Ночь начала, ночь конца

Поцелуй был жадным и ненасытным как путники, долго скитающиеся по пустыни они прильнули друг к другу, выплескивая в этом движении губ все свое сожаление о потраченном времени, когда они были рядом, но не вместе, были так близко и так далеко друг от друга. Ладони Якова Платоновича зарылись в волосах Анны, задев шпильку, он вытянул ее, желая наконец-то почувствовать эту мягкость волос которые так манили его и дразнили выбившейся прядкой или непослушной кудряшкой. Усталость туманила разум, не давая осознать запретность происходящее и лишая сил продолжать держать все свои чувства под строжайшем контролем. Этот поцелуй был капитуляцией перед их чувствами. Вся их жизнь вела к этому моменту, каждая их встреча, каждое легкое касание и взгляды, проникающие в душу, каждый их разговор и каждая ссора - все вело их сюда в этот гостиничный номер, который в ночной тишине и во мраке, казалось находится на краю мира. Этот поцелуй был неизбежностью, только вот началом или концом ни Яков Платонович, ни Анна Викторовна не знали, погружаясь в водоворот своих чувств. Яков уже хотел медленно отстранить девушку, чтобы дать своим мыслям и эмоциям успокоиться прийти в себя, когда почувствовал, как легкие ладошки, лежащие до этого на плечах, заскользили по воротнику и, вцепившись в лацканы сюртука, потянули вниз. Мужчина замер, его губы все еще были прижаты к губам Анны, смешивалось их тяжелое дыхание, своей грудью он чувствовал стук сердца в груди девушки, что прижималась к нему и казалось, что стучит одно сердце и если разделить их сейчас, то разорвется и их единственное сердце, приведя к гибели. Яков только смог заставить себя отпустить из объятий Анну, чтобы хоть как-то уменьшить контакт, но это не помогло, опущенные руки, позволили тяжелой ткани пиджака соскользнуть и упасть на стоящий за ним стул. Дыхание девушки опаляло его лицо, не давая осмыслить происходящее, туманя разум, чего он никогда не позволял себе, его мысли должны быть четкими, он всегда все держал под контролем. Всегда. До тех пор пока в его жизнь со звоном велосипедного сигнала не ворвался милый вихрь - Анна, снося размеренность и привычность его жизни, внося в него само дыхание жизни. Пытаясь вернуть себе хотя бы часть утраченного контроля, Яков немного отодвинулся от девушки, заставив себя открыть глаза, стараясь прогнать морок, но это было ошибкой, то какой предстала перед ним девушка, выбило воздух из его легких, он не мог оторвать от нее взгляда. Чуть приподнятая голова, волосы растрепанные, каскадом струятся по плечам, все еще закрытые глаза, трепещущие ресницы, ее приоткрытые губы были влажные и чуть припухли от долгого и жадного поцелуя, весь ее вид излучал блаженство и вожделение, а осознание того, что это он привел ее в это состояние, из-за него она ощутила это новое и неизведанное для нее, сметало все доводы рассудка, возвращая невыносимое желание, снова ощутить мягкость и тепло ее губ. Ему бы отстраниться еще дальше, или прижать к себе давая время прийти в себя, успокоить чувства, напоить все еще горячим чаем и завести разговор ни о чем, оставляя все произошедшее приятным воспоминанием с дальнейшим обещанием продолжения, только вот продолжения может не быть. Тучи сгущались, и будущее было не туманным, оно походило на бездну, что готова была поглотить его и Анну, которая оказалась волей судьбы рядом с ним. Сил отвести взгляд не было и Яков не отрываясь, запоминал каждую черточку, столь милого его сердцу лица, когда Анна сама медленно открыла глаза и посмотрела на стоящего напротив нее мужчину. Яков внутренне понимающе улыбнулся, представляя, что сейчас произойдет, ожидая, что сейчас, когда морок перед Анной развелся