All the way

      Когда Франческо тащит ее в очередной новый отель, Элизабет не придает этому особого значения — она вообще мало о чем думает эти дни, ей плевать в какой комнате он будет насиловать ее, плевать на какой кровати она будет лежать, рассматривая потолок и мечтая о том, как Джулиано в мучениях умрет на ее глазах. Дни летят мимо, смазываясь в один большой комок — ресторан, сауна, бассейн, чужие руки на ее бедрах, синяки по всему телу. Ей нужно быть постоянно начеку, по крайней мере это ей говорит каждый раз Витторио — запоминай, подмечай, исследуй — но ее мораль и чувство справедливости в эти дни растворяются в ненависти, боли, желании сбежать. Различные роскошные блюда итальянской кухни, которыми умасливает ее Джулиано, не имеют вкуса, адреналин от того, что она вроде как шпионка, под прикрытием, тоже уже давно не ощущается. Ей скучно. Скучно и, в некотором болезненном смысле, спокойно, как бывает с теми, кто бездумно плывет по течению.       Рутина разваливается резко и болезненно — как обычно случается в таких ситуациях. Утро не предвещает ничего интересного. Она долго валяется в ванной, а потом также долго втирает в кожу крем с противным приторным запахом — Джулиано нравится, когда от нее за километр несет ванилью. В обед Франческо ведет ее куда-то, ей плевать куда, наверное, какой-то ресторан. Они медленно идут по коридору, Лиза Доусон нашептывает мужчине на ухо, как она скучала, а Элизабет Колвин думает о том, когда последний раз она связывалась с Витторио, больше недели уже прошло. Стоит позвонить…       До нее доносится чей-то знакомый голос, вырывая из мыслей. Она неловко спотыкается от неожиданности, и Джулиано придерживает ее за талию. На глаза попадается какой-то молодой парень, очередная пешка Франческо, его голос она точно не знает. Элизабет льнет к Джулиано в объятии, осторожно осматривая холл. Она чувствует, как мужчина напряжен — что-то не так… Что она прослушала? Витторио прав, ей нужно быть внимательнее.       — Какие гости, — тянет Франческо елейным тоном, — Лиза, поздоровайся, не будь грубой.       Плохое предчувствие обжигает ее, и все-таки она натягивает на лицо в меру заинтересованную улыбку простушки. Оборачиваться страшно. И не зря. Перед ними, с убедительно безразличным лицом, стоит Эдмунд Дэвис собственной персоной.       — Твой вкус, как всегда, впечатляет, Фрэнк, — произносит он с легкой улыбкой, — как жаль, что я не смогу разделить с вами этот вечер. Ты ведь хотел пригласить меня на ужин, верно?       — Ты все так же проницателен, — довольно мурлычет Джулиано и прижимает Элизабет ближе к себе, поглаживает ее бедро, сминает ткань ее платья. Все ее существо наполняет омерзение. Она чувствует на себе взгляд Эдмунда. Он смотрит безразлично, как смотрят на обезличенные вещи. Не стоит ей забывать кто она — просто игрушка. Ее начинает мутить. Почему именно он, почему здесь…       — Может быть в другой раз? — произносит Дэвис, отрывая от нее взгляд и улыбаясь скромно, будто бы с сожалением.       — Разумеется.       Тон, с которым Джулиано это говорит, Элизабет знает очень хорошо — он означает, что в следующий раз выбора у собеседника не будет. Ей хочется посмотреть Эдмунду в глаза, узнать, что там отражается, омерзение, жалость или что-то еще. А может быть одобрение? Элизабет прикрывает глаза, делая вид, что разговор ее утомил. Почему Дэвис вообще знаком с Джулиано, почему так фамильярно общается с ним?       Эти вопросы цепляют ее, занимают ее мысли и даже помогают немного отвлечься позже за ужином, пока Франческо самозабвенно облизывает ей шею, оставляя грубые отметины зубами. Спросить у него напрямую она не решается, даже несмотря на то, что встреча с Дэвисом очевидно подняла ему настроение. Судьба, впрочем, все решает за нее — после еды Джулиано получает какие-то очень плохие новости и в ярости уносится в неизвестном направлении, оставляя ее одну.       Элизабет возвращается в номер, раздумывая по пути, стоит ли позвонить Витторио. Нужно, да, такой шанс ей редко выпадает, но не хочется его разочаровывать — кроме встречи с Эдмундом ничего особого не случилось, не о чем рассказать. Разве что какие-то проблемы у Джулиано, но она не знает их сути.       В коридоре ее встречает знакомый паренек, один из самых приятных слуг Франческо. Он приветливо ей кивает и почему-то подмигивает, и она растерянно улыбается ему, проскальзывая мимо, в комнату. Дверь за ее спиной захлопывается, а затем, судя по тихому щелчку, запирается на замок. Элизабет недоуменно оглядывается. Наверное, у Джулиано очередной всплеск паранойи, боится, что она убежит… Если бы только она могла.       — Элизабет.       Она вздрагивает и оборачивается, сталкиваясь взглядом с холодными глазами Дэвиса. Ее сковывает ужас, но только на первые пару секунд, вслед за ним охватывает облегчение, такое, что едва не подкашиваются ноги.       — Эдмунд, — всхлипывает она, обхватывая себя руками, — что ты…       Он поднимает руку, и Элизабет послушно замолкает — эту привычку в ней уже выдрессировал Джулиано. Как в собачонке.       — Ради чего ты здесь? — спрашивает Эдмунд, не распыляясь на приветствия и объяснения. Тон у него ледяной, и выглядит он почти также жутко сейчас, как Джулиано. Усталость и злость кажутся чуждыми на его лице и делают его почти неузнаваемым.       Элизабет делает пару шагов в его сторону — ее тянет к нему безумно, хочется броситься ему в объятия, хочется расплакаться и рассказать все-все, описать каждый плевок и удар, все то унижение, которое ей пришлось пережить. Она так давно не видела кого-то…чистого. Не мафиози, не убийцу. Эта мысль останавливает ее.       — Как ты попал сюда? Что будет, когда Франческо узнает? — спрашивает она, оглядываясь на дверь.       Эдмунд натянуто смеется.       — Просто пришел, — отвечает он и пожимает плечами, — ответишь на вопрос?       — Если Франческо увидит тебя здесь, он…       — Убьет меня? — перебивает ее Дэвис и усмехается, — Что ж, значит, такова судьба.       — Что ты такое говоришь? — Элизабет наконец подходит к нему и неловко тянет его за рукав, — Тот парень за дверью ведь видел тебя…       — Зачем. Ты. Здесь? — повторяет Эдмунд по слогам. Он смотрит в упор, хочется спрятаться от его взгляда, и Элизабет отводит глаза, почти ожидая, что он силой заставит ее удерживать зрительный контакт. Дэвис, конечно, ничего такого не делает, и ей становится полегче дышать.       — Зачем я с Джулиано? — уточняет она тихо, абсолютно жалким голосом.       На лице Эдмунда мелькает что-то похожее на сочувствие, по крайней мере ей так кажется.       — Я…       Она запинается и молчит. Как вообще можно все это объяснить? Нужно, наверное, сказать, что она здесь ради доказательств, но сейчас, после бесконечных избиений, голодания, оскорблений, это кажется ей глупой и нерациональной причиной. Упоминать Витторио ей почему-то тоже кажется неуместным, может быть, Дэвис разозлится еще сильнее, узнав, насколько глубоко она увязла в перипетиях мафии.       — Деньги, власть? — подсказывает ей Эдмунд с таким лицом, словно от таких предположений его мутит.       Эти слова будят в ней запрятанное куда-то глубоко возмущение. Она поднимает на него раздраженный взгляд.       — Если бы мне нужны были деньги, обратилась бы к тебе, — фыркает она, складывая руки на груди.       Кажется, что Дэвиса ее ответ никак не задевает.       — Только не говори, что ты влюблена в него, — произносит он и устало потирает переносицу.       Элизабет удивленно смотрит на него, а потом ее вдруг разбирает смех. Она хохочет долго, как-то надтреснуто и истерично, не замечая, как безразличие на лице Дэвиса сменяется ужасом.       — Конечно! — выкрикивает она, когда от смеха уже начинает саднить в легких, — Знаешь, что больше всего люблю? Когда он меня швыряет на пол, и бьет, и орет на меня как психопат! А еще когда он убивает передо мной официантов, а потом лапает меня или даже насилует прямо на месте! Я это просто обожаю, Эдмунд, как ты это точно подметил!       Эдмунд поднимает руки, наверное, это такая попытка ее успокоить, но Элизабет сквозь пелену нахлынувшей на нее ярости, этого не замечает. Вся злость и обида, которую она запихивала эти дни под маску идиотки-Лизы, обжигает ее. Она размахивается и залепляет Дэвису смачную пощечину.       Они оба ненадолго останавливаются после этого. Эдмунд смотрит на нее, очевидно шокированный, а Элизабет… Ей не трудно прочертить параллель между этой ситуацией и тем, как Джулиано в ярости бьет ее саму. Единственное — Франческо никогда не извиняется. Элизабет делает робкий шаг вперед и поднимает руку. Дэвис осторожно следит за ее движениями.       — Прости, — выдавливает Элизабет и, пересилив себя, касается подрагивающими пальцами чужой щеки.       Эдмунд накрывает ее ладонь своей и собирается что-то сказать, но Элизабет отрицательно качает головой и делает то, что хотела с самого начала — бросается в его объятия и начинает плакать. Дэвис сразу же обхватывает ее руками, прижимает к себе, что-то шепчет — Элизабет с трудом разбирает отдельные слова сквозь собственные всхлипы. Она плачет и плачет, до тех пор, пока от рыданий не начинает раскалываться голова. Когда Дэвис встает, чтобы принести ей стакан воды, Элизабет бросает взгляд на часы и понимает, что ее истерика длилась почти час. В животе у нее моментально собирается ледяной комок.       — Что если Франческо сейчас вернется? — спрашивает она, утирая рукавом остатки слез, — Он правда тебя убьет?       Эдмунд садится на пол рядом с ней и втискивает в руки наполненный доверху бокал.       — Мне подадут сигнал, если он подъедет к отелю раньше запланированного. И парень за дверью работает на меня. Не бойся.       — На тебя? Как…?       — Деньги, Элизабет.       Выдохнув, Элизабет залпом опрокидывает воду и заставляет себя успокоиться. Джулиано нанял этого парнишку еще до того, как она попала в Воробьиную комнату. Значит…       — Ты копаешь под Джулиано? Как давно?       — Расскажи сначала ты, потом я.       И она рассказывает, все-все, не утаивая ничего, говорит и говорит, торопясь выплеснуть все, пока стыд не свяжет ей язык. Эдмунд молча слушает ее, иногда поглаживая ее по плечу и по спутанным волосам и, когда она наконец замолкает, глубоко вздыхает и потирает виски. Элизабет отводит взгляд, но он берет ее за руку, заглядывая ей в глаза.       — Я могу забрать тебя отсюда прямо сейчас, — говорит он и осторожно заправляет ей за ухо особенно мятежную прядку ее волос, — уедем из Нью-Йорка куда-нибудь далеко, и Джулиано никогда тебя не достанет. Я могу тебя защитить.       Сердце у нее колотится так, что больно — наверное, умоляет сказать «да». Но, к сожалению, разум в ее жизни частенько побеждает желания. Элизабет медленно качает головой.       — Не могу. Я должна это закончить. И Витторио… — она опускает ресницы, чтобы не видеть, как Дэвис морщится при упоминании его имени, — …рассчитывает на меня. Я справлюсь, Эдмунд. Ты только не бросай меня одну.       