Будь моим смыслом

Кто-то когда-то сказал, что смерть — не величайшая потеря в жизни. Величайшая потеря — это то, что умирает в нас, когда мы живем... Холм одного дерева (One Tree Hill)

      Полумрак темниц. Золотистое сияние от стен камер. Шелест страниц книги, которую читал Локи. Не прекращающаяся болтовня других заключенных. И так каждый день. Если бы не одно разительное отличие. Новым звуком нижнего этажа стало звонкое цоканье женских каблуков. Ритмичное, будто оно отбивало удары чьего-то сердца, и совершенно не подходящее для этих мест.       Лафейсон даже поднял голову от страницы книги, чтобы посмотреть, что же за пташку принесло в темницы. Неужто милая особа решила кого-то навестить? Однако… пташка была закована в кандалы, а ее уверенная осанка и равнодушный взгляд говорили сами за себя.       На лице бога коварства в одно мгновение расплылась саркастическая ухмылка, а книга в руках захлопнулась, издав приглушенный звук. Даже не зная того, как выглядела Сигюн, спутать ее с кем-то было практически невозможно. Ведь она, в отличие от своего брата и сестры, была чертовски сильно похожа на мать. В то время, когда Фрейа и Фрейр золотом волос и глубиной карих глаз походили на Ньерда, младшая дочь бога морей была чуть ли не точной копией своей матери. Как и Скади, Сигюн отличалась белизной кожи, а ее глаза, словно таинственные снега высоких гор, отливали холодным голубым светом.       Звон кандалов несколько раздражал. И не только Локи, который от одного взгляда на них морщился. Но и принцесса Ванахейма, привыкшая к одиночному заточению в башне, совершенно не предполагала, что цепи будут настолько тяжелыми. Они неприятно впивались в кожу на запястьях и шее. И каждый шаг, словно напоминание, звучало красноречивым перезвоном: «Ты преступница», — в ушах богини.       — А я все гадал, кто же займет соседнюю камеру, — усмехнулся бог коварства, чем привлек внимание Фрейра, но не Сигюн, как рассчитывал на то сам Локи. Богиня продолжала свое шествие до темницы, не теряя поистине королевского величия. Холодная, словно ледники Йотунхейма, и непоколебимая как сама вечная мерзлота.       — Она здесь ненадолго, не переживай, — парировал бог лета и так сладко улыбнулся, будто диалог велся о разведении полевых цветов где-нибудь в Альвхейме. — Что вы там копаетесь? — Фрейр быстро потерял интерес к богу коварства, когда заметил, что с его сестры никак не снимут кандалы. Асгардская стража стояла возле Сигюн и как-то с опаской поглядывала на ее протянутые руки. Смирению девушки могли позавидовать сестры милосердия.       Но что-то подсказывало Локи, что все это было хорошо сыгранной ложью, за которой могло скрываться абсолютно все, что угодно, начиная от дикого нрава и заканчивая совершенно стертой в порошок душой. Он присмотрелся к богине. Утонченная и светловолосая принцесса не вызывала подозрений и уж точно не выглядела так, будто способна кому-то навредить. Так бы подумал каждый, если бы не тот факт, что все они находились в темницах Асгарда.       — Впервые приходится снимать что-то с девушки? — этот вопрос предназначался стражам, которые и впрямь медлили. Боялись? Возможно. — У меня для вас плохие новости, это всего лишь кандалы, — все комментарии Лафейсона благополучно игнорировались, пока Фрейр о чем-то говорил асгардцам. Сопровождение Сигюн к ее новым «покоям» превращалось в слишком уж долгое ожидание. — Я бы помог, но обстоятельства не позволяют, простите, Ваше Высочество, — Локи учтиво и несколько в шуточной форме поклонился принцессе. Сегодняшний день явно отличался от всех остальных, что не могло не радовать мужчину. И на этот раз Сигюн обратила на него свое внимание.       Все еще стоя в стенах новой темницы, когда на руках и шее красовались прочные цепи, девушка повернула голову к неожиданному соседу. Их разделяла лишь тонкая золотистая стена и несколько десятков шагов, отчего сначала богиня даже нахмурилась. Да, стоило уже смириться с тем, что вокруг были не одиночество и тишина, а целый этаж заключенных, которые не будут молча сидеть в своих камерах. Она все еще не проронила и слова даже тогда, когда брат что-то настойчиво говорил асгардским стражам. Но взгляд ее аквамариновых глаз теперь был прикован к богу коварства.       — Какое упущение для нас обоих, — спокойно отозвалась девушка и в приветственном жесте склонила голову. Голос Сигюн показался Локи неправильно безликим, будто принцесса специально заперла внутри себя все чувства и эмоции, при этом нацепив на весь свой образ образ холодной леди. — И как долго вы будете решать, кто снимет цепи? — очень быстро внимание богини вновь вернулось к мужчинам, что так шумно спорили друг с другом.       — Бесполезные остолопы, — сквозь зубы прошипел Фрейр и оказался прямо перед своей сестрой. Настолько неожиданно и резко он возник возле Сигюн, что та неосознанно отшатнулась, а когда поняла этот неверный шаг со своей стороны, то еще сильнее нахмурилась и прикусила губу. На ней все еще была небольшая трещинка после пощечины брата. Неприятно саднило. — Так сильно хочешь приблизить свою казнь?       — Так сильно хочу избавиться от твоего общества, — кривая улыбка появилась на лице девушки. А в это время бог лета уже снимал кандалы с запястий и шеи. Безжалостно и совершенно не заботясь о том, что железки дико натерли. Лишь кинув короткий взгляд на кожу рук, Сигюн заметила тонкие красные полоски. Пришлось размять запястья, чтобы кровь вновь прилила к пальцам. — Как жаль, что твой страх не позволит снять и их, — богиня демонстративно подняла руки, показывая всем присутствующим тонкие браслеты, которые сводили к нулю все магические способности принцессы.       Локи даже не сдержал усмешки, заметив то, как одновременно равнодушно и саркастично принцесса Ванахейма задевала хрупкое эго своего братца. Умело словно заправский кукловод она дергала за ниточки его чувства собственного достоинства.       — Я сниму их, дорогая сестра, когда твое сердце перестанет биться, — Фрейр был настолько близко, что Сигюн ощутила запахи плодородной почвы и теплого солнца, которые сопровождали бога лета на протяжении всей его жизни. Но на этот раз она не отступила, а, наоборот, горделиво подняла подбородок. Льдисто-голубые глаза встретились с карими. Сложно было даже сказать, что эти два бога были братом и сестрой, насколько они были разными.       — Я бы не хотела доставлять тебе такого удовольствия, — и вновь эта широкая улыбка, которая так сильно раздражала Фрейра. Он мечтал увидеть свою сестрицу сломленной и потухшей, но увидев ее перед отправкой в Асгард, прекрасно понял, что сейчас Сигюн была еще более упертой и колкой, чем до своего заточения. Ах, а ведь когда-то ему это нравилось. Нравилось проводить время со своей непоседливой младшей сестрой, пока Фрейа в очередной раз проводила время за прогулками с абсолютно неинтересными ей ванами.       — Ты всего лишь жалкая девчонка! Как ты смеешь? — импульсивность мужчины играла ему не на руку. Слова источали злость и громогласно разносились по нижнему этажу. — Ты ничто!       — Не смей! — Локи был шокирован, услышав сталь в голосе своей новой соседки по темнице. И когда он снова взглянул на ванов, заметил застывшую ладонь Фрейра у лица сестры. Сигюн лишь вздернула темной бровью в ответ на исказившееся гневом лицо бога лета. — Пока я жива, Фрейр, ты не имеешь никакого права оскорблять меня, — никто не замечал того, насколько бушующие эмоции грохотали внутри девушки. Ну… или почти никто.       Бог коварства хмыкнул своим мыслям, заметив то, как сильно Сигюн стиснула челюсть и сжала руки в кулаки. Вану можно было бы лишь посочувствовать, если бы богиня выпустила свои настоящие эмоции на него. Все происходящее и впрямь все больше и больше нравилось Локи. Было приятно наблюдать за тем, как и без того вспыльчивый Фрейр приходил в животную ярость только от одних слов хрупкой девушки.       — Ты ошибаешься, — сощурился ван, но руку все же опустил. Ему многое хотелось сказать или сделать, но вместо этого он повернулся к сестре спиной, чтобы наконец покинуть чертовы асгардские темницы.       — Я все еще принцесса Ванахейма. И останусь ей до своей смерти, — Сигюн не шелохнулась, когда за спиной брата вспыхнула золотистая завеса. — Надеюсь, шоу тебе понравится, — это было последнее, что богиня кинула Фрейру в спину прежде, чем тот ушел. Неожиданно на нижнем этаже все смолкло, будто даже самые шумные заключенные вслушивались в развернувшуюся перед ними драму. — Напыщенный индюк, — непривыкшая к слушателям девушка совсем позабыла о том, что совсем рядом все еще стоял Локи.       — Как и любой, на чью голову с рождения нацепили венец, — саркастически подметил бог коварства и присел на довольно широкий выступ возле золотистой стены. Обычно он любил прилечь здесь с книгой. Только вот, кажется, сейчас было нечто поинтереснее строчек на пожелтевшей бумаге.       — Вы только что назвали и себя, и меня напыщенными индюками? — Сигюн повернула голову к Лафейсону и вскинула бровь. И не сдержала усмешки, когда на ее вопрос Локи развел руками и как-то неопределенно взмахнул головой.       — Что Вы! — плутовская улыбка заиграла на губах мужчины. — У нас с Вами иная роль в этом спектакле. Как насчет козлов отпущения? — это сравнение не совсем нравилось принцессе, хоть она и была с ним согласна. Отвечать она больше не собиралась, а лишь молча направилась на светлый пуф, который, судя по всему, теперь заменит ей кровать. — Неужто не боитесь смерти? — Лафейсон с еще большим любопытством начал наблюдать за Сигюн.       Складывалось ощущение, что богиня либо хорошо играла свою роль невинной овечки, либо все в Ванахейме круглые идиоты, решившие, что тихая и молчаливая девушка могла кого-то убить. И, пожалуй, в этот раз даже сам бог обмана не мог забраться под плотно надетую маску собеседницы.       — Смерть — не то, чего нужно бояться, — Сигюн резко села на кровати, подобрав ноги под себя. Здесь было куда уютнее, чем в башне Ванахейма. Просторно, не так одиноко. Но не было того, что позволяло принцессе просыпаться по утрам. Солнца. Ветра. Запаха природы. Тут вместо пения птиц девушка слышала улюлюканье заключенных и дребезжание кольчуги местной охраны. — Лучше умереть, сохранив свои достоинство и гордость, чем жить, превращаясь в бесхребетный призрак самого себя, — проникновенные слова в считанные секунды стерли саркастичную улыбку с губ Локи.       Пожалуй, тут он слегка иначе взглянул на девушку, что смотрела на него без всякого вызова и страха. Что уж скрывать, она не знала о нем абсолютно ничего, отчего голубые глаза были полны любопытства, припорошенного каплей равнодушия. Никакого осуждения или презрения.       — В чем-то Вы и правы. Но как же иронично. Умереть, будучи бессмертным, — на этот раз Локи задумался о том, сколько раз он подстраивал свою смерть, но еще больше он избегал и настоящей. Бежал от нее, даже не оглядываясь. Но далеко не всем везло, как ему. И Сигюн была прямым доказательством этому, хоть и была куда более праведной и совестливой, чем он сам.       Это и правда было абсурдным, когда в одной камере сидел принц Асгарда, убивший сотни людей и чуть не разрушивший целый город, да и девять миров за компанию, а в другой — принцесса Ванахейма, которая всего-то убила одного альва, если верить слухам. И казнить почему-то собирались девушку, а не Локи.       — Это не понять тому, кто провел в клетке от силы пару месяцев, — Локи заметил то, как уголки губ девушки дернулись в неожиданной улыбке. Она насмехалась над ним! Как над маленьким ребенком, который чего-то не понимал! И мужчине стоило бы оскорбиться и в привычной для себя манере отшутиться, но он лишь опустил взгляд на сложенные в замок руки и улыбнулся. Слабой и отчего-то грустной улыбкой. — Еще лет двести назад я бы и впрямь не смогла смириться со своей участью, — Сигюн так робко пожала плечами, что Лафейсон окончательно запутался.       В его глазах собирался крайне противоречивый образ младшей принцессы Ванахейма. Она была робка, невинна и чиста на первый взгляд, но, если копнуть поглубже, то можно было найти щепотку острого сарказма, горстку умения манипулировать и пару капель поистине царского высокомерия и дерзости. Ко всему прочему, Сигюн, просидевшая не одно столетие взаперти, была по-своему мудра и проницательна. И это чертовски интриговало. Локи хотелось взглянуть на эту особу поближе, попытаться понять ее и, что немаловажно, до ужаса хотелось увидеть правдивую историю смерти альва от рук богини.       — Но теперь у Вас осталось всего семь дней, — хмыкнул бог коварства и заложил ладони под голову. Часы обратного отсчета пробили первые минуты, а секундная стрелка пустила свой неумолимый бег.       — Да, всего семь дней, — и Сигюн улыбнулась, а с губ слетел тихий вдох облегчения.