и закрывала рот, точно рыбка, выброшенная на сушу. — У меня не так много времени, — улыбка стаяла с его лица. — Говори, Аделина. — Зачем ты это… — слёзы с готовностью навернулись на глаза, и всё поплыло. Ничего. Клауд не дёрнулся, не смягчился, не пустился в оправдания. Внутри всё похолодело, холодом обдало и влажные дорожки слёз. Тело прошила крупная дрожь. Вдруг тёплая, шершавая кожа перчатки собрала с века и растёрла слезу, обволокла щёку. Клауд устремил её к себе, и в странном объятии сквозь забившееся сердце пронзился его тихий, тяжёлый голос: — Думаешь, я не понимаю? Не плачь попусту. Аделина испуганно замерла, и Клауд, почувствовав это, отстранился. — Что ты сказал?.. Он ничего не отвечал; каждая секунда молчания глубже втаптывала её в землю. Ей не нравилось то, что происходило. Ей не нравился такой Клауд. — Попусту? — глухо вырвалось из горла. — По-твоему, что тогда произошло, было нормально? Глаза его едва сощурились, но больше он никак себя не выдал. Аделина сжала зубы, вдохнула побольше воздуха. — Ты поступил ужасно, — встретила она его взгляд, отбрасывая всякое притворство. — Ты сделал мне больнее, чем… Аделина осеклась, стараясь подобрать слова своему не в меру искреннему чувствованию. — Меньшее, что ты можешь сделать, — продолжила она, не в силах изменить его непреклонного выражения, — это выслушать меня. Уж немного твои дела подождут! Клауд, к её немалому удивлению, только теперь раскрошил маску невозмутимости; брови его озадаченно нахмурились, глаза расширились в удивлении — в нём всё ещё было мало от человека, которого Аделина хотела видеть, но он хотя бы его напоминал. — Что? — воскликнула она, не понимая и не принимая его метаморфозы. Клауд опустил голову в задумчивости. Дыхание его стало тяжелее, глубже. — Так говори, — выдал он наконец, встречая её острым взглядом. — Я за этим здесь. Аделина чуть не всплеснула руками от негодования. У неё не было оснований, не было доказательств, ничего не было — только дурная авантюра, от которой при любой мысли горло сжимали тиски страха, но при этом нутро ей жгло от предчувствия, от интуитивного знания, что на самом деле с Клаудом творится. Не умея обратить это в оружие, Аделина решилась сказать, как есть: — Ты разве не видишь, что она с тобой делает? Неужели вправду не видишь? Клауд сложил руки на груди, будто вопрос его действительно занимал. — Как ты думаешь? — Конечно… — подхватила она и снова осеклась. Ей страшно стало от того, сколько читалось в его взгляде. До того Аделине всегда думалось, что она видит Клауда насквозь, и эта простота увлекала и опьяняла до одури. Тогда кто сейчас стоял перед ней? Клауд вновь склонился и проронил свинцовым голосом: — Не делай глупостей. — Каких это? — сердце у неё заколотилось в ушах. — Какие раньше делала. Я тебя обидел, не она. — Иначе что? — вздёрнула Аделина голову и оказалась с ним лицом к лицу. Его губы дрогнули в ухмылке. — Хочешь узнать? В горле бился ком. Паника взбила мысли в шипящую пену. Дикость от осознания того, что она боится — Клауда боится! — путала местами верх и низ, день с ночью. Знал или не знал? Что в его словах — предупреждение или угроза? Аделина забыла, как дышать, и только нещадный ветер помогал вспомнить. — Что-то ещё хочешь сказать? Она отвернулась, возвращая себя в чувство. Линовала взглядом бороздки мостовой, восстанавливая равновесие. Клауд терпеливо ждал, не подгоняя и не делая намёка на лишнее движение. — Нет, — сошло с языка наконец. Она ещё отыграется, обязательно. Клауд только сегодня странный. Клауд не в духе. Баюкающее покачивание мыслей заставляло её удержать слёзы, не давало кривить рот в жалобной гримасе. Аделина услышала тяжёлый вздох. — Подвезти тебя? — тон его смягчился, но она не решалась смотреть. Плакать только больше захотелось. Он платил её же монетой. Почему-то Аделина нашла себя к этому совсем не готовой. Она покачала головой, не доверяя себе слова. — Тогда я пошёл, — донеслось до неё после недолгого молчания. — Пока, — еле слышно, на автомате попрощалась она. Неловкое его присутствие ещё какое-то время нависало над