У судьбы нет причин без причины сводить посторонних. Коко Шанель
Она лежала в кровати, отвернувшись к стенке. Казалось, что каждая трещинка и каждая царапинка была ею изучена. Ужасная стена. Ужасная кровать. До безобразия точно такое же утро, как и вчера, как и последние столетия. Серое. Одинокое. И обезличенное. И только одна мысль то и дело повторялась в ее голове, словно заклинание: «Опять?» Пальцем девушка в очередной раз провела по вязи маленьких трещинок, будто бы это могло избавить ее от той пустоты, что таилась внутри. Однообразие уже не утомляло, оно было словно рябь на гладкой поверхности воды. Размеренное, но никогда не прекращающееся. Остановившись на рванном и резко прекратившемся углублении в стене, девушка отняла руку. Плавно, аккуратно будто в ее пальцах был зажат чайничек с кипятком, который она вот-вот разольет по чашкам. Какое несчастье, что все это благородство и изящество в прошлом. Сейчас и вовсе не нужно было строить из себя благочестивую и смиренную девушку. Следовало бы уже забыть о былом величии. Вот уже несколько столетий Сигюн, дочь Ньерда — царя Ванахейма, проводила каждый свой день в одиночной темнице. Да, кто-то осмеливался назвать это место комнатой. Но сама принцесса бы поспорила с этим высказыванием. Что уж говорить, нужно было быть глупцом, чтобы посчитать четыре серые стены, кровать да стол с зеркалом полноценной комнатой. Но было в этом месте и кое-что прекрасное. Вид из окна оставался единственной вещью, которая напоминала Сигюн, что мир куда больше пустой «клетки». Он простирался за стенами королевского дворца и пел голосом океана, шепотом ветра, дышал жизнью мимо пролетающих птиц. Плавно встав с кровати, богиня поправила свое платье. Не столь роскошное, как в былые времена, но сейчас на что-то большее рассчитывать и не приходилось. Все же Сигюн была пленницей, которую приравнивали чуть ли не к изменнице короны и престола. Не только Ванахейма, но и Альвхейма. Короткий взгляд на зеркало, в котором все ещё было пусто. Как и вчера, как и неделю назад, как, впрочем, и всегда. Даже тени или намека в нем не проскользнуло за все время заточения. В какие-то дни Сигюн даже начинало казаться, что норны обделили девушку, обрекая на жизнь без истинно предначертанного ей мужчины. В остальные же дни принцесса даже радовалась, что не видела нареченного на поверхности зеркала. Никому ведь не понравилось бы, что его судьба — преступница. — Так лучше для всех нас, — спокойно отозвалась девушка и подошла к окну. Толстые металлические браслеты неприятно загремели, встретившись с каменной поверхностью подоконника. А в лицо сразу же ударил свежий и теплый ветерок, пахнущий океаном. Где-то вдалеке к небесам тянулись горы, а на игривых волнах распростертого внизу океана играли солнечные блики. Ванахейм жил и радовал глаз, пусть даже и из окна темницы. За дверьми послышались тяжелые шаги. Кто-то в очередной раз без особой надобности поднимался в башню. Сигюн уже даже не обращала на это внимания, с легкой улыбкой смотря на птичек, которые резво кружили перед ее окном. Такие громкие, живые и свободные, что принцесса даже начинала им завидовать. Дверь противно скрипнула в тот самый момент, когда сама девушка уже протянула руку к паре птиц. Они вот-вот должны были сесть на ее ладонь. Но звук открывающейся двери быстро спугнул их. Сигюн мысленно причмокнула губами от досады, но поворачиваться к неожиданным гостям лицом не спешила. К тому же, она понимала, что в ответ на это лишь вновь увидела бы холодное равнодушие и презрение. Но на этот раз девушку посетили не только молчаливые и вечно угрюмые стражи. — Ты снова ничего не съела, — расстроенный голос пожилой женщины заставил девушку улыбнуться. Магдалина всегда хорошо относилась к Сигюн, несмотря на сотни слухов и королевский приговор. Плавно повернувшись к нянечке, богиня почтительно ей кивнула. — Исхудала, как щепка, — Магда было хотела подойти к принцессе, но стража вовремя ее