По ветру чужих берегов

      С неба слышен гул готовящегося к посадке самолёта. По песку бежит маленькая девочка, улизнувшая от строгого родительского взгляда, замедляется и задумчиво вглядывается в светло-серые облака, надеясь разглядеть железную птицу.       — Ассоль, подожди, — Тина кричит малышке вслед и сама, не обращая никакого внимания на пролетающий над ними самолёт, устремляется к берегу, — ноги промочишь, отойди от воды!       Девочка оборачивается на мамин голос, придерживая руками шапку — каштановые волосы развеваются на ветру, а немного отросшая чёлка лезет в глаза. Послушно отходит на пару метров от воды, так, что волны едва достают до её носков, и с надеждой смотрит на подошедшего молдаванина.       — Не бойся ты за неё так, — Дан обнимает жену сзади, даря мимолётный поцелуй в макушку, — сандали в песке, шапка набекрень… что ещё ребёнку для счастья нужно?       — Мам, я же осторожно, — Ассоль, не выдерживая, садится на корточки и тянется к морю, наивно смеясь, когда особо сильные волны достают её рук, — я не заболею и тебе не придётся меня лечить, обещаю.       И Тина с Даном прекрасно знают, что дочь от моря теперь не оторвать. Будучи девятилетней крошкой, она словно общается с волнами, совершенно не боясь приливов, отливов и штормов.       Ведь море тоже живое. Оно также умеет радоваться и сердиться, смеяться и плакать, дружить и обижаться.       И оно никогда не выдаёт детских, наивных секретов.       Потому что море — её самый близкий друг.       — Надо возить её сюда чаще, Тин, — мужчина зарывается носом в рыжие волосы, вдыхая солоноватый аромат, — она же девочка от моря, она должна быть здесь…       Девочка от моря. И Тина не может не согласиться, что родилась их Ассоль правда только благодаря этому побережью.       Благодаря ветрам, вам незнакомым ранее, толстым чайкам и Дану.

***

// flashback //

      — Дан, ты предлагаешь мне что? — надеешься, что ты ослышалась, что он пошутил или хотя бы что-то, ведь это не может быть глупой правдой…       Может, Тина, может.       — Потанцевать, Кароль, что здесь такого? — Дан разводит руками, параллельно усердно листая свой плейлист в телефоне. А Океан Ельзи словно специально начинается не на первую букву алфавита. Так было бы в разы проще, но жизнь-не-мёд снова подводит. — Да ладно, неужели поп-дива страны боится наступить мне на ноги?       — Не боится, — недовольно фыркаешь и красноречиво смотришь на свой внешний вид, — просто глупо как-то это, неподготовленно… В старых джинсах и растянутом худи?       'А что, Тин, без заранее прописанных действий и пары-тройки прогонов ты рядом с Баланом существовать не можешь? ' — мозг, которому явно скучно, предательски бросает тебе вызов, но ты стараешься игнорировать.       Расправляешь плечи и смотришь прямо на него смелым взглядом. Чушь какая — нет, ты не испугаешься такой безобидной и простой просьбы, хотя и немного неуместной в данной ситуации. Нужно принять вызов.       — Не волнуйся, принцу под парусами ты и такая нравишься, — Дан с облегчением усмехается, наконец-то найдя нужный ему трек. — Да брось ты, здесь нас всё равно никто не увидит, стесняться некого.       Ты давишь внутри удивление, когда слышишь начало музыки. Конечно, не сложно было догадаться, что Вакарчук — частый аккомпанемент твоих ночных слёз.       И всё же, чувствуешь что-то тёплое в душе от того, что он включил не что-то из современной попсы, максимально заезженное и трендовое, как сделал бы любой на его месте, а рискнул поделиться тем, что на самом деле ему нравится, тем, чем делятся только со своими.       Мужчина оставляет телефон прямо на песке, всего в метре от прибывающей морской пены, бесстрашно бросая вызов синоптикам с их штормовым предупреждением.       Шторм, бушующий внутри вас каждый раз, когда вы видите друг друга на горизонте, достигает всех ста баллов из десяти.       Ты зачем-то заводишь игру в гляделки со сгущающимися над волнами мертвенно-серыми облаками, и только Даново покашливание возвращает тебя из астрала.       Да, ты трусливо отводишь взгляд, будто ты подросток и учитель поставил тебя в пару с парнем, в которого ты тайно влюблена.       Осталось только покраснеть, Кароль, и всё будет просто прекрасно.       Самое лучшее в ужасной ситуации — первые аккорды музыки на фоне, которые хоть немного скрашивают бесконечные секунды неловкого молчания.       Ты первая понимаешь, что так продолжаться просто не может. В конце концов, в вашей общей копилке уже лежат едкие, словно дым в подъезде общежития, столкновения при камерах. Что за чушь — неужели, будучи двумя первоклассными профессионалами, вы не способны на один лишь танец?       Да, чёрт бы его побрал, не способны.       Потому что танец оказывается нечто более интимным и откровенным, чем секс. Танец вынуждает партнёров открывать друг другу не только тела, но и души. Не только физическая, но и эмоциональная близость. К такому настоящему вы ещё не готовы.

