Былая вражда

Утром горько сочился ливень из набухших чёрных туч, провисших над Неморой на все четыре горизонта, далеко за ущельем на юге, горами на западе, Миртаной на севере и востоке. Хлюпали от влаги шкуры мракорисовы и овечьи, когда пробудились спозаранку Гор-Таш с сыновьями и женой. Вдалеке блеснула снежной вспышкой ломаная мощина, и будто по волшебству оказался напротив их чумы Гор-Хар. Небогатая кожаная сумка, через плечо перекинутая, изобиловала лечебными, волшебными травами, уложенная с горстью хлеба и парой фляг с водой. Опирался на свой длинный деревянный жезл старый шаман, Бекку от неожиданного появления перепугал так, что обругалась она ядрёным, как жгучая Быстрая Селёдка, орочьим словом. Гор-Таш с улыбкой расхохотался, попутно выбравшись наружу. Промок под дождём страстным, умываясь свежими каплями, щедро обливавшими чело. Сыновья, нацепляя свои кожаные сумки с едой, флягами воды, парой мясных сочных ломтей крысокротских, выбрались из чумы, последовали отцовскому примеру и также промыли глаза, ясен стал их взгляд после недолгого сна. Ур-Грох бодростью не уступал Шакхару, хоть и в кошмарах беспокойно блуждал всю ночь. Шакхар укрепил свой пояс топором Агашем, Ур-Грох взял лёгкий арбалет, именной — очень дорожил им младший брат. Прихватил пару болтов, кои делал сам, с деревянным наконечником, и для виду взял лёгкий тренировочный топор — ещё одна память о Кап Дуне, о времени, проведённом в шлетне. Обернулся Ур-Грох, увидел мать свою, что слёзы наворачивала с упорством. Раскрыла руки, и вернулся в чум на мгновение он, чтобы проститься с нею. — Береги себя. И осторожнее, сынок! — плотно обнимала его, будто виделась с ним в последний раз. Не хотела отпускать, но знала — долг каждого орка из их грурха быть аркахаром. Выпустила на миг, да другой орк обнял её с тем же сильным чувством. Шакхар не был столь чувствителен, как младший, но обнял Бекку с теплотою любящего сына. А уж напоследок и Гор-Таш, хоть и упрям и взрывной характером, но любил жену сильнее всяких традиций, посему без поцелуев не расстались они. Шаман стукнул своей палкой двухметровой, и Гор-Таш с будущими аркахарами выступили в путь-дорогу. Прошли вдоль Неморы, не стали спускаться. Орки этого бывшего людского убежища провожали своих соплеменников со слезами, иные стояли в молчаливой думе, а некоторые и вовсе не обращали на уход прославленных мужчин своего грурха, занимаясь повседневными делами. — А что же, Гор-Хар, племя не станет нас провожать? А как ж объявление твоё? — любопытствовал Гор-Таш. — Не спалось им от чего-то. Утром, чуть ранее, собрал я всех, представил временных сменщиков на свою должность, да на твою тоже сыскал. Ур-Тарад и… этот… с длинным именем, запамятовал опять… да впрочем неважно! Приступили они к своим обязанностям. На собрании нашем попросили передать вам пожеланий добрых, чтоб знатно повоевали с ассасинами, с миртанскими налётчиками и преступниками хорошенько, ощутили вкус жизни аркахарской, так сказать, — хрипло пробасил Гор-Хар. Вышли они на тропу межгорную, отправились по ней на север, в сторону небольшой, омываемой реками крепости, да увидели, что решётки на воротах опущены, мостик деревянный приподнят. — Ох, недобрый знак я вижу! Ей-боже, совсем не добрый, — остановился Гор-Хар, рядом с ним идущий Гор-Таш и сыновья последнего позади. — Ни стражи у ворот, ни шума привычного не доносится, лязг металлический слышен едва ли, — молвил сын духа, пытливо потерев подбородок, как всякий раз, когда находился в сомнении. — Ох, недоброе что-то