Аделиной тенью. Только когда Клауд, казавшийся ей почему-то недвижной скалой, шевельнулся и пошёл прочь, нашлись силы посмотреть в его сторону. Аделина провожала взглядом удалявшуюся фигуру и не могла отогнать от себя чувства, что кто-то отматывает плёнку назад. Солнце продолжало возжигать его силуэт; сев за руль мотоцикла, Клауд бросил на неё очередной свой непроницаемый взгляд — и уехал, растворяясь в тугом потоке вечернего транспорта. Всё в ней было пусто, так что гул машин звенел внутри эхом. Аделина перебирала в себе выводы, как в картотеке. Клауд всё знал, билось в голове. Если уж не о её постыдной затее как о свершённом деянии, так о намерении, готовности. Страх крошился помаленьку, и на его место приходила злость. И злилась — да, злилась Аделина не только на Клауда. Совсем не на него. Совсем как тогда. Пока голову кружила эта буря, Аделина не заметила, как побрела опять к магазинчику, где так долго стояла. Наверное, кто-то это всё-таки заметил. Кто-то решил тронуть её за плечо — отговорить? Напомнить, что ей не туда? Она повернулась — и сердце в пятки ушло. Человек в чёрном, выросший из ниоткуда, высился над ней, отражая закатное солнце тёмным глянцем своих очков. — …прошу пройти со мной, — разобрала в его басе Аделина, чувствуя, как онемели даже кончики пальцев. Она дёрнулась было, чтобы бежать без оглядки, но и двух шагов не сделала, как ей преградил путь ещё один чёрный костюм. Сдерживая дрожь в губах, Аделина встретила холодный взгляд второго человека и поняла: выхода нет. Удивительно, но страх отступил. Когда её усадили в машину, когда они ехали, Аделина чувствовала, как по сосудам разливается холод спокойствия. Запоминала повороты и старалась не думать, что с ней теперь будет. Её водитель — похититель? — выглядел достаточно спокойным, практически каменным, а вот сосед по пассажирскому сидению был жив и скор на ответы, пусть и слишком резкие. — Я должна отцу позвонить, — Аделина приосанилась, зарабатывая раздражённый взгляд. — Мне в Кальм надо вернуться до вечера. Он был ей ровесником. Русые, коротко стриженные волосы, вытянутое лицо и чересчур резвый пыл, с которым тот пытался выслужиться перед их водителем — всё сейчас запоминалось, остро и до мелких деталей. — Не надо тут этого, — выдохнул парень с изрядной долей самодовольства. — А то непонятно… Их водитель недвусмысленно прочистил горло, и он замолк. — Мы надолго не задержим, — в свете закатной дороги вычертился его гладкий профиль — даже лысина блеснула. — Не нужно звонков. Его глубокий, низкий голос Аделину ничуть не успокоил. Предупреждение она поняла вполне отчётливо. К большому её удивлению, они ехали в центр. Эстакады и шоссе исчезали за гроздьями беспорядочных домов, которые всё нарастали и нарастали, вскоре уже закрывая солнце. Когда машина остановилась и они вышли, в Эдж прокрались сумерки. Водитель подошёл к Аделине, а её сосед и собеседник остался стоять, провожая их долгим взглядом, который едва не высверлил ей дыру в затылке. На удивление приличный район — для Эджа. Аделина оглядывалась и думала, что здесь её убивать будет негоже. Ужас постепенно к ней возвращался, но ещё не овладел целиком — только в горле стучал зачинающийся страх. — У вас все такие вежливые? — наверное, страх и вытолкнул из неё вопрос, которого в нормальном состоянии такому-то человеку она бы не задала. Сопровождающий едва заметно пожал плечами; за солнцезащитными очками не разобрать было, куда он смотрел. — Новенький. Значит, ты не новенький, подумалось Аделине. Действительно: держался он куда увереннее и спокойнее своего коллеги, да и говорить или что-то делать ему было не нужно, чтобы селить под кожей холодное предвкушение последствий любой выходки. Её вели закоулками и обходами, так что, если бы и хотела, Аделина бы не запомнила этого витиеватого пути. Они вышли на оживлённую улицу — из тех, что ведёт к центральной площади, — и почти сразу же зашли в парадный вход одного из громоздких, безликих зданий. Миновали безучастного охранника и уперлись в длинные, нелепые лестничные пролёты. Был второй этаж или третий — коридор раскатился длинной, широкой лентой. Аделине показалось, что это какое-то производственное здание, где вряд ли с ней намеревались просто разговаривать. Горло душил ком ужаса, и каждый шаг отдавался его эхом. Скрипнула дешёвая, ветхая дверь. Провожающий стоял в немом ожидании, придерживая её. Аделина не сразу поняла, что он приглашал её зайти первой, но спохватилась и безо всякого возражения двинулась внутрь. Из окон в комнату — цех? Зал?.. Не такой большой, как сначала подумалось, — лился слабый свет улицы. У стены, среди прочего хлама, стоял стол со стульями, за которым сидели двое в чёрных костюмах. Тот, что был спиной, никак не отреагировал, а вот сидевший напротив оторвался от телефона и оживился в чертах; даже во мраке тени можно было разглядеть его вопиюще-красные волосы. — Ага, дошли, — кликнул он звонким голосом и толкнул ногой стул приятеля, который продолжал быть недвижным — только слегка покачнулся. — А ты боялся. Щёлкнул выключатель — тусклый свет расплескался по холщовым чехлам, пыльному полу, нашёл волной на сидевших за столом. Только теперь Аделина поняла, что у того, второго волосы были странно встрёпаны, а заложенные за спину руки — связаны. «Дин!» — возглас ужаса вырвался из неё, но вышел нечленораздельным. Узнав её голос, он встрепенулся и попытался заглянуть за плечо. От знакомого профиля сталью блеснула лента скотча, закрывавшая рот. — Ну, ну, — прикрикнул красноволосый, и в его исхудалых чертах мелькнуло меланхолическое раздражение. — Без этого обойдёмся. Садитесь, дамочка. Её подхватили под локоть и мягко, но непреклонно подвели ко столу, усадили. Аделина смотрела на оказавшегося напротив Дина — опухшее, окровавленное лицо, помутневший взгляд — и ничего в себе не находила, кроме животного страха. Красноволосый потянулся под стол и достал оттуда моток верёвок. Склонил голову. Аделина потерялась в мыслях, уставившись на предмет в его руках. — Эй, — он хлопнул по столу, заставляя поднять взгляд. У него были страшные, бледные глаза. Острые скулы с какими-то отметинами, впалые щёки и совсем не добрый изгиб рта — чем-то он был похож на хищную птицу. — Убегать собираешься, спрашиваю? — Аделина замотала головой, и он бросил верёвки на пол. — Ага. Какой толк был убегать? Её провожатый запер за собой дверь и стоял теперь над ней тенью. Тишину сгущало тяжёлое дыхание Дина, который только на Аделину поглядывал, а остальную часть времени тупил взор. — Руд, садись, — человек со страшными глазами запрокинул голову, чтобы махнуть напарнику, и недобро улыбнулся. — Видишь, убегать не собирается, — помолчав до тех пор, как скрипнул стул и Руд устроился рядом с Дином — того пробила судорога, — он повернулся к ней: — Я Рено, кстати. Будем знакомы. Аделина, да? Не против, или по фамилии? Человек, назвавшийся Рено, несколько секунд ждал ответа, но ей даже сообразить было тяжело, что в этом случае — и стоит ли вообще — отвечать. — Так вот, Аделина, — имя её он прострочил по слогам, — зачем мы тут собрались, понятно? — Я не… — Аделина и двух слов не успела сказать, как он поднял руку, заставив её испуганно смолкнуть. — Твой дружок уже дурачком прикинулся, — Рено дёрнул большим пальцем, указывая на Дина. — Мы же поумнее будем, да? Аделина задышала глубоко и часто, пока в голове вместо ответа что-то непрестанно, помехообразно шипело. — А… а что… что он сказал? Рено покривил ртом, явно недовольный. — Это не так работает, дорогая. Ещё раз: понимаешь, почему ты здесь? Понимала ли она? Да любое лишнее слово — что с ней будет? Что с Дином? Они на неё вообще всё повесят? Почему она с ним не поехала? «Клауд…» — слёзы страха и вины зажгли веки. Рено цокнул, закатил глаза. — Руд. Скрип разлился жутким эхом, когда тот поднялся со стула и приблизился к Дину. — Не обессудь, — пробасил он, отвесив резкий, хлопающий удар в живот. Дин сложился пополам, насколько позволяло его связанное положение, и сначала тошно засипел, а потом замычал. — Это его идея была! — крикнула Аделина, вне себя от страха. — Турком прикинуться. Но это… — Это? — повторил Рено, будто бы становясь