осекла, прикоснувшись к предплечью. — Да отстаньте вы, она в наручниках и не может колдовать, изуверы, — кто бы сомневался, что старушке удастся приструнить даже взрослых ванов. Мужчины, гремя железными наручами и сапогами, отошли в сторону, но взгляда своего от Сигюн не оторвали. Всегда начеку. — Аппетита нет, — Магдалина лишь недовольно причмокнула на этот комментарий своей подопечной и подошла к ней. Пухленькая и низенькая женщина в свободном платьице выглядела неправильно в столь серой и неприветливой комнате. Сигюн еще помнила, как до заточения в темницу любила гулять по садам Ванахейма, слушая интереснейшие рассказы о растениях от няни. — Ты изведешь себя до голодной смерти, девочка моя, — старушка забавно схватила край платья, которое стало даже велико принцессе, и снова покачала головой. «Мне нет дела до моей жизни», — так и хотела произнести Сигюн. Но вовремя себя осекла. Магдалина точно бы не захотела это услышать из уст своей воспитанницы. Поэтому богиня тактично промолчала и лишь аккуратно убрала мягкие и такие теплые руки женщины от своего платья. Пальцы самой Сигюн мелко подрагивали. Она не то, чтобы часто имела возможность поговорить с кем-то, но эти столь короткие встречи приносили щемящую тоску в груди. — Я была рада увидеть тебя, Магда, — легкая улыбка тронула губы принцессы, а в глазах своей любимой Магды она увидела слезы. Они скапливались в уголках ее глаз, вот-вот грозясь сорваться и потечь по щекам. — Незачем это, — девушка успела вовремя стереть слезу с лица женщины. — Прошло уже не одно столетие, отец не изменит своего решения. — Но это ведь неправильно, — взволнованный голос старушки дрожал от переполняющий ее эмоций. — Ты ничего не сделала, чтобы заслужить этой ужасной участи, — женщина цеплялась за платье Сигюн так, будто хотела забрать девушку с собой, увести прочь из этой ужасной комнатушки. Но могла лишь смотреть на непоколебимое и, казалось бы, равнодушное лицо принцессы. Уже давно Магдалина не видела на нем искренней улыбки. В глубине льдисто-голубых глаз поселилась вековая грусть, припорошенная тонким слоем равнодушного инея. Женщина прекрасно знала, что Сигюн потеряла вкус к жизни и заковала сердце в ледяную клетку. — Я рада, что хоть ты так считаешь, — легко оттолкнувшись от подоконника, богиня поддалась своему желанию обнять Магдалину. От нее, как и всегда, пахло свежим хлебом, душистыми травами и теплом. Это пробудило приятные и уютные воспоминания о другой жизни, жизни «до». — Спасибо, что приходишь ко мне, — прошептала Сигюн на ухо женщине. — Да эти дурни даже еду бы тебе не носили, если бы я не следила за ними, — утирая новую порцию слез, укоризненно произнесла Магда, после чего отстранилась от своей подопечной. К слову, о дурнях. Стражи продолжали стоять у входа, словно истуканы. Двигались только их глаза, которые неукоснительно следили за движениями заточенной принцессы. — Я принесла тебе свежие булочки с карамелью и корицей, твои любимые, — в очередной попытке накормить принцессу старушка протянула ей новую тарелку. И пока старая порция скрывалась в корзинке Магды, то новая ставилась на кровать. — Нам уже пора, — заскрежетал голос одного из мужчин. Латы зазвенели от его слов. — Прекращай этот цирк, Магладина, она заключенная, а не гостья Ванахейма. — Между прочим, молодой человек, она все еще остается твоей принцессой. Прояви уважение, — старушка так и затрясла свежеиспеченной булочкой перед носом вана, отчего тот даже сделал короткий шаг назад. Неужто испугался бойкого нрава Магды? У Сигюн не получилось спрятать улыбку от этого презабавнейшего зрелища. — Совсем манеры растеряли, — продолжила ворчать себе под нос старушка прежде, чем снова вернуть свое внимание к пленнице. — А ты поешь, на, — принцесса даже не успела что-то сказать, когда в ее рту оказался сладкий кусочек выпечки. После долгой голодовки вкус карамели и корицы буквально взорвался на языке, заставив Сигюн прикрыть глаза. Это было