и, увидев его она, как и всегда до этого сама прервет это напряжение между ними испуганной птичкой выпорхнув из наваждения, но внешне изобразить улыбку не смог, он все еще был под бурей тех чувств, что породил в нем всего лишь один, но столь желанный поцелуй. Вместо ожидаемых Яковом действий, девушка смотрела в его глаза затуманенным взором, в глубине которого плескался вопрос и желание. Анна была заворожена и напугана теми эмоциями, что завладели ее разумом и телом, она не была столь наивна и прекрасно знала их название и последствия, если дать им выход. И хоть разум и твердил остановиться, вся ее суть кричала об обратном. Она устала и была измотана. Устала контролировать эти чувства, измотана их сдерживанием. Это томление, жажда, что не утолить никакой водой, дрожь, проходящая по телу, каждый раз стоило ему подойти к ней. Ему, ее свету и жизни, ее муке и радости. Вся ее жизнь вот уже несколько лет сосредоточена на нем одном, девушка не могла вспомнить ничего, что не было бы связано с Яковом Платоновичем, дни, когда они не виделись, словно перестали существовать. И вот он, наконец, перед ней, Яков Платонович, кто был источником ее мук и кто мог принести покой ее изнывающей душе, усмирить эмоции, утолить ее жажду, ту жажду что она видела, как отражение в глазах напротив, если он не окунет их обоих обратно в муку ожидания и неопределенности. В глазах девушки вспыхнула решимость и она, подняв руки к вороту, медленно расстегнула первую пуговицу на жакете своего костюма. Яков вздрогнул от этого, но не предпринял попытки остановить ее, не схватил, останавливая ее руки, не отвернулся, он заворожено смотрел то на пальцы, расстегивающие одну за другой пуговицы, то в глаза, которые лучились жаждой, надеждой и пеленой безумия. В какой-то момент Якову показалось, что он видит тот отголосок безумия, что несколько дней назад заставил Анну срывать одежду у него в кабинете и уже хотел остановить и это, но среди всех этих эмоций он разглядел страх, страх быть не понятой, страх быть отвергнутой, почувствовать себя не нужной, как часто он видел его в ее глазах и ничего не сделал, чтоб уменьшить его, говорил не те слова, которые она хотела услышать, но теперь уже не нужны слова, их время прошло. Яков взметнул руки и схватил за края ее уже полностью расстегнутого жакета, на уровне ее груди, которая взволнованно поднималась и опускалась. Анна расслабила руки, позволяя им безвольно повиснуть, он мог сомкнуть края и застегнуть с таким моральным трудом расстегнутые пуговицы, но девушка полностью отдавала себя ему и его решению. Мужчина посмотрел в глаза Анны и начал медленно, давая ей возможность остановить его, разводить края одежды в стороны, открывая своему взору легкое кружево лямок сорочки и корсета. Когда атлас жакета упал к ногам Анны, мужчина схватив ее за талию и прижал вплотную к себе, выбив вздох и возглас не то удивления, не то торжества, но заметив за мгновение, до того как снова накрыть ее губы своими, мелькнувшую на них улыбку облегчения и счастья. Этот поцелуй не был похож не на один до этого, он был требовательным, жадным, всепоглощающим. Яков перестал сдерживать себя, заявляя свои права на этот поцелуй, позволяя себе то, о чем, раньше не мог помыслить. Он сминал губы Анны, успокаивал, проводя по ним языком. Девушка была поражена напору и страсти, а главное тем как отзывалось ее тело. Ее губы непроизвольно открывались в ответ на все движения Якова, позволяя захватывать в плен его губ то одну то другую, неумело пытаясь повторить его движения, которые еще больше распаляли желание. Поцелуй не оставлял сомнения в продолжении, это и пугало и завораживало, но Анна точно знала, что она под защитой, она