***
Из того дня Люси помнит много отдельных деталей. Яркое до рези в глазах солнце. Тёплый ветер. Звонок родителям. Вполне успешная попытка рассказать, что у неё всё хорошо. Себя только убедить всё не получалось. Помнит зелёный светофор, капот автомобиля и… Какое-то секундное чувство облегчения, когда на мгновение темнеет в глазах. А потом очень много боли, шума и чьи-то руки. И обеспокоенный голос. «Вы в порядке?» Незнакомый мужчина, которому Люси едва ли достаёт до плеча, заводит еë, хромающую, в этот самый бар, просит аптечку. Спайдер говорит, что она родилась в рубашке, ведь отделалась как-то уж слишком легко. Пока спаситель обрабатывает ссадины, Люси не может выдавить и слова. Впервые, кажется ей, кому-то оказалось не всë равно. Впервые кто-то вместо язвительного комментария предложил помощь. Впервые кто-то заботится о ней больше, чем она сама или еë мама. Она чувствует. Утихающая боль, жжение перекиси. Тëплые руки, мягкие подушечки пальцев, уверенные, отточенные касания, словно по регламенту. Может, военный? Или врач? Она смотрит. Сброшенный на соседний стул пиджак. Наспех закатанные рукава рубашки, обнажающие тонкие запястья, расслабленные плечи, длинные волосы, аккуратно завязанные внизу затылка, чëтко очерченные скулы, сведëнные к переносице брови и сосредоточенный взгляд зелëных глаз. Она слышит, как из колонок играет нежная песня из девяностых, и этот момент согревает еë заледеневшее сердце. Мужчина поднимает глаза, снова спрашивает, всë ли в порядке. «Я искала тебя целую вечность». Конечно, она не говорит этого вслух. «Откуда в тебе столько добра?» Люси лишь глубоко вздыхает и кивает, не смея дать себе и шанса. Мужчина улыбается в ответ. А потом извиняется за спешку, вверяет Люси бармену, прощается и исчезает в дверях. Она никогда больше его не увидит. Оно и к лучшему. Она не заслуживает даже просто помощи такого, как он. Девушка ловит на себе пристальный взгляд Спайдера. Спустя несколько месяцев, когда Люси едва сводит концы с концами и уже уверена, что пора сменить деятельность, а то и вернуться домой, к ней по телефону записывается клиент. Представляется Генри Джекиллом, а проблемы свои описывает профессиональной лексикой. Обострение обсессивно-компульсивного расстройства, дереализация, деперсонализация… Люси думает, что будет сложно. Но скорее потому, что таких клиентов чаще всего хлебом не корми — дай слово вставить. Они ведь знают лучше. Но с равным успехом это может быть как дилетант, поставивший себе диагноз по интернету, так и профессионал, которым тоже бывает нужна помощь. Она в любом случае найдëт подход, как и всегда находила. Ещё раз. Они договариваются о встрече. В дверях кабинета оказывается тот мужчина, вытащивший еë из-под колëс автомобиля. Вместо строгой рубашки и пиджака на нëм уютный тëплого оттенка свитер. Здороваясь, он сдержанно, вежливо улыбается. Люси думает, что будет очень сложно. Но берёт себя в руки. Сидя напротив, он пытается объяснить, где ему видится источник тревоги, говорит о неуверенности, об исследованиях и систематических отказах в финансировании и отсутствии поддержки коллег, стараясь не углубляться в подробности. Люси думается, что проблема вовсе не в этом, но она никак не может уловить нить, как ни старается. Она прикладывает все усилия, но ответов на её вопросы он даёт недостаточно. Или она действительно чего-то не слышит. Мистер Джекилл абсолютно потерян. Как и сама Люси, но об этом никто не узнает. Потому что никому это и не нужно. Она оставляет эти мысли в баре. Он возвращается снова. Он вежлив и спокоен, но ещё более мрачен и напряжëн, всë меньше говорит. Люси окончательно понимает, что ничего не сможет сделать и готовится об этом сказать, посоветовать сменить специалиста. Сильнее некуда ей мешает то, что она помнит, каким он может быть светлым и на что может быть способен. Еë гложет вина за то, что она не в силах помочь ему вернуться. И за то, что это всё вообще происходит. В конце сеанса он накидывает на плечи пальто, погружëнный в свои мысли. И больше всего Люси не хочет, чтобы он сейчас обернулся. Он оборачивается. Извиняется, искренне, говорит, что сам же мешает ей работать. Что ему нужно время, чтобы разобраться и принять определённые вещи, и что скорее всего он не вернëтся. Люси вежливо улыбается в ответ, но взгляд