Коли настане день

Закінчиться війна.

Там загубив себе,

Побачив аж до дна.

      Одновременно с первыми словами куплета ты, видя, что инициатива от партнёра так себе, наконец набираешься сил и берёшь всё в свои руки — в буквальном смысле.       Гордо поднимаешь голову, окутывая его самым соблазнительным и томным взглядом, который ещё двумя часами ранее ты не думала адресовать ему, кокетливо отбрасываешь волосы с нежной шеи и облизываешь пересохшие от нервов губы. Видишь, как он тяжело вздыхает.       — Только умоляю, не говорите, что последний раз танцевали на выпускном, мистер Балан, — решительно устраиваешь руки на широких накачанных плечах, борясь с желанием провести ладошкой по торсу через тонкую футболку, — иначе почему Вы так волнуетесь?       — Нет, не скажу, — Дан сжимает твою талию неожиданно сильно и по-хозяйски, будто в самом деле имеет на это право, — потому что я вообще не был на выпускном. Мой класс решил обойтись без пошлой банальщины, к сожалению.       — Как же так? — пытаешься игнорировать сумасшедшие заскоки сердца, когда Балан бесцеремонно, одним рывком притягивает тебя за талию вплотную к себе, и ваши тела явно ближе, чем требуется для танца и допускает какой-нибудь кодекс приличия. Но вырваться не получается, и ты смиряешься. — Какая жалость… Неужели ты не танцевал выпускной вальс с одноклассницей, которая была твоей первой любовью в восьмом классе, и потом, напившись, не лез целоваться к ней?       — Да, и даже не встречал рассвет, до сих пор не понимаю, как вообще живу, упустив настолько необходимую для того, чтобы быть полноценным человеком, часть… Но, если ты всё это время думала, что мой первый секс был на выпускном, смею тебя разочаровать — невинности лишился я в четырнадцать лет, — вы оба не совсем понимаете, зачем тебе эти подробности сейчас.       В любом случае, ты предпочитаешь отвлечься на пальцы Балана, играющие с твоими ушами. Дрожь расходится по всему телу и доходит абсолютно до каждого нерва.       По жизни настроение у тебя на уровне Антарктиды — там всегда крайне холодно, однако последнее время ледники стремительно тают…       А вот по одежде — вечное лето, и даже в разгар января ты лишь накидываешь тонкую курточку. Что уж говорить о марте с его лёгким морским ветерком.       Но тебе правда не холодно, и тебя никто не винит. К тому же, сейчас тебе сверху дышит один молдавский тип особи, закручивая в танце.

І от моя душа

Складає зброю вниз,

Невже таки вона

Так хоче теплих сліз?

      — Что ж… У меня к тебе есть одно деловое предложение, — дерзкая улыбка добавляет последним словам заезженной экранной пошлости. — Если ты не танцевал свой выпускной вальс, можем восполнить потерянную часть жизни тебе прямо сейчас, — шепчешь прямо на ухо, слишком близко, а затем резко отстраняешься, дразня его. — Хоть я не твоя первая любовь…       Дан фыркает, давя в себе желание напомнить, что ты ему не любовь вовсе. И вообще никто.       — Честно, не мог даже подумать, что свой выпускной вальс буду танцевать на пятом десятке лет, — он отвлекается, наклоняясь губами к шее, но ты дёргаешься и в самый последний момент отстраняешься.

Обійми мене, обійми мене, обійми…

І більше так не відпускай.

      Параллельно с тем, как голос Славы медленно затихает, ты отходишь назад мелкими шагами, увеличивая расстояние между вами до нескольких метров — до безопасного.       Останавливаешься на месте, и последние ноты музыки замирают, дрожат и обрываются слишком резко — ты просто не успела подготовиться к давящей тишине.       У тебя перед глазами Дан Балан, совершенно новый, неопознанный, непонятный. Тот, что убивает своё горло дешёвым кофе из автоматов. Тот, что на протяжении половины сезона неумолимо раздражал тебя своим поведением, манерой общения, всем. Тот, что сейчас кружил тебя на фоне моря, словно девятиклассницу на выпускном.       Ты пугаешься. Снова. Но теперь ты не опускаешь взгляд. Заставляешь себя посмотреть на него, чтобы осознать всю глубину ошибки. Вашей общей. Которую исправлять уже слишком поздно.       В его глазах ты видишь

      надежду

      обречённость

      и бесконечный страх

      быть отвергнутым.