доверяла Якову Платоновичу больше, чем кому бы то ни было в ее жизни и поэтому еще теснее прижималась к нему, стараясь почувствовать себя в безопасности в столь сильных, но нежных руках. Руки мужчины поглаживали спину Анны, перебирая на талии ленты и пуговицы. Сквозь их тяжелое дыхание и стук сердец Анна услышала шелест падения юбки и турнюра, после чего руки Якова исчезли, вызвав возмущенный возглас, потонувший в поцелуе и последующем скором возвращении ладоней на плечи, впервые ощущая шелк кожи ее плеч и нежность ее кружев. Ладони девушки, которые до этого не решались прикоснуться ни к чему, кроме плеч мужчины, потянулись к спине, осознавая, что Яков успел освободиться от жилета, почувствовав только тонкий хлопок рубашки, которая позволяла, уловить каждое движение мышц. Осмелев и боясь, что не осмелится на это, после того как преграда виде рубашки исчезнет ладони Анны переместились на грудь мужчины, ощущая под ладонью бешенное сердцебиение. Когда ладони девушки оказались на груди мужчины, Яков замер, ожидая, что девушка решила остановить его и оттолкнуть, и да она отстранилась, но только для того, чтобы, поражаясь своей смелости, увидеть, как ее маленькие ладошки опускаются к животу мужчины, заставляя мышцы его пресса напрячься, после чего девушка поспешила снова вернуть руки вверх. Не решаясь поднять взгляд на мужчину, Анна переключилась на его галстук, невинным движением пропуская его через свои кулачки, подбираясь к узлу на шее, но именно эти простые движения, заставили руки Якова, которые еще лежали на талии девушки напрячься, чуть сдавливая ее. Анна развязала узел, позволяя ленте извиваясь змеей упасть к их ногам, и все еще не решаясь поднять взгляд, приблизилась вплотную и привстав на носочках, прижалась губами к его шее, опалив кожу горячим дыханием. Яков нагнул голову, позволяя ласку и хрипло прошептал: - Анна. Девушка, осмелев, продолжила покрывать легкими поцелуями шею, челюсть, ощущая под губами гладкую кожу, меняющуюся непривычной, но волнующей легкой щетиной. Вспомнив о том самом первом поцелуе-порыве она прижала губы к его щеке, воскресив этим тот момент и в его памяти. Ту наивную девочку-подростка, которая выводила его из себя и наполняла жизнь светом, сейчас же она в его глазах была прекраснейшей из женщин, желанной и любимой, но все также наполняющей его жизнь смыслом, счастьем и добром. Но все же она была так юна. - Анна, - гулко проговорил мужчина. - Уверена? Девушка приблизилась в плотную привстав на пальцы и сейчас поддерживаемая только руками Якова Платоновича она повернула голову прижав свою щеку к его, и опаляя горячим дыханием ухо прошептала: - Да. Всей душой и телом. Твоя. И этот тихий шепот смел все сомнения, все границы, все мысли, оставив щемящую нежность, всепоглощающую страсть и безграничную любовь. Яков с грудным тихим толи стоном, то ли рыком повернул лицо Анны к себе накрывая поцелуем, и не прерывая его, подхватил на руки, неся в сторону кровати. Он опустил девушку на ноги возле кровати, не отпуская из рук и поспешно развязывая ленты нижней юбки, расстегивая крючки корсета, оставляя Анну в легкой как облако сорочке. В затуманенном сознании девушка почувствовала, как за ее спиной взметнулось покрывало, одним движением срываемое с кровати Яковом. Девушка замерла, но не в страхе, а в неверии, что все и правда происходит, что он рядом, что он ее. Пытаясь доказать это самой себе Анна подняла на Якова глаза встретившись с его горящим взором, она возможно и испугалась бы столь дикого взгляда, если бы он не принадлежал самому ее любимому человеку, самому нежному и надежному. Мужчина уже снял с себя рубашку, но это не смутило затуманенную желанием девушку, она