благосклоннее. — Я!.. Я его попросила, — губы её задрожали, а слёзы сами собой хлынули из глаз. Боясь всхлипнуть лишний раз, давясь слезами, копившимися тяжёлым комом, Аделина зажмурилась, ждала, что вот-вот небеса разверзнутся. К удивлению её, реакция была не такой драматичной. — Молодец, умница, — заговорил Рено смягчившимся голосом. — А надоумил тебя кто? Страйф? Последний вопрос вырвал её из сладких объятий плача, и Аделина выпрямилась, выдавливая из себя осевшим голосом: — Клауд?.. — Тот самый, — Рено сидел, закинув ногу на ногу; несмотря на елейный тон, лицо его кривилось холодным ожесточением. — Ну? Аделину пробрало нехорошей дрожью. — При чём здесь Клауд? Я не понимаю. Его взгляд сделался ещё страшнее. Рено потянулся в карман и вытащил шокер, принялся его лениво разглядывать. — Аделина, — снова отбил он дробь по слогам её имени. — Я задал вопрос. Ещё раз, — оружие клацнуло в его руке, вытянувшись, как телескоп. — Чья идея? — Моя, — слетело с её онемевших губ. Рено стрельнул в неё своим жутким взглядом. — Замечательно как. И зачем? — Это… долго объяснять, — в глазах всё плыло, дышалось от всхлипов через раз. — Ну, уж попробуй, — скривился он, клоня голову в сторону напарника. Она посмотрела украдкой на Дина — дыхание его выровнялось — и перевела взгляд на Руда. Тот продолжал стоять, в любую минуту готовый к действию. — Она странная, — выдавила Аделина из себя, упираясь взглядом в расцарапанную поверхность стола. — Я хотела, чтобы… — Чтобы? — Чтобы Клауд… — губы задрожали, слова смешались, стыд, обида и страх сплелись комом; поймав краем глаза какое-то движение, испугавшись, что это Руд собрался что-то сделать, Аделина заставила себя продолжить: — Чтобы он тоже понял, что она его использует. Что он ей не нужен совсем… Она выпрямилась, смотрела теперь на Рено — только не в глаза. Молчание её, как и раньше, разбавлялось тяжёлым дыханием Дина. А вот Рено от неё как будто ждал чего-то ещё. — А-а-а, — его стон разочарования эхом прокатился по заброшенному залу. — Ты заставила своего дружка притвориться Турком, потому что с кем-то мужика не поделила? У Аделины уши зарделись, в груди всё зажглось от стыда. Это было унизительно, хотелось под землю провалиться. Но черты Рено как будто смягчились, и Руд отошёл подальше, и она посмела надеяться, что они выйдут отсюда живыми — вот только следующий вопрос, холодный и сухой, снова схватил её за горло: — Получше ничего не могла придумать? Аделина решилась встретить его взгляд и видела там теперь не расчёт — раздражение. Сердце заколотилось в ушах. — Что?.. — Твой приятель хоть дураком прикидывался, но нас за идиотов не держал, — Рено неприятно ухмыльнулся. — Давай правду. Зачем? В ней всё заколотилось. Да что она могла сказать?! — Да это правда! — она бы крикнула, но слова вышли из неё едва слышным сипом. — Я правду говорю! Рено ещё раз переглянулся со своим напарником, не прекращая ухмыляться. Что-то в ней лопнуло, как струна. — Я видела её в парке тогда, — продолжала Аделина; даже в молчании, пока подбирала слова, губы её непрестанно шевелились. — …сказала, что уедет. А потом — потом что же, взяла и передумала! А когда… — затхлость комнаты на миг сменилась для неё вязким полумраком «Седьмого неба». — И Клауд слушает её во всём. Зачем ей? Почему Клауд не понимает?.. Где-то там, за чёрным стеклом окна, что-то протяжно прогудело. — Время, — пробасил Руд; Рено дёрнул подбородком в его сторону. — Доклад. Оживившись резкими движениями, Рено посмотрел на телефон, увидел, который час — шесть вечера, подглядела Аделина, — и ругнулся. Взъерошил свои огненные волосы, помял длинными тонкими пальцами шею. — Смотри, как мы поступаем, — его страшные глаза опять нашли её и пригвоздили к земле. — Я звоню и докладываю начальству. Что скажу, зависит от тебя, — Аделина впилась в него взглядом. — Первый вариант: я объясняю, что это дело рук ревнивой, недалёкой… — Рено запнулся, покосившись на Руда, — дамочки. Второй: компанию втягивают в корпоративную войну и навязывают конфликт интересов. Насчёт первого не знаю, но со вторым вариантом мы тут