затевают. — Ассасины, может, идут всей гурьбой с войной на Миртану, потому и приготовились обороняться? — предположил Шакхар. Согласно кивнул ему Гор-Хар, но Гор-Таш чувствовал иную кознь этой крепости — той самой, что дважды орки удержать во времена Робара Третьего не сумели. — Идём через поля, холмы, да леса. Негоже светиться перед закрытой крепостью, — пробормотал Гор-Хар, сощурившись. — Гиблое это дело. Не молвил ничего Гор-Таш, презрительно фыркнув в сторону закрытых врат, и обошли недобрую крепость с запада. Восточный тракт не годился для безопасного пути в Окару. На западном тракте, да не на том, что в Гельдерн вёл, но другом — к северу от Трелиса, вдоль обширной реки, чаще мелькали патрули — 3 ополченца да рыцарь. Шли цепочкой, разрозненно, дабы если и встретят патрули, чтоб легче было отбрехаться. Один такой дежурный отряд и встретили орки. Ур-Грох вступил в переговоры, на человечьем языке, объяснил, что направляются в Сильден, сбыть добытые шкуры, заодно закупиться у тамошних охотников новыми мракорисовыми да овечьими. Пришлось показать оркам свои спальные шкуры, дабы подкрепить вынужденную неправду. С миром отпустил их патруль, хоть и окрашенным изрядным недоверием, а в глазах рыцаря и вовсе — презрением. Гор-Таш и Шакхар, наиболее воинственные из четвёрки, помалкивали, ибо их слова звучали резче, да и языком человечьим владели разве что на уровне ломаных глаголов и отсутствия местоимений, наподобие: «Гор-Таш не иметь шкур, зато Гор-Таш иметь здоровенный меч. Коли стоять быть на пути орки, побить серьёзно наглый морра». Шаман же подступил ближе к Ур-Гроху, поддержать словом иль же более безобидным оружием, нежели топор с острым лезвием или зубчатым мечом. Продвинулись орки ещё на полкилометра, тогда лишь Гор-Таш выказал сыну очередной жест неодобрения. Нахмурился, ибо младший сын предпочёл словом нечестным воевать с патрулём, нежели оружием как настоящий аркахар. Гор-Хар же снисходительно отнёсся к отчаянной авантюре Ур-Гроха, потому по-дедовски благодарно похлопал того по плечу. Добрались до брода, где река превращалась в несколько крохотных струек, нёсшихся через небольшие, но острые, как морские кораллы, камни. Орки с легкостью пересекли реку. Дорог боле не встречалось, только высокие зелёные холмы, густые леса да поросшие травой плоскогорья. Благо в своё время Робар Третий зачистил здешнюю местность от огров, здоровенных великанов с перекошенными рожами и огроменными каменными кувалдами. Оркам тоже попортили немало крови эти кровожадные чудовища, но после появления Робара Третьего, ещё до того как тот сделался королём и имя его не было известно никому на свете, горы и холмы опустели. Только птицы: воробьи, вороны, сороки, дятлы… из зверей лишь кролики да пара волков. Сухолом с шишками часто попадался на пути четверым товарищам, хрустел и нередко кололся — из-за этого шли медленно, постоянно стряхая его с ног. Молодые братья по привычке гнались вперёд, а старики позади тормозили их, не давая бурной молодости прочувствовать прелесть горного ветра, насладиться шумом шелестящей травы, да всеми жилами ощутить солнечное тепло, разогревшее землю. Нет-нет, отнюдь не вулканы грозились какие-либо пробудиться, нет! Лучилась нежно она, согревала пяты орочьи, и где тепло одаряла, тем ближе становилась их конечная цель — Мать Аркахарская. К вечеру осталось полкилометра пройти через лес, от Окары отделял крутой высокий склон. Решили не идти сквозь лесную темень, потому заночевать решили. Развели костёрчик, чтоб согреться ночью, перекусили, кто