приблизилась к мужчине и, положив одну ладонь на грудь, отмечая жар кожи, а вторую опуская на затылок, перебирая волосы, и потянулась за поцелуем, прошептав: - Яков, - пробуя это новое обращение, прислушиваясь к нему как к музыке, пробуя его на вкус, прижимаясь к его губам. Анна приоткрыла губы вспоминая, как Яков только что ласкал ее губы и выпуская свой язычок, встречаясь по пути с его. Мужчина переполненный нежностью и любовью постарался усмирить свою страсть и порыв уменьшая, заданный в начале жадными поцелуями ритм, поэтому волнительный, влажный поцелуй, который начала Анна, он перевел в легкие поцелуи шеи, надавливая, заставляя девушку сесть на кровать и начал спускать поцелуи вниз на плечи, ладони, колени покрытые сорочкой, следуя ладонями за поцелуями, он легко провел ими по груди, боясь более решительными действиями спугнуть девушку. А так Анна закрыла глаза и чуть откинула голову, принимая и впитывая ласку. Спускаясь все ниже Яков оказался, стоящем на одном колене, осторожно приподнимая сорочку, оглаживая затянутую в чулок щиколотку и ставя один сапожок, а потом и второй себе на колено не замечая белесый след, что они оставили на всегда идеальных брюках. Мужчина принялся расшнуровывать сапоги, и осторожно стягивать чулок не забывая дотрагиваться пальцами до кожи, скрывающейся под сорочкой и целовать ногу постепенно приподнимая ткань все выше. Привыкшая поглаживаниям и поцелуям Анна не заметила, как ладони скользят уже по обнаженной коже ног, осыпая их поцелуями и проникая под кружево панталон гладят бедра, когда как поцелуи снова вернулись к губам. Яков медленно опустил девушку на подушки нависая над ней, начиная покрывать все тело через сорочку поцелуями, создавая иллюзорность преграды перед обнаженным телом, что давало Анне возможность привыкнуть к его прикосновениям, которых она раньше никогда не ощущала, мужчина особое внимание, уделял чувствительной груди, ласка которой вызвала первый стон, сорвавшийся с губ Анны, попытавшейся заглушить такой не знакомый и явно не приличный звук, закусив кулачок, но Яков не позволил, перехватив ее ладонь и наслаждаясь услышанным звуком, поблагодарив за него нежным поцелуем губ. Вскоре девушка мелко начала извиваться под ним, перебирая, сжимая ноги, Яков опасаясь, что девушка пытается вырваться, посмотрел в лицо Анны, но ее глаза смотрели на него, не видя, а с губ не прекращаясь, срывались приглушенные стоны. Яков полностью накрыл девушку собой, позволяя ей привыкнуть к его тяжести, не прекращая покрывать ее лицо поцелуями, и осторожно опустил свое колено, раздвигая ее ноги, переплел их пальцы, которые девушка тут же с силой сжала, пытаясь потушить огонь, что разливался внутри. Анна не заметила как среди потока поцелуев, жара и тока прикосновений Яков обнажил их, осознав происходящее, только когда кожа прикоснулась к коже. Девушка, тяжело дыша, открыла глаза, попадая в плен столь родных серых глаз, которые с восхищением и нежностью смотрели сверху. Анна высвободила свои ладони из замка пальцев мужчины, но не чтобы оттолкнуть, а чтоб завести их за спину поглаживая кожу, чуть царапая ногтями и прижать еще ближе, желая раствориться в тех чувствах, что она испытывала, раствориться в том, кто стал для нее всем миром. А она для него была важнейшей ценностью, высшим законом, его смыслом, его жизнью. Она была его, а он всецело был ее. Яков накрыл ее губы благоговейным поцелуем, который нарастал распаляя и так сжигающий костер чувств. Они компенсировали сметающим градом поцелуев и ласки все те несостоявшиеся поцелуи, которые передавались только взглядами и легкими прикосновениями, не высказанные слова, которое так ждала Анна и которые никак не мог себе