ещё долго просидим, будем… — он отмерил многозначительную паузу, — выяснять. — Что нужно делать? Рено поднял брови. — Это ты скажи мне. Заинтересуй. — Мы больше… мы больше не будем, — горло пересохло. — Дин больше не будет притворяться Турком. — Дин? — И я, — выпалила она, — я тоже… Что за глупость она сказала? Аделина себя в мыслях горячо отругала. Она ведь и так не собиралась! Рено поднялся, не меняясь в лице. — И больше не будем с вами встречи искать, — совсем уж слабо закончила Аделина, чувствуя, как собственные слова глухо звучат в голове. Он подхватил телефон, набрал там что-то. Поднялся и подошёл к Дину — тот инстинктивно сжался. Ткнул ему в спину шокером — Аделина и вдохнуть не успела, даже вскрикнуть. Дин замычал; секунда, другая — ничего. Ни треска, ни разрядов. — Пошив дрянной, — тихо процедил Рено, толкая его вперёд. — Если я тебя, или дружка твоего, или кого другого из твоих приятелей в таком увижу — мне не понравится. Тебе не понравится. Он отдалился от Дина, деловито набирая номер и прикладывая трубку к уху. — Мы больше не будем, — сдавленно пролепетала Аделина. Руд, до того державший каменное лицо, как-то странно кашлянул. — Не будете, — Рено был невозмутим. Дин, насколько позволяло его состояние, на это агрессивно закивал; Руд поправил очки, укрывая своей широкой ладонью пол-лица. Не получив ответа, Рено что-то ещё набрал и опять принялся слушать гудки, деловито бросая: — Начнёте с того, что перед Страйфом с Локхарт объяснитесь. Надежда, теплившаяся в ней до этого, раздавилась его тяжёлым именем. Объясниться — после всего, что услышала? Да что Клауд после этого с ней сделает? — Нет! Только не это! — Аделина выпускала из себя слова болезненными рывками. — Что «нет»? — Рено отнял трубку от уха. — Не говорите, пожалуйста! Только не Клауду! Он меня видеть не захочет! В лице его отвращение смешалось с замешательством; собравшись что-то сказать, Рено вдруг осёкся, прильнул к телефону. — Да?.. Да. Почти, — он быстрым шагом двинулся к двери, щёлкнул замками — и исчез в коридоре. До них доносились приглушённые звуки беседы, но о чём шёл разговор, разобрать не получалось. Аделина сидела потупив взор, копя в себе ужасное предчувствие от объяснений с Клаудом и неотступный страх расправы. Раздался странный звук — не то скрип, не то хруст, — и за ним последовало тяжёлое, сиплое, горловое дыхание. Лента, заклеивавшая Дину рот, свисала теперь безвольно с его щеки, тускло блестя в свете ламп. — Как ты?! — тот молчал, только косо смотрел на неё; Аделина повернулась к Руду: — Что вы с ним сделали? Он пожал плечами, сохраняя каменное выражение. — Должок вернули. — Может, — подал голос Дин, продираясь через хрипение и сплёвывая кровь, — я бы и не нападал, если бы вы не вели себя, как последние… Руд подхватил его за затылок и сжал, заставив выгнуться. — Ты уже примелькался. — Я всё сказал, что знаю, — прошипел Дин. — Что ещё надо? Подонки… Он пустился в грязную, бессвязную брань; Аделина, ошарашенно наблюдавшая этот обмен любезностями, смотрела на своего приятеля и не могла его узнать. — Молчи! — пыталась она его перекричать. — С ума сошёл? Хочешь, чтобы нас прямо сейчас поубивали?! Толку не было: Дин продолжал своё. Наслушавшись этого всего, Руд устало вздохнул и заклеил ему рот обратно — разговор себя исчерпал. Грохотнула дверь. Рено вернулся, нося всё ту же маску раздражения и презрения; пальцы его ловко крутили телефон, выдавая беспокойное оживление. — Повезло тебе, — взгляд его неспешно разрезал воздух, пока не остановился на ней. — Домой сегодня вернёшься. Аделина выдохнула. Слова прожекторным лучом ослепили её. — А Дин? Рено и Руд переглянулись. — Если с собой его заберёшь. Больно буйный. Судорожно выдохнув, Аделина осела на стуле, как тряпичная кукла. Всякие силы вышли из неё вместе с жужжащим напряжением. Мысли стали ватные, трудные, пока через них не прорезался ледяной голос: — Но вот расстаться насовсем не получится. Аделина подняла голову. — Почему? Рено окинул её взглядом, в котором затаилось пугающее, скручивающее живот сожаление. — Босс хочет тебя видеть.