еë стекленеет. Она давно уже поняла, что её профессионализм под большим вопросом, и ей самой нужна помощь. И давно пора аннулировать лицензию. Но, видимо, вселенная должна была ещё раз ей напомнить. Она уже давно не горит этим делом. Потому что сама сгорела. Ей следовало сразу отказать клиенту, которого она узнала. Она прекрасно знала, что так нельзя, что эмоциональная связь, даже мимолётная, которую она себе сама построила в поисках красок в жизни, не станет ей помощником, а только выстроит лишнюю стену. Вместо этого она рискнула и могла сделать только хуже. Было ли это желание помочь? Или эгоистичное желание снова его увидеть? Почувствовать себя в позиции силы, попытаться спасти, расплатиться? Ей предстояло разобраться в этом. Конечно же, после того, как она освободит, наконец, кабинет, и уедет домой. Подальше отсюда. Обратно в провинцию, к родителям. Устроится администратором в какую-нибудь клинику и думать больше не посмеет о работе по профессии. Годы были потрачены зря, но уж лучше так. Она не заслуживает большего. — Прошу, не вините себя, — она чувствует на плече чужую ладонь и поднимает голову. Он совсем близко, вот здесь, и сердце отчего-то заходится. — Это моя вина, в вас я не сомневаюсь. С чего бы? Что она сделала? Чем помогла? Но ещë мозг твердит ей: он тоже еë узнал. Иначе не стал бы так себя вести. И лучше от этого не становится. Она берëт себя в руки, поднимается с кресла и прощается, выражая сожаления, что не смогла помочь. Он уходит. А Люси отчего-то кажется, что она упустила шанс.***
— Этот тип, — произнёс Спайдер, не сводя с неë пристального взгляда. — Он продолжает сюда мотаться. Ищет тебя. Тебе просто везëт. Я не всегда… Да, я иду. Бармену пришлось вернуться к кассе, а Люси мысленно закончила за него то, что он бы ни в жизнь не произнëс: «Я не всегда смогу тебя защитить». Что это, вежливость? Жалость? Она усмехнулась и допила разбавленный подтаявшим льдом и без того сомнительного качества джин. Незачем защищать еë от того, чего она в действительности заслуживает. Звякнул дверной колокольчик. — Вот ты где, — она узнала этот гадкий голос, всем существом ощущая приближение его хозяина. Рослый сухощавый мужчина в длинном плаще опустился на соседний барный стул, до абсурдности весело прокрутился на нëм и остановился, обернувшись чëтко к Люси. Она кожей чувствовала этот обманчивый взгляд: будто она какой-то экспонат, искусно вырезанная скульптура. Кажется, он был в приподнятом настроении. Но она знала, его настроение никогда не имело значения. Она не хотела встречаться с ним глазами, будто рядом был приготовившийся к прыжку кот, ожидающий любого движения жертвы, а не человек, поэтому продолжала отстранëнно наблюдать за таянием остатков льда в собственном стакане на просвет, вся превращаясь в слух и периферическое зрение. Только выжидала. — Тебе чего, — услышала она голос Спайдера, в котором не было ни ноты вопроса, только яд. — Я только зашëл вас проведать, неужто уже насолил? — в голосе рядом — едкая ухмылка. — Нет, — процедил Спайдер. — Тогда не мешай. Я позову, если ты понадобишься. Удаляющиеся шаги. Вот она, защита твоя хвалëная. Сам боишься, так чего геройствовать. А Люси уже нечего было терять. А ему, этому человеку, было хоть в каком-то смысле на неё не плевать.***
Эта до стерильности пустая чужая квартирка в Сохо ей всë ещё не нравилась. Но еë об этом никто не спрашивал. Да и она не просила у судьбы большего. В тот долгий момент она думала только о том, как сильно она хочет домой. Наутро, когда в квартире этого человека, как и всегда, не оказалось, она была совершенно пуста. Головная боль, саднящая рана на лопатке — всё это будто бы происходило не с ней. В её теле не было веса, а в голове — мыслей. Она заметила кровь на простыне и скривилась. Потом посмотрела на собственный пиджак на полу и на последние деньги купила билет на поезд. К чёрту этот Лондон. Он годами уничтожает её, а убить не может. Только мучает.***