позволить произнести Яков. Теперь их жизни переплетены и завязаны узлом, их уже не разъединить, их души слились в одну уже давно, а тела следуя за душой, стремились к единению сейчас. Анна лежала с закрытыми глазами, разметав волосы по подушке, приводя свое дыхание и ощущения, она чувствовала на себе взгляд, но не могла и пошевелиться, каждая часть ее тела была наполнена счастливой неги. А Штольман не мог оторвать взгляда от своей драгоценной, пытаясь осознать свое счастье, которого он и не мечтал найти, не верил, что такое всепоглощающее счастье существует, что оно возможно для него. Но вот его счастье лежит рядом и можно протянуть руку, поправить прядь волос, теперь он точно знает, что они шелковые и мягкие и их невозможно остановиться перебирать, можно потянуться и поцеловать, а можно просто лежать, обнимая, чувствуя, как бьется сердце и любоваться этой красотой, зная, что еще большая красота скрыта в ее душе. Он чувствовал, что по настоящему начал жить, только когда встретил ее, словно вся предыдущая жизнь была в ожидании его Ани. Словно до этого он и не знал, какая яркая и наполненная всей палитрой красок эта жизнь, пока в ней не проявились звонкий смех, споры и поучения, глупые вопросы и серьезные замечания о жизни, сияние голубых озер глаз, вечное беспокойство, которое, появившись однажды, уже не отпускало, жгучая ревность и безмерная радость, стоило завидеть родной силуэт вдалеке, волнение от простого прикосновения ладоней, неописуемая нежность, поглощающая все остальное, даже когда они ссорились, когда он злился или ругался на нее, через все его чувства проходила нежность и любовь. Да, любовь, он давно уже понял как зовется то, что с ним происходит и уже принял это, но произнести вслух было страшно, словно звук это слова вынесет ему смертный приговор. Но сейчас он готов выразить его он уже не боится, для него синонимом слова «люблю» стало родное имя. - Аня, - он практически выдохнул имя и, не удержавшись, поправил локон. Девушка не открывая глаза, подняла руку и перехватила ладонь, поднеся ее к лицу и прижавшись к ней губами. После чего все же открыла глаза и улыбнулась. - Яков. Получив в ответ такую же улыбку нежности и любви. Анна приподнялась на кровати и потянулась за поцелуем, легонько надавливая на плечо мужчины, заставляя его опуститься на подушки, и после осторожно отстраняясь. - Тебе нужно поспать. Яков на это засмеялся. - Это запрещенный прием. Щеки девушки покрылись легким румянцем. - Я серьезно. Завтра нам предстоит сражение с Уваковым. Вы должны отдохнуть. Мужчина кивнул и осторожно положил голову Анны на плечо, нежно ее обнимая. - Хорошо. Нам обоим требуется отдых. Согласился Яков и закрыл глаза с улыбкой на губах. Яков Штольман проснулся резко, словно что-то выдернуло его из сна, а внутри завязался узел беспокойства. Он настороженно оглядел комнату, на наличие опасности и удостоверившись, что явной угрозы нет, повернулся к девушке, что лежала рядом и улыбка окрасила его лицо, ее тело закрывала сорочка и Яков предположил, что она вставала совсем недавно и надела ее, все еще стесняясь своей наготы. Сон Анны был спокойный, а уголки губ подрагивали в улыбке, не желая ее будить мужчина осторожно встал с удивлением обнаружив свою одежду сложенную на стуле и нежность от такой вроде обыденной в самых мелочах, но столь непривычной для него заботы затопила его сердце. Набросив рубашку и штаны, Штольман оглядел номер, беспокойство никак не желало оставлять его. Все было в порядке и мужчина уже хотел вернуться в постель, когда взгляд остановился на небольшом конверте, лежащем на полу у двери и явно подброшенном в щель между дверью и полом. Яков Платонович поднял его и прочитал письмо.