чертовски вкусно. Настолько вкусно, что хотелось плакать. Стало интересно, как Магдалина вообще протащила булочки сюда, вопреки всем указом царя. — Тебе и впрямь уже пора, — как бы тяжело это не было, но Сигюн должна была это сказать. Не дай Один, за слишком долгое нахождение в темнице с ней Магдалину могли наказать. И такое уже случалось. Женщина в наказание неделю сидела на воде да хлебе. А с теми нагрузками, которые приходилось выполнять по работе, это было практически также, как питаться воздухом. — Я поем, я обещаю, — напоследок добавила девушка. — На этот раз я поверю тебе, — Магда улыбнулась, отчего вокруг ее глаз собралась паутинка морщинок, после чего она щелкнула принцессу по носу, как делала это всегда в ее детстве. Когда за спинами стражей и нянечки захлопнулась дверь, Сигюн плюхнулась на кровать так, будто она кукла, которой подрезали все веревочки. Слезы беззвучно потекли по щекам. Это все чертовы булочки с карамелью и корицей. Проклятые булочки, которые одним своим вкусом напомнили о прекрасных днях, которые принцесса проводила в стенах когда-то ставшего родным дома. Богиня взяла одну из булочек в руку, при этом перемазав пальцы во все еще негустой карамели. — Прямо как в детстве, — прошептала девушка и откусила небольшой кусочек. Сердце защемило от тоски. Сигюн редко когда позволяла себе быть эмоциональной. Когда ты один на один с собой, то это становилось бессмысленным. А изводить себя слезами и истериками было еще хуже, чем слушать тишину. Но не в этот раз. — Ненавижу, — еле проглотив кусок, неожиданно застрявший в горле, девушка схватила весь поднос и стремительно подошла к окну. Выпечка полетела прочь вместе с подносом с такой скоростью, с которой Сигюн хотела бы выкинуть и свои воспоминания. Но кто сказал, что от этого должно было стать легче? Все сегодняшнее спокойствие затянуло тучами. Уже и солнце, светящее в окно, и птицы, щебечущие за стенами темницы, и даже океанский бриз раздражали. Принцесса замерла посреди комнаты, по ее щекам текли злые обжигающие кожу слезы, а руки безвольными плетьми свисали вдоль тела. Сдерживаемые эмоции накатывали волнами, какая ирония. И каждая новая — была выше и мощнее предыдущей. Воздев голову к потолку, Сигюн тихо хлюпала носом и всеми силами пыталась затолкать рвущийся наружу крик поглубже. Никто не услышит… Тогда зачем сдерживаться? Этот вопрос задала себе и девушка прежде, чем рванный всхлип перерос в отчаянный крик. Оглушительный, переходящий в хрип, крик, от которого закладывало уши, а горло начинало болезненно саднить. Но становилось легче, будто от одного этого звука все проблемы разбегались по углам. Никто не услышит, да…***
Локи подскочил на кровати, оглушенный чужим истошным криком. Это не было в новинку для бога хитрости, но всякий раз заставляло болезненно поморщиться. Женский плач выворачивал душу наизнанку каждый раз, когда Локи слышал его. — Что же у тебя снова случилось? — в пустоту спросил мужчина и сел на совершенно неудобной и узкой кровати. К разочарованию самого бога, его все также окружали мерцающие золотом стены асгардской темницы. Что ж, по правде говоря, Локи и не особо пытался найти свою нареченную. Будучи не самым большим поклонником каких-либо рамок, которые могли так или иначе сковать его жизнь, бог коварства предпочитал избегать зеркал. А зачем ему попадаться на глаза той, кого приготовили ему норны? С его появлением в жизни девушки, пожалуй, появилось бы только больше проблем. По крайне мере, так считал сам Локи, тем самым оправдывая свою отстраненность и равнодушие. Голос девушки все еще шумел в ушах и мешал мыслить здраво, отчего мужчина недовольно нахмурился. Так всегда было. Сначала Локи слышал отчаяние нареченной, иногда даже какие-то слова, после чего в ушах звенело, создавая ощущение чужого присутствия. Это было не самое приятного чувство, которое, по правде говоря, бог даже ненавидел. Он бы предпочел отбывать свое заключение в тишине. Какое