хлебом, а кто окороком знатным, водой заглушили всё и спать легли. Встали с первыми лучами, чувствуя вокруг прохладный ветерок. Росой, сырой землёй и влажной хвоей пахло. Лучи скрылись тут же, как только встали орки. Прихватили воины все свои пожитки, да как обрушилась гроза, с какой яростью озарила она на мгновение скрытый от чужих глаз бывший повстанческий лагерь, полностью преобразованный аркахарами под свою воинскую деятельность. Молния поразила трёхвековую ель, верхушкой та грохнулась в сторону Окары, будто указателем, да зажгла древнее дерево жгучим огнём… — Недобрый знак подают нам предки!.. Ей-боже, совсем не добрый! — поугрюмел Гор-Хар, ощущая на лице своём очередную дозу ливня. — Брось, шаман, — хмуро бросил Гор-Таш. — Били и раньше молнии вокруг Матери нашей, да ничего с этого не было никогда. — Да что ж всякой молнии теперь бояться будем? Всякого жалкого дождичка с небес? Да пусть потоп устраивает во всей Миртане, дойдём всё равно до нашей Матери! Славно изрёк Шакхар, воинственно, сильно. — Два последних месяца благоволило нам солнце весеннее и летнее, два месяца тишь да благодать царила в Кап Дуне. По возвращению в Немору солнце словно пело, безмолвно, но с радостью таковой, что Мать-Земля смягчала наш путь домой лучиной тепла, что принимала охотно в себя! А дальше… чего уж поминать? Гор-Таш нахмурился, будто туча, готовая спустить на землю грозную молнию. Видел не слов шаманских подтверждение, принял слова младшего сына за трусость. Ладно, сыны духа — они всегда были загадкой, всё да прощалось им, даже слова, что должны служить оберегом были, звучали так же, как звучали сейчас слова Ур-Гроха. Но сын полководца, будущий аркахар. Подвергаться суевериям, ничем не подкреплённым, говорило о нежелании идти в Окару и подлой страшимости. Захотел было сказать что Гор-Таш младшему, да шаман внезапно оживился. В руке одной зажёгся огненный шар, в другой жезл деревянный указывал на странное движение, в пятидесяти метрах впереди и на крутом холме в двухстах. — Что за демоны разбрелись по здешним лесам? — тихо вынул из-за пояса клинок Гор-Таш. Шакхар последовал примеру отца и достал свой топор-Агаш. — Монстров здесь и быть не должно, — тихо пробормотал Гор-Хар, подозрительно озирнувшись на лесные тени. Ничего на первый взгляд странного никто не углядел. Да только тени приближались слишком стремительно, прямо к оркам! Шаманский зоркий глаз вовремя заметил угрозу и пламя рвануло навстречу ловкому противнику. Через минуту чудовище провыло горько и протяжно, и вскоре затихло. Шкура его, охваченная волшебным пламенем, завоняла так, что не приведи Предки! Другая тень словно озверела ещё сильнее. С быстротой молнии рванула во фланг цепочки. Шакхар не успел среагировать, и опасно было замахиваться топором. Зверь накинулся на Гор-Таша в мощном прыжке, оскалив два ряда острых, как бритва, зубов. Не успел бы развернуться старый ветеран, а Шакхар того — прикрыть — да и не пришлось ему… Свист арбалетного болта донёсся до правого уха Гор-Таша, как и жуткий предсмертный вопль зверя. Обернулся к спасителю и пречестно изумился. Ур-Грох! Воспользовался-таки лёгким именным арбалетом! Не зря с собой его взял! Ай, не зря! Считал Ур-Грох своё невзрачное на первый взгляд оружье приносящим удачу. Может, суеверен был младший, да пусть! Может, суеверие младшего сына и спасло жизнь Гор-Ташу. Не мог остаться в стороне от поступка сыновьего, потому первым делом приблизился к Ур-Гроху и, как тот убрал быстро арбалет, пожал ему руку по-аркахарски, даже не по-отечески. Преисполнился