Эдмунд тянется к ней, и Элизабет с благодарностью прижимается к нему, наслаждаясь чувством защищенности, которое, она знает, исчезнет, едва Дэвис выйдет этой ночью из комнаты. Они могли бы сейчас вместе уйти, убежать, найти свое место где-нибудь в Европе, но… Нет, решительно, Элизабет Колвин не привыкла убегать.       — Я с тобой, — вздыхает Эдмунд и потом неожиданно смеется, — знаешь, я так и думал, что ты ни за что не согласишься. Тебя так просто не сломить. Даже этот ублюдок не смог. И не сможет.       Вместо слов Элизабет роняет голову ему на грудь и глубоко вдыхает запах чужого парфюма — гораздо более легкий и не удушающий, в отличие от того, что выливает на себя каждое утро Джулиано. Ей не хочется говорить, что вообще-то «этот ублюдок» подошел очень близко к тому, чтобы действительно сломать ее. Однако Эдмунд, пожалуй, прав. Пока еще не сломал.       — И не сможет… — повторяет она вслух задумчиво и заставляет себя отстраниться, — у тебя есть какой-то план?       — Смутный. Честно говоря, я не собирался предпринимать что-то сейчас, но… Ты можешь дать мне контакты Витторио?       Она успевает продиктовать ему номер, заученный ею наизусть с черной визитки, и, когда Дэвис убирает блокнот с цифрами во внутренний карман, тишину в комнате разрывает короткий телефонный звонок. Эдмунд встает и подает ей руку.       — Умойся ледяной водой, поможет от следов слез. Я свяжусь с мистером Пузо, и, скорее всего, появлюсь завтра на ужине, чтобы отвлечь Джулиано от тебя. Будь осторожна сегодня. Сомневаюсь, что он вернется в хорошем настроении.       Элизабет следует за ним к двери, мысленно досадуя на недостаток времени. Когда Эдмунд стучит по дереву, привлекая внимания парня снаружи, она тянет его за руку и быстро целует в щеку.       — Спасибо, — выдыхает она ему на ухо.       Эдмунд сжимает ее ладонь и улыбается ободряюще.       — Будь сильной, — напутствует он и выходит из комнаты.       Эту фразу она повторяет себе впоследствии постоянно, начиная с этого же вечера, когда Джулиано влетает в комнату и, не слушая ее торопливые приветствия, швыряет ее на кровать.       Дни после этого набирают темп, Франческо постоянно находится в отвратительном настроении, потому что кто-то ежедневно устраивает мелкие диверсии и проблемы в его заведениях. Дэвис иногда появляется в поле зрения, и Элизабет испытывает облегчение, даже когда просто замечает его в коридоре отеля. Витторио чаще связывается с ней, а в ее сумочке иногда появляются клочки бумаги, где узнаваемым почерком Эдмунда написаны слова поддержки. Она ждет, ждет, ждет, пока наконец Витторио, с предосторожностями пригласив ее в свой особняк, не назначает точную дату — день рождения Джулиано.       Дэвис приезжает уже после того, как они повторили план, и выходит в сад во время ее практики с пистолетом.       — Ты теперь хочешь, чтобы она это сделала? — спрашивает он без приветствий.       Витторио убирает руки с бедер Элизабет — он помогал ей с правильной стойкой при стрельбе и ничего больше — и зачем-то поправляет свое итак идеально сидевшее пальто.       — Просто мера предосторожности на случай, если что-то пойдет не так. План прежний.       — Привет, Эдмунд, — с легким смешливым упреком добавляет Элизабет.       — У тебя хорошее настроение? — улыбается ей Дэвис.       Она передергивает плечами и опускает пистолет, от веса которого уже ноют кисти.       — Завтра все закончится, — размыто отвечает она и смотрит на мишень, где темнеют следы от выстрелов, — завтра он умрет.       Некоторое время все трое молчат. Элизабет все сверлит взглядом мишень, представляя на ее месте Джулиано. Сейчас, в этот тихий момент, ей кажется, что она сможет выстрелить, дойди ситуация до такого. Будет легче, чем стрелять в Леонардо. Может быть, она даже сделает это с удовольствием.       Дэвис разрывает тишину хлопком в ладоши, таким громким, что Элизабет невольно вздрагивает.       — Надо сказать, осознание этого несколько бодрит, да? — говорит он так, словно речь идет о каком-то празднике, а не о спланированном убийстве.       — Подобная жажда крови редко встречается у джентльменов вашего статуса, — вставляет Витторио сухо.       — Так уж редко? — с усмешкой переспрашивает Эдмунд, а потом пожимает плечами, — Кроме того вы, мистер Пузо, видите тягу к крови там, где ее нет. Неудивительно для человека вашего статуса.       — Мы сейчас все в одном статусе, — отрезает Элизабет и встает между ними, — сосредоточимся на деле.       Она успевает заметить проблеск удивления и, как ей кажется, уважения в глазах Витторио, прежде чем он отводит взгляд, указывая жестом на дорожку, ведущую к дому. Элизабет ставит пистолет на предохранитель — получив на это одобрительный кивок Витто — и первой начинает шагать к дверям. Мужчины безмолвно следуют за ней, и она буквально чувствует, как они мысленно грызутся друг с другом за ее спиной. Это было бы забавно, если бы только она могла вырвать ситуацию из удручающего контекста.       — Обычно на входе выборочно обыскивают, — говорит Дэвис в доме, когда Витторио отдает Элизабет набедренную кобуру, которую можно спрятать под платьем, — но, думаю, он достаточно доверяет тебе. Все обойдется.       — Откуда ты знаешь? — тянет Элизабет, стараясь думать о чем угодно, кроме ее завтрашней миссии, — Ты бывал на его днях рождения?       — Один раз, когда он отмечал в клубе, — Эдмунд пожимает плечами и довольно очевидно прячет от нее взгляд, — я сбежал как раз до того, как там началась какая-то мелкая заварушка. Слышал, что кого-то пристрелили. С тех пор Джулиано в основном отмечает праздники в узких кругах.       