      В твоих — ничего, кроме напряжения. Паники. Непонимания, что дальше.       Где-то вдалеке слышен слабый гром, который только усиливает твою дрожь. Синхронно поднимаете взгляд на небо. Первые капли падают тебе на лицо, но их мало, поэтому они точно не имеют отношения к солёным потокам, которые стекают по твоему подбородку вместе с тушью.       — Тин, Тинка… Ты прекрасна, — Дан уже в зоне «слишком близко», просто потому что ты не можешь пошевелиться. — Тсс, тише, ну чего ты, Каролёк? Что случилось, скажи? — он наклоняется и как можно нежнее дотрагивается губами до твоих щёк, до каждой поочерёдно, не спеша, стирая дорожки слёз.       — Обійми мене, Дан, будь ласка.       На вас, кажется, можно вешать наклейку «Осторожно, горячо», как на стаканчиках с дурацким чёрным кофе в Макдональдсе. И когда вы по отдельности, и когда как сейчас — вместе.       Ровно в ту же секунду ударяет молния где-то над морем. Дождь усиливается, стремительно превращаясь в ливень. Все люди в городе бегут в поисках укрытия над головой, и только одна пара, стоящая на пляже и сжимающая друг друга в объятиях, как будто никогда не отпустят, не замечают, что промокли насквозь. Ненормальные, подумал бы кто-то, увидев их.       Зато ты чувствуешь тепло его тела, которое успокаивает лучше любых антидепрессантов, мягкость буйных кудряшек под ладошкой, вдыхаешь его особенный запах, уткнувшись носиком в мужское плечо и понимая, что ніколи не відпустиш.       Кажется, ты нашла место, где тебе может быть хорошо.       Здесь в Одессе, на вечно безлюдном пляже, и с ним.       Твоя душа вернулась домой. Сюда.

І от твоя душа складає зброю вниз…

Обійми мене, обійми мене, обійми…

І більше так не відпускай.

Твоя весна прийде нехай.

***

      Десять лет назад Тинина уверенность в том, что перепихон на скорую руку в её же гримерке — единоразовая акция, испарилась сразу же, когда Он решил повторить то же самое в её спальне. И куда в более качественном формате.       В принципе, едва получив шанс на какое-либо человеческое взаимодействие с артисткой, Балан разработал тактику — делать всё, что захочется ему, и не спрашивать об этом её.       А в крайнем случае, не предупреждая никого, увозить её к ближайшему морскому берегу. И они стояли там сутками, загипнотизированные, пока в женской голове всё раскладывалось по полочкам.       В Одесі вони завжди стають ближче друг другу. И, кажется, без таких перезагрузок вони не смогли бы существовать.       Так у них и получилась сім‘я. Вынужденная, зато полноценная. Справжня.       — Мам, ты чего такая грустная стоишь? — девочка щёлкает пальцами перед родителями, выводя Тину из транса.       Женщина молчит, только вздыхает, чувствуя надоедливое пульсирование в висках. Перед глазами с минуту всё кружится, но прохладный ветер удачно облегчает непонятное состояние.       — Я думаю, — Тина сама не замечает, как хрустит по очереди всеми пальцами, чем обычно раздражает мужа.       — Это надолго, — с видом знатока Дан подмигивает дочери, немедленно получая локтем от жены, — О чём думаешь, каролёк?       — О том, какой Вы самовлюбленный, мужчина, — Артистка протягивает руки усмехнувшейся Ассоль в попытке выбраться из рук Балана, — ну Дан, хватит меня трогать уже!       — Да уж, — девочка закатывает глаза, но поведение родителей не может не вызвать у неё довольной улыбки.       Ведь недаром пока эти двое гонялись по дому в шутливо-правдивых попытках прибить друг друга, Ассоль просила у неба, чтобы они оставались такими подольше.       Людьми, способными чувствовать.       Родителями, способными любить.       — Не самовлюблённый, а Тиновлюбленный, милая, — Дан по-хозяйски прикусывает зубами твою многострадальную мочку уха, снова предупреждая. И тебе вновь не вырваться никуда.       — А ты, мам? — любой другой ребёнок давно бы получил за постоянные «пять копеек», влезая в разговоры родителей, но здесь все трое понимают, что именно девочка удерживает их на плаву. Да и просто у них двоих слишком мало времени, чтобы отвлекаться на мелкие иголки вокруг.       Ассоль в ожидании едва не прыгает, чем-то смущая мать. Просто слишком любит, когда родители делают друг другу приятно.       — Я тогда вморевлюблённая… — Тина замечает недовольнее лицо дочери, ожидавшей несколько другое признание, — ну и Дановлюблённая чуть-чуть.       — Призналась, зараза, — мужчина даёт 'пять' дочери, — залезай, малыш.       Ассоль оказывается в папиных руках и оглушительно визжит, когда ноги отрываются от земли. Ударяет ладошками по плечам мужчины, как некогда любила делать другая его малышка, и корчит любимую морду 'ёжика'.       — Пойдёмте в дом, родные, — Тина обнимает мужа за плечи, — спагетти остывают. Осенью приедем ещё.       А вдалеке на волнах качается одинокий корабль с ярко-красными, алыми парусами, постепенно скрываясь за горизонтом. Ассоль, грустно махнув ему на прощание, догоняет родителей и берёт обоих за руки… Но это уже не важно, потому что они нашли друг друга на земле.

*

      А в это время на чужих берегах родные ветра будут пересказывать шёпотом каждому приезжему их сказочную историю...