несчастье, что последние столетия он то и дело слышал этот мешающий шум в ушах. — Умеешь же ты испортить настроение, — усмехнулся Локи и встал. Делать особо было нечего, хотя так и хотелось сбежать от собственной неожиданно взыгравшейся совести. Отчего-то она напоминала о себе только в случае с нареченной. В остальное же время этот мерзкий голосок молчал и будто бы вообще игнорировал весь мир и каждую шалость бога. Ты решил отрезать прекрасные волосы Сиф? Пожалуйста! Собрался заключать крайне сомнительный спор с гномом Синдри? Не отказывай себе ни в чем! А подшучивать над собственным братом и вовсе было всегда неким спортивным интересом бога. Но стоило только незнакомке напомнить о себе, как Локи выслушивал мысленные нотации от собственной совести. И этот раз не стал исключением. В очередной раз мужчина заметил за собой нездоровое любопытство. Несмотря на свою раздражительность и ненависть к всяким пресловутым узам между нареченными, бог коварства ловил себя на мысли, что ему вообще-то интересно посмотреть на ту женщину, которую, какое несчастье, определили ему в пару. Эта девушка явно могла называться самой «удачливой» среди всех девяти миров. — Может, когда-нибудь и увидимся, — ехидно подметил Локи, после чего налил себе вина. — Когда надоест портить жизнь Тору, например, — несколько глотков успокоили звон в ушах и окончательно избавили бога коварства от липкого чувства на душе. — Ты что-то хотела сказать мне? — на мгновение мужчина замер, после чего все-таки повернулся к иллюзорному образу Фригги. Богиня, будто настоящая, стояла посреди камеры и улыбалась той самой доброй улыбкой, какую, пожалуй, больше никто не дарил самому Локи. — Твоя последняя выходка перешла любые границы, — тяжело вздохнув, произнесла царица Асгарда и сложила руки на груди. — А похоже на то, что мне есть до этого дело? — Локи раскинул руки в стороны, а на его лице замерла привычная для него плутовская ухмылка. Последняя «шалость» и впрямь была что надо. И не важно, что именно она привела бога коварства к заточению. Тессеракт и попытка захватить Нью-Йорк стоили этого. — Я, вроде, не просил меня утешать, — ухмыльнулся мужчина и пригубил вина из кубка. В это время в ушах снова зазвенело, и Локи услышал эхо женского плача: «Ненавижу», — зло прозвучал девичий голос, чем несколько шокировал самого бога коварства. Захотелось даже прислушаться к тому, что могло прозвучать дальше. Но в ушах лишь продолжало неприятно шуметь. Фригга же, судя по всему, в это время что-то упорно продолжала говорить, но мужчина попросту пропустил ее поучительный монолог мимо ушей. Девушка с другого конца незримой связи в эту самую секунду была куда более интересна. Нечасто Локи удавалось слышать ее. И всякий раз голос дрожал от с трудом скрываемой злости. На себя или же на кого-то другого? Мужчина не знал ответа на этот вопрос. — И давно ты слышишь ее? — неожиданный вопрос Фригги заставил Лафейсона встрепенуться и вынырнуть из своих раздумий. — Это не важно, — слова звучали резко, словно бог пытался отрезать себя от нареченной. Но взгляд матери говорил Локи больше слов. И он прекрасно понимал, что эта богиня видела и знала намного больше, чем он вообще был готов ей рассказать. Вероятно, она даже знала о девушке столько, сколько и не снилось самому богу коварства. — Давно, — обреченно отчеканил мужчина. — И как часто? — царица вопросительно выгнула бровь, а на ее губах заиграла легкая улыбка. — Мне повезло, она не истеричка, — хмыкнул Локи, на что получил укоризненный взгляд от названной матери. — Иногда, — отчего-то во время подобных разговоров уже взрослый мужчина снова чувствовал себя нашкодившим мальчишкой. Пожалуй, только Фригга видела его насквозь и могла пристыдить. — Так-то лучше, — последнее, что увидел бог, как силуэт женщины замерцал и растворился в воздухе. И он даже бы не удивился, если бы узнал, что царица навестила его исключительно ради этого разговора. — Это с какой стороны посмотреть.