наконец Гор-Таш гордостью, каплей света развеявшей тьму прежнего разочарования. — Достойно. Весьма, сын! — Спасибо, — слегка опешил младший, но улыбнулся широко-широко, радуясь, да не гордости отцовской, а что не промахнулся. Ибо не было смирению места в душе для чьей-либо гордости, даже для отца родного. Шакхар же убрал топор и присмотрелся к подстреленному зверю. Полупсовая-полуволчья морда, красные, исполненные отчаяния глаза стекленели, угасала в них трагично завершавшаяся жизнь. — Как же так? — удивился Шакхар, приподняв морду зверя со стрелой в темени, — Варги? Это были варги? Наши преданные звери… — Преданные… — развернулся к троице Гор-Хар, говорил с великой грустью, — Нами преданные. После захвата Миртаны уже не нужны были варги, выкинули наши неумные полководцы всех зверюг, да устроили на них охоту. Вот и обозлились звери… Эх… — горько вздохнул он, прикрывая глаза варгу, — … судьба их незавидной стала… Почти, как наша стала, если не хуже. — А чем это хуже? — не разобрал Шакхар. — В Сильдене бывали хоть раз, «внучки»? — хмыкнул грурхарт, — Увешаны шкурами варгов людские дома там. Частенько закупали шлетни в Гельдерне и Кап Дуне для орков-подмастерьев… — затем воззрел на старого товарища с чувством вины, — Говорить о мёртвых не принято плохо. Арках был мудр, да не во всём. — Что ты хочешь сказать? — смутился Гор-Таш. — Варги всегда были частью нашей жизни, и в хозяйстве, и на охоте лучших помощников не сыщешь, и на войне немало шпионов да засадных отрядов вынюхали. Арках запретил возвращать их под нашу опеку. Говорил: одичали они вовсе, словно бешенные рыщут теперь по лесам в поисках тех, кто предал их, вышвырнул, словно нерадивых псов… Склонился Гор-Хар над зверем и прошептал что-то, будто благое заклинание «для души несчастного, одинокого и преданного товарищами» — подумал Ур-Грох, с сожалением смотрел на варга. — «Никогда не руби варгу хвост — запомнит на всю жизнь!» — искромётная поговорка. Могли мы вернуть ещё лет тридцать назад их, приручить, заслужить их дружбу. Теперь же всё… — добавил Гор-Хар спустя минуту. — Быть может, потому и не слышно ничего от северного грурха? Быть может, потому и молчит твой сноходец-товарищ, — призадумался ветеран. Ещё одна минута унеслась вперёд, подобно душе другого варга, чьи глаза Гор-Хар почтительно прошептал те же благие слова, адресованные Матери-Земле. Он привстал, прищурился, глядя вперёд, и указал товарищам. — Мы уже почти добрались до Окары. Идёмте, друзья! — взглянул ещё раз на обожжённые тела бедных созданий, — Оставим их на поклёв воронам, мы ничем уже помочь им не можем. — Зачем? — огорчился попусту Ур-Грох, и успокоил Гор-Хар сердце опечаленное его за зверей: «Не нужно. Души их приняла Мать-Земля. Тело зверя без души, всё равно что нежить, взращённая некромантией. Пусть едою станут для тех, кому нужно пропитанье». — Идёмте, — более гласно повелел грурхарт, — Рядом совсем. Дождь с небес погасил пламя, жадно пожиравшее второго варга. Трое орков ступали по лесной тропе, погружённые молчаливо в думы свои, и только Ур-Грох задержался на мгновенье: прошептал что-то своё, незаклинательное, надеясь, что Мать-Земля услышит его слова, да примет души печально сгубленные. Закрыл тому варгу красные очи, и догнал своих. Вскоре перед путниками предстала чудесная Матерь Аркахарская, кою так страстно одни ждали вновь увидеть перед старческой смертью свою родину воинскую, иные же впервые взирали на неё, и славили, ещё не познав её. А Окара с тем же нетерпением ожидала своих верных детей.