Элизабет вздыхает и уже собирается сменить тему — настрой в комнате явно не подходит для того, чтобы выпытывать из Дэвиса то, о чем он говорить не хочет — но замечает задумчивый взгляд Витторио.       — А что насчет тебя? — спрашивает она с интересом.       — Я бывал несколько раз, но прекратил там появляться как раз после упомянутого инцидента.       После этих слов оба мужчины переглядываются так, словно знают что-то тайное и запретное, недоступное простушке Колвин. Элизабет вздергивает брови, удивленная подобной дерзостью — она все еще в комнате в конце концов.       — Если вы сейчас признаетесь, что на самом деле сто лет как знакомы, то я вас, наверное, убью, — говорит она с милой улыбкой.       В этот раз повисшая пауза совсем короткая, потому что Эдмунд, переварив ее слова, начинает смеяться в голос. Смех его может быть немного нервный, но очень заразительный, и Элизабет подхватывает и тоже хохочет, параллельно ощущая, как ледяной комок нервов чуть-чуть разматывается и перестает давить на легкие. Она переводит взгляд на Витторио, и от его широкой теплой улыбки ей становится совсем спокойно. Ее вдруг отпускает безумный страх неизвестности, и на смену ему приходит чувство, что у нее есть опора. Что бы не случилось, ее вытащат.       После прощальных напутствий Витторио Эдмунд вызывается отвезти ее обратно в прачечную. Они довольно долго едут в комфортной тишине, пока Элизабет, на грани полудремы, не взбрыкивает резко, от чего Дэвис дергается и выворачивает руль влево. К счастью, дорога пустая, и ничем фатальным это не заканчивается.       — Что с тобой? — севшим голосом спрашивает Эдмунд.       — Я п-просто кое-что вспомнила, — раскрасневшись от стыда бормочет Элизабет, — извини.       — Важное? — Дэвис бросает на нее внимательный взгляд, эффект от которого немного нарушается необходимостью следить за дорогой.       — Нет, — вздыхает она, — я… все время забываю спросить, как все-таки ты познакомился с Джулиано.       После короткой заминки Эдмунд смеется и качает головой.       — Мы уже почти приехали.       Несколько разочарованная, Элизабет покорно кивает и начинает поправлять волосы, поглядывая в боковое зеркало — как будто кому-то, кроме Джулиано и мисс Молли, не плевать на ее внешний вид. Дэвис молчит до тех пор, пока они не паркуются у задней двери прачечной. Элизабет собирается уже выйти, когда Эдмунд кладет руку ей на плечо.       — Здесь нет двойного дна, клянусь, — говорит он с улыбкой, и из-за долгой паузы Элизабет требуется пару мгновений, чтобы вспомнить, о чем речь, — суть в том, что все, кто при деньгах или власти, рано или поздно пересекаются с Джулиано, приходят на поклон, если можно так сказать.       — Все?       — Ну…все слабые духом точно.       — Ты не создаешь впечатления слабого духом, — подчеркнуто серьезно говорит Элизабет, — даже наоборот.       Эдмунд переводит взгляд на пустую аллею перед ними и, вздохнув, облокачивается о руль.       — Сейчас, может быть, — отвечает он теперь уже без тени улыбки, — но когда мои…когда я стал главой семьи, у меня не было никакого опыта в светском общении с мафией. Повезло, что Джулиано тогда увяз в борьбе с другими семьями, и мне удалось как-то отдалиться от него и мафии в целом. Да и, если честно, я не был для них особо полезен.       Нехорошее предчувствие похожее на комок в горле почти останавливает Элизабет от следующего вопроса, однако она вдруг задумывается о том, когда еще будет такой удачный момент для подобного разговора.       — Почему? — тихонько спрашивает она и берет Эдмунда за руку, чтобы хоть как-то поддержать его. Он, в свою очередь, разглядывает дверь прачечной. Элизабет сжимает его ладонь, и только тогда он наконец обращает на нее внимание, словно до этого вовсе не помнил о ее присутствии.       — Ну, наверное, не очень подхожу для роли торговца людьми, — наконец улыбается он, но веселья в этой улыбке нет, — и еще…любимая тактика Джулиано, шантажировать через угрозы твоим близким. Ты ведь помнишь, как Росси пытался достать тебя через отца.       — Да, — по инерции говорит Элизабет. Ей очень хочется отмотать время и остановить себя, не начинать этот разговор, потому что она прекрасно понимает, что Дэвис имеет ввиду. Элизабет вздыхает — она и сама знает, что такое одиночество, но у нее всегда была семья…       Эдмунд смотрит ей в глаза пару секунд, а потом вновь растягивает губы в пустой улыбке, отстраняется и смеется — смех у него получается довольно убедительный. Прежде, чем он успевает сказать что-нибудь, она тянется к нему и целует его в щеку. В последний момент Эдмунд слегка поворачивается, и Элизабет вспыхивает, осознав, что вместо щеки поцеловала его в уголок губ. Она отстраняется и резким движением одергивает платье, чтобы как-то занять руки. Краем глаза она видит, как на лице Эдмунда медленно появляется ухмылка довольной лисицы.       — Мне, наверное, пора, спасибо, что подвез, — скороговоркой говорит Элизабет и выскакивает из машины.       — Подожди… Лиза!       Подставное имя заставляет ее замереть на месте — реальность обрушивается на нее очень уж резко и болезненно. Вот черт, а ведь сидеть вот так вот в машине на виду у всех ужасно глупо! Все эти разговоры и приятное общество Эдмунда и Витторио должно быть затуманили ей разум. Забытая мысль «что, если Франческо узнает» напоминает о себе тянущей фантомной болью. Элизабет делает глубокий вдох, и заставляет себя успокоиться. Эдмунд кладет руку ей на плечо и, когда она поднимает взгляд, собирается обнять, но Элизабет жестом останавливает его, потихоньку возвращаясь в роль Лизы. Дэвис медлит секунду, а потом понимающе кивает.       — Завтра все получится, — говорит он вполголоса, — ты справишься.       — Я справлюсь, — кивает Элизабет.       Эдмунд быстро оглядывается и затем ласково касается ее щеки кончиками пальцев, так быстро и невесомо, что она даже не успевает возмутиться.       — Удачи. Я в тебя верю. И буду рядом, хорошо?       — Ладно. Завтра… — Элизабет выдыхает и чувствует, как у нее стучит сердце, — Завтра все кончится.       — Все кончится, — повторяет Эдмунд и щелкает ее по носу, — не думай об этом слишком много. Ты любишь все анализировать, но сейчас…       Она закатывает глаза и отталкивает его от себя. Дэвис смеется, а Элизабет, изображая крайнюю степень раздражения, разворачивается и идет к дверям прачечной. На этом они расстаются. Элизабет забирает свежевыстиранные вещи и возвращается в Воробьиную Комнату, благодаря бога, что сегодня она ночует отдельно от Джулиано. Несмотря на нервы, ей удается проспать несколько часов, и на следующий день даже нет необходимости замазывать синяки под глазами.       Утром она собирается с ощущением, будто ее отправляют на фронт. В Воробьиной Комнате из ее имущества в основном только платья с различной степенью открытости, и она оставляет их там без особого сожаления. В ее сумочке лежит помада и больше ничего, берет она ее только для того, чтобы вертеть что-то в руках.       Джулиано приезжает за ней минута в минуту к назначенному времени, и в машине Элизабет расспрашивает его о семье, пытаясь отвлечь — каждый раз, когда его ладони ложатся ей на бедра или грудь, сердце ее пропускает удар от ужаса. Однако улыбка Лизы Доусон не меркнет, и ее щебетание все такое же приторно радостное, как бы не дергалась внутренне Элизабет Колвин. Пистолет надежно скрыт вычурной юбкой ее платья, хотя ей и кажется, что металл раскаляется и тяжелеет с каждой минутой.       У Франческо чудесная семья. Элизабет заставляет себя улыбаться, но улыбка от нервов получается слишком широкая и, когда миссис Джулиано справедливо начинает беспокоиться, приходится болтать о том, как важна для нее эта встреча и как она волнуется. Все эти слова — правда, только не в том смысле в каком, смеясь, воспринимают это Франческо и его мать. Элизабет использует свою псевдоложь как предлог и уходит в уборную.       Когда она отвязывает кобуру от бедра, ей кажется, что она сбросила с себя килограмм десять. Руки у нее трясутся ужасно, и проклятый карандаш ломается при попытке подвести бровь. Элизабет раздраженно швыряет его в мусорную корзину и еще пару минут стоит, пытаясь продышаться.       — Дорогая! — радостно приветствует ее подвыпивший Франческо, когда она наконец выходит в зал, — Иди скорее ко мне!       Элизабет скромно улыбается и, подумав, указывает пальцем на свою бровь.       — Карандаш сломался, — голосом обиженного ребенка жалуется она и, сжав зубы, падает в чужие объятия. Франческо усаживает ее к себе на колени и, смачно чмокнув ее в щеку, переключается на разговор с Марко о какой-то ерунде.       Элизабет старается не поднимать глаза, лишь бы только не смотреть на людей, которые через пару часов потеряют брата, сына, друга. Вина начинает покалывать ее и к концу вечера это чувство превращается в тянущую боль, от которой ничего не спасает. Чтобы отвлечься, Элизабет начинает пристально всматриваться в каждого, кто заходит в заведение. Франческо жмется к ней, расслабленный и довольный, покрывает жадными поцелуями ее лицо и шею, а Элизабет думает только о том, под каким предлогом ей отстраниться, чтобы выстрел не задел и ее. Если, конечно, Витторио все-таки успеет, и покушение состоится.       Ближе к полуночи в зал быстрым шагом заходит мужчина, и Элизабет моментально обращает на него внимание — он одет в темные тона, и шляпа низко надвинута на его глаза, уже одно это вызывает подозрения. К счастью, Франческо абсолютно беспечен, удивительно для человека его статуса. Элизабет встает под надуманным предлогом и на ватных ногах идет к барной стойке. Наверное, думает она, даже такие как Джулиано, иногда дают слабину. А может он думает, что неуязвим настолько, что никто не дерзнет перейти ему дорогу.       Мужчина — Элизабет почти уверена, что он человек, о котором говорил Витторио — что-то заказывает, даже не глядя толком в меню, а потом встает и быстрым шагом идет к уборной. Элизабет берет кувшин с чем-то — пунш, сок? — руки у нее дрожат, и алая жидкость разливается по столешнице. Сейчас, сейчас, сейчас, сейчас…!       Выстрел.       Тишина.       ...Или это стук ее сердца в ушах заглушает все звуки? Элизабет оборачивается, и ее взгляд моментально пересекается со стекленеющими глазами Франческо. Он смотрит на нее в упор. Кажется, будто его губы шевелятся, словно он говорит что-то ей, Лизе Доусон… Или слова эти предназначены для Элизабет Колвин? Она делает шаг вперед. Как хочется сказать ему... Как хочется, чтобы в последние мгновения его душа горела от ненависти и унижения...       Кто-то вцепляется в ее руку, и она взбрыкивает по инерции, пытаясь вырваться. Рядом с ней стоит мать Франческо. Она, кажется, не понимает, кого держит за руку, лицо ее искажено в гримасе такого ужаса, что Элизабет шагает к ней просто на инстинкте, в слепой попытке помочь. Мгновение, и женщина оседает на колени. Элизабет сгибается под ее весом. В этот момент вся какофония звука вдруг резко обрушивается на нее, и она понимает, что женщина рядом с ней вопит, надрываясь, от горя.       — Мама! Лиза! Сюда!       Их поднимают на ноги. Миссис Джулиано начинает неистово вырываться, и Элизабет не успевает отшатнуться — случайный взмах руки попадает ей по лицу. Одновременно с этим кто-то резко тянет ее за запястье, их куда-то ведут. Элизабет оборачивается, пытаясь разглядеть на полу тело Джулиано, убедиться, что он мертв, но видит только размазанную по полу лужу крови. По ресторану бегают люди, начинают раздаваться выстрелы — может быть подоспели остальные люди Витторио, кто-то еще ведь должен прийти? За ней? Ее кто-то спасет?       Она немного приходит в себя на улице — Марко вытащил миссис Джулиано, а Элизабет увязалась за ними на прицепе, потому что женщина железной хваткой вцепилась в ее запястье.       — Куда мы идем? — дрожащим от паники голосом спрашивает Элизабет, наспех пытаясь сляпать подобие маски Лизы Доусон. Ее взгляд лихорадочно метается по улице, но никого-никого знакомого нет. Неужели ее бросили? Оставили одну?       Марко тянет ее ближе к себе и открывает рот, чтобы ответить, но не успевает. Он вдруг дергается в сторону и, охнув, валится на землю. От визга миссис Джулиано закладывает уши. Элизабет опустошенно смотрит, как женщина падает на колени возле мертвого сына — это был выстрел, его застрелили… На белой рубашке Марко алеют до странного яркие пятна.       Элизабет опускает взгляд и видит такие же на своем платье. На платье, на перчатках, везде — она лихорадочно сдирает тонкий шелк с ладоней и растирает лицо, явственно ощущая на коже омерзительную влагу — чья это кровь? Марко? Джулиано? Сколько крови теперь на ее руках? Все звуки на мгновение затихают, а потом возвращаются накатывающей волной — выстрелы, крики, звон, отдаленные сирены. Элизабет закрывает уши руками и срывается с места. Убежать отсюда, куда-нибудь, хоть куда-то, боже, кто-нибудь, где, где все, черт подери?!       Чужие руки ловят ее, и она не делает попытки вырваться, сама даже не понимая почему. Может быть, силы наконец ее подводят, а может причина в том, что объятие, в котором она оказывается, знакомое, и ее тело расслабляется прежде, чем разум успевает догнать происходящее.       — Тише, тише, — шепчет Эдмунд, поглаживая ее по волосам, — все кончилось.       — Увези меня, — выдавливает Элизабет. Собственный голос, сиплый и ломанный, кажется ей чужим. Вместо того, чтобы встать, она только крепче прижимается к Эдмунду, повторяя мысленно его слова, но сердце все так же болезненно колотится, не желая верить, что кошмар наконец-то подходит к концу. Все. Он там, в ресторане. Мёртв. Его не могли спасти. Мёртв...       Проходит довольно много времени, прежде чем она приходит в себя. Паника отступает, и на смену приходят ощущения того, что на улице холодно, что у нее саднят колени и подергивает болью порез на щеке — видимо последствия случайного удара миссис Джулиано. На плечах ее пиджак — она не помнит, в какой момент Эдмунд отстранялся, чтобы снять его с себя и накинуть на нее.       — Полегче? — тихо спрашивает Дэвис.       Элизабет кивает и отстраняется. Эдмунд помогает ей встать на ноги, и они молча идут к машине — она припаркована в паре кварталов, мера предосторожности. Элизабет не выпускает чужую ладонь до тех пор, пока они не садятся в машину.       — К Витторио? — спрашивает Эдмунд, нерешительно постукивая пальцами по рулю.       — Он разве не здесь? — вопросом на вопрос отвечает Элизабет, стараясь скрыть свое разочарование от подобного предположения.       — Я имел в виду его особняк, мы договорились встретиться там, — неловко пожимает плечами Дэвис, — он бы тебя не бросил, Элизабет.       — Понятно, — бесцветно отвечает она и замолкает. Дэвис поглядывает на нее, но не решается нарушить тишину. Элизабет прикрывает глаза, ощущая, как вместо паники ее начинает окутывать противная апатия. Она трясет головой, пытаясь прогнать это чувство. Разве не должно ее сейчас колотить от радости?       Она представляет, как вечером Витторио возвращается — если он переживет эту ночь — и рассказывает ей о том, как все прошло. Эта мысль кажется чуждой, противной. Ей не хочется ехать в особняк, обсуждать произошедшее, снова говорить о смерти, говорить о нем. Ей, в общем-то, почти ничего не хочется. Разве что…       — Можешь отвезти меня к родителям? — неуверенно и тихо спрашивает она. Как только слова срываются с губ, приходит и четкое понимание — да, это именно то, чего она действительно хочет сейчас. Побыть с семьей. В безопасности. Дома.       Она видит, как по лицу Эдмунда пробегает что-то похожее на изумление, но он быстро отворачивается, пряча глаза. Элизабет напряженно смотрит на него, раздумывая о том, какие причины могут останавливать его — первым в голову приходит просто нежелание так далеко ехать, но это, наверное, глупо. Придумать другие она не успевает, потому что Эдмунд резким дерганным движением заводит двигатель.       — Нужно сначала заехать, купить тебе другую одежду.       Он не комментирует то, что все ее платье заляпано кровью. Элизабет выдыхает и обмякает в кресле. Осталось потерпеть пару часов, и можно будет наконец по-настоящему расслабиться.       — Только не вези меня в какой-нибудь дорогущий бутик, — находит в себе силы пошутить она, — мама не поймет, если я приеду посреди ночи в платье за несколько тысяч долларов.       — То есть шофер в костюме за несколько тысяч долларов ее не смутит? — усмехается Эдмунд, выруливая из темной улочки на основную дорогу.       — Я…не знаю, — Элизабет устало облокачивается локтем на дверцу, и ерошит себе волосы, окончательно разрушая потрепанную укладку, — что-нибудь совру, наверное. Есть идеи?       — Только плохие.       В итоге они все-таки заезжают в фешенебельное ателье при отеле, потому что в такой час особого выбора по части открытых магазинов нет. Оттуда Элизабет звонит домой и, запинаясь, придумывая тонну лжи на ходу, говорит матери, что приедет через пару часов. Миссис Колвин, на удивление, принимает это спокойно, наверное, чувствует, что вопросы лучше отложить на потом. От телефона Элизабет отходит с поблескивающими от слез глазами. Никто это не комментирует.       Элизабет почти ожидает, что выбор одежды затянется также, как вечность назад было перед балом выпускников, но Эдмунд не говорит ничего и молча оплачивает выбранный ею хорошенький пиджачный костюм. Переодевшись, Элизабет возвращает ему его пиджак, в который она куталась, скрывая следы крови от работниц магазина. Новая одежда придает ей сил. Кажется, будто она сбросила с себя проклятый образ Доусон окончательно.       — Там на подкладке вроде остались пятна, — смущенно кается она, когда они возвращаются в машину.       Эдмунд пожимает плечами.       — Отдам в химчистку, — говорит он будничным тоном, — давай лучше разберемся, по какой дороге нам ехать. Я тут раздобыл карту, пока ты переодевалась.       — Где? — озадаченно тянет Элизабет, машинально выглядывая в окно, откуда виднеется яркая вывеска посещенного ими отеля.       — Секрет фирмы, — загадочным голосом отвечает Эдмунд и театральным жестом выхватывает сложенную карту из внутреннего кармана. Это довольно очевидная попытка рассмешить и, хотя Элизабет это прекрасно осознает, на ее лице все равно появляется робкая улыбка, которая становится шире, когда она замечает, как у Эдмунда светлеют глаза при виде ее реакции. Дэвис с преувеличенным энтузиазмом разворачивает сверток, и Элизабет, помедлив, пододвигается к нему поближе — чтобы лучше видеть карту, разумеется.       Они немного спорят на тему того, какой путь из двух короче — вся перепалка ужасно напускная, немного нелепая и заканчивается смехом и решением ехать по третьей дороге, чтобы проехать мимо какого-то озера. Поездка по пустой ночной трассе занимает около часа, и весь этот час Эдмунд практически без умолку болтает о всякой ерунде. Элизабет слушает его с благодарностью, радуясь, что не надо сидеть в душной тишине, погруженной в свои невеселые мысли.       Дэвис подвозит ее прямо к калитке и, едва они останавливаются, из дома выбегают ее родители. Миссис Колвин бежит, на ходу заворачиваясь в шаль. Элизабет выпрыгивает из машины и, не удержавшись, сразу же бросается в объятия матери. Довольно отчетливо ощущается взгляд Дэвиса, но в этот момент Элизабет это не волнует. Она не испытывает никакого стыда, только долгожданный покой и робкую легкость — наконец-то она дома, вдали от всего пережитого ужаса. Ей приходится приложить усилия, чтобы не заплакать.       Когда Элизабет наконец находит в себе силы отстраниться, родители ее обращают внимание на Дэвиса. Эдмунд делает довольно достойную попытку, но все-таки устоять перед напором миссис Колвин у него не получается, и вскоре они все оказываются в доме, за кухонным столом.       — Я только выпью чай, и поеду, — раз в пятый повторяет Эдмунд смущенно, — мне завтра на работу.       — А тебе, Элизабет? — миссис Колвин бросает на дочь оценивающий взгляд, а потом подкладывает Дэвису на тарелку кусок пирога, очевидно пользуясь тем, что он не решается перебить ее, — Разве вы не работаете в одной газете?       — Да, я…я забыла, — отвечает Элизабет и тянет Дэвиса за рукав, — мам, я украду Эдмунда на минутку?       Не дожидаясь толком ответа, она вытаскивает Эдмунда из-за стола и ведет его в коридор. Дэвис как будто читает ее мысли, и останавливается у телефона.       — Хочешь позвонить Витторио? — спрашивает он неопределенным тоном.       — Уже прошло столько времени, — Элизабет берет трубку, но почему-то не решается набрать номер сходу, — думаешь, с ним все в порядке?       — Уверен, — пожимает плечами Эдмунд, — но если он сейчас соврет тебе по телефону, то я все равно сам проверю. Мы договорились, что я так или иначе заеду к нему сегодня.       — Вы теперь друзья? — неловко шутит Элизабет.       Дэвис усмехается криво и ничего не отвечает, не оставляя ей пространства для дальнейшего оттягивания времени. Вздохнув, она быстро набирает номер по памяти. Во рту у нее появляется какой-то кислый привкус.       Кажется, проходит вечность, прежде чем Витторио наконец берет трубку.       — Мисс Колвин? — произносит он привычно спокойным голосом.       Элизабет выдыхает и с облегчением прислоняется к стене. Она почти ожидала уже, что ответит Нино и скажет, что Витторио… Она заставляет себя выкинуть эту мысль из головы.       — Ты в порядке?       — Да. Все прошло отлично, однако…нам еще многое предстоит решить.       Повисает неловкая тишина. Элизабет растерянно обводит взглядом узоры на ковре, главным образом, чтобы не смотреть в сторону Эдмунда.       — Мисс… — начинает Витторио, но, кашлянув, исправляет себя, — Элизабет. Где ты сейчас? Вотерлайф?       — Я вернулась домой, к родителям…— она рассеяно накручивает на палец прядку волос, — Прости…       — Понимаю, — в голосе Витторио проскальзывают призрачные печальные нотки, — Дэвис с тобой?       — Да, — Элизабет бросает взгляд на Эдмунда по инерции. Он ободряюще улыбается ей, — он привез меня. Витторио, тебе нужна моя помощь? Я готова вернуться в город завтра.       — Мы справимся, — усмехается Витторио, — Элизабет, ты проделала отличную работу. Отдыхай. Следующие несколько дней в Нью-Йорке будет неспокойно, поэтому может быть твое отсутствие даже к лучшему.       — Думаешь, Лизу Доусон кто-то будет искать?       — Сомневаюсь, но, если кто и посмеет, я разберусь. Ты под защитой моей семьи, Элизабет.       Даже через трубку Элизабет чувствует, насколько искренне Витторио произносит эти слова. Она улыбается, не зная, как выразить свою благодарность и, кажется, собеседник ее это понимает. Впрочем, меньшего от Витторио она и не ожидала.       — Уже поздно, — говорит он, возвращаясь к своему обычному вежливому и ровному тону, — мы можем продолжить наш разговор завтра. Полагаю, ты устала за день.       — Да, очень, — произносит она и замечает, как Эдмунд опускает взгляд в пол. Элизабет прикусывает губу — не может же быть, что он ревнует? Она чувствует, как у нее слегка краснеют щеки, и отворачивается, чтобы спрятать свое неожиданное смущение. Смущение, а не стыд... Она почти забыла, что может испытывать что-то настолько невинное. Ощущается чудесно. Как глоток свежего воздуха.       Витторио слегка прочищает горло на том конце провода, и Элизабет сжимает зубы, досадуя на себя на затянутое молчание — наверное, она действительно устала.       — В таком случае, доброй ночи, — голосом, в котором ей чудится насмешка, произносит Витторио.       — Да, доброй ночи, Витторио.       Она хочет сказать еще что-то вроде «я позвоню завтра», но в последний момент запинается, и момент теряется. Витторио кладет трубку. Элизабет выдыхает и, улыбнувшись, оборачивается к Дэвису.       — Думаю, мне тоже пора, — говорит он, поймав ее взгляд, — мне ведь действительно нужно на работу завтра. Поможешь мне улизнуть из рук твоей мамы?       — Улизнуть? — посмеиваясь, переспрашивает Элизабет.       — Пойми правильно, она чудесная женщина, — Эдмунд расплывается в улыбке, и Элизабет машет руками, обрывая его объяснения.       — Понимаю, может даже не начинать, — вздыхает она и берет Дэвиса за руку, — идем, выведу тебя через другую дверь.       От нее не укрывается то, как Эдмунд моментально роняет взгляд на их сцепленные руки. Элизабет прибавляет шаг, чтобы Дэвис не видел ее довольную улыбку. Это, однако, вскоре становится бесполезной мерой, потому что на улице они предпринимают попытку прокрасться под окном кухни, и миссис Колвин их замечает. Элизабет сама не знает, откуда берется эта идея, но она вдруг срывается с места и тащит готового сдаться в материнские руки Эдмунда прочь. В результате, когда они подбегают к машине, то оба хохочут практически в голос, пытаясь не задохнуться в процессе.       Элизабет обвивает Эдмунда руками и роняет голову ему на грудь, под предлогом короткого отдыха. Ей легко представить, что сердце его колотится вовсе не от бега. Дэвис неуверенно кладет руки ей на талию, словно прощупывая дозволенные границы. Элизабет прикрывает глаза, позволяя себя на мгновение расслабиться и раствориться в чувстве безопасности.       Так хочется верить, что все то время, что она провела с Джулиано — сон, просто ночной кошмар. Элизабет прикусывает губу и глубоко вдыхает запах чужого парфюма в попытке выгнать из головы образ Франческо, удивляясь, как одна только мысль о нем вызывает в ней вот это мерзкое липкое чувство паники.       — Ты в порядке? — тихо спрашивает Эдмунд.       — Нет, — честно признается Элизабет и, шагнув назад, машинально поправляет остатки роскошной прически, — но буду. Наверное.       Дэвис начинает неловко крутить в пальцах свою фамильную печатку, и Элизабет сразу же переключается и прячет улыбку, наблюдая украдкой за его нервозностью. Все это настолько отличается от грязной атмосферы, в какой она жила эти дни, от того, как, словно масляные, по ней проходились чужие похотливые взгляды, от того, как она не владела своим телом, решениями, выбором. Она чувствует вдруг себя так, словно выбралась из темноты на ярко освещенный путь.       — Я просто… Не знаю, как помочь тебе, — неожиданно говорит Эдмунд, — что я могу сделать?       Элизабет пожимает плечами, не поднимая глаз.       — Наверное, мне просто нужно время.       — Я понимаю, — смиренно кивает Дэвис, — но, если только тебе что-то нужно, ты говори, прошу. Я что угодно для тебя сделаю, Элизабет. Ты…       Он замолкает и растерянно улыбается, глядя куда-то в сторону. Элизабет тихо смеется и качает головой. Все нужные слова еще будут сказаны, ей верится в это искренне. Она чувствует теперь, что ее впереди ждет жизнь, а не клетка, а значит… Значит можно позволить себе остановиться и выдохнуть. Не торопиться. Не бежать. Одну вещь, однако, хочется сделать прямо сейчас. Элизабет делает шаг и, обняв Дэвиса за шею, коротко касается губами его щеки. Когда Эдмунд поднимает глаза, она роняет взгляд ниже, и он, к счастью, понимает намек и целует ее. Элизабет позволяет себе потеряться — сейчас к черту мысли.       Эдмунд отстраняется первым. Он улыбается. Элизабет нежно гладит его по щеке, думая — вот так просто. Не боясь удара, крика. Вот так просто.       — Возвращайся, — просит она, — возвращайся ко мне.       — Вернусь.       Когда он уезжает, она долго стоит на дороге, глядя ему в след, ощущая себя…собой. Элизабет Колвин, вот кто она. Та, кто будет жить дальше, та, кто имеет значение. Та, кто проживет свою жизнь счастливой.       Элизабет разворачивается и возвращается в дом. В эту ночь она спит, впервые за долгие недели, спокойно, без сновидений.