Плечо всë ещё саднило, рана вела себя неестественно и плохо затягивалась, но Люси не могла найти сил обратиться в больницу. Что она там скажет? Как объяснит, откуда такие глубокие царапины? Кто ей поверит? Ей не поверит и полиция, там только посмеются. Зачем, дескать, вообще тогда шла, неужто не была согласна, если уж на то пошло? А если он… Узнает и вернëтся? Станет только хуже. Но ничего не помогало, никакая обработка не спасала. Обратиться за помощью было не к кому. Только если… Она набрала номер, который до сих пор не удалила. Хранила, словно могла ещë воспользоваться шансом, которого на самом деле никто ей и не давал. Он сбросит звонок. Или возьмëт трубку и скажет, что занят, что ничем не может помочь. Или вовсе не узнает её. «Найди меня здесь. Спаси. Пожалуйста. В последний раз». — Да, добрый вечер, мисс Харрис, я могу вам чем-то помочь? — его голос звучал устало, едва слышно. В сердце Люси ещё сильнее вгрызлась вина за этот звонок, но девушка решила идти до конца. — Да, вы можете. Простите, мистер Джекилл. Насколько я помню, у вас есть медицинская квалификация, а мне не к кому обратиться за помощью… На том конце провода послышался шум. — Что случилось? — голос неожиданно прозвучал легче и чëтче. — Боюсь, я вам так не объясню. Будет проще, если вы увидите всë сами. Повисла тишина. Это не звучало как просьба о помощи. Зато звучало как совершенно неуместное приглашение. Раз уж нас не связывают больше профессиональные отношения… Люси было противно от самой себя. — Диктуйте адрес, — вдруг произнёс голос из трубки. И она продиктовала. Её тревожило то, как всë просто складывается. И уж тем более ей не нравилось предвкушение, с которым она смотрела на получающуюся ситуацию. Но она продиктовала. Джекилл оказался на пороге через пару часов, и выглядел он гораздо хуже, чем Люси его помнила. Осунувшийся, с заметными синяками под глазами. Но он держал осанку, его движения были уверенными и чëткими, хотя было видно, сколько сил он тратит на каждое. И он так старался улыбнуться и показать, что рад встрече, что у Люси не нашлось сил, чтобы спросить, что случилось. Он явно не хотел вопросов. Это было не еë дело. Она не смогла подобрать слов для рассказа и предложила чаю, и на какое-то мимолётное время всë вокруг даже стало похоже на нормальную жизнь. К гостю на колени пристроился кот, а тот совершенно не испугался за свои чëрные брюки, которые тут же облепила белая шерсть. Джекилл только смеялся как-то легко и неловко гладил нового друга. Люси дула на чай и тоже улыбалась. А когда она попыталась забрать кота с чужих колен, лямка майки неудачно задела царапины, и Люси непроизвольно зашипела, хватаясь за плечо, а Джекилл дёрнулся к ней. Кот встрепенулся и удрал в соседнюю комнату. Да, без иронии подумала девушка, именно такое напоминание ей было нужно о том, зачем он здесь. После паузы Джекилл осторожно спросил, почему же она позвала его. Люси извинилась, сжала губы и, повернувшись спиной, расстегнула верхние пуговицы рубашки, чтобы стянуть осточертевшую лямку и обнажить раны. Тишина поглотила всё вокруг. — Впечатляет? Видели бы вы его довольную рожу, когда он сделал это со мной. Джекилл вышел из комнаты и вернулся. Щёлкнула застёжка сумки, с которой он пришёл, но оставил на полке шкафа возле двери. Люси не оборачивалась. Стыд жёг щёки. — Что же за существо так надругалось над вами? — сдавленно спросил Джекилл. Ещё бы. Выглядит наверняка жутко. Да, дорогой друг, такая вот жизнь. Было бы здорово, если бы вы не обратили внимания. Но вы слишком добры. Открылся какой-то пузырёк. Запахло больницей. — Ох, поверьте, это имя я запомню надолго, — Люси было гадко даже думать, но она произнесла, — он представился как Хайд. Эдвард Хайд. Джекилл замер. — А почему вы обратились именно ко мне? — Ну… — Люси опустила голову и запуталась пальцами в собственных кудрях, лежащих на здоровом плече. Потому что вы никому не расскажете. Потому что вам не всё равно. — Вы ведь медик… И я помню, как вы помогли тогда. И ко мне… — она поняла, что сказала лишнего. Но, вздохнув, закончила мысль. — Ко мне ещё никто не относился так по-доброму, как вы. Во всяком случае, это было честно. Джекилл не ответил. Он начал обрабатывать глубокие царапины, оставленные на её спине чужими когтями, иначе было и не сказать. Было больно, но Люси стоически сжимала зубы. И не такое терпела. Она итак выглядела жалко и лишней жалости, особенно после такого признания, она вызывать не собиралась. А прикосновения, которые она чувствовала, были такими же, какими она их помнила. Он старался причинить как можно меньше боли, его руки были мягкими и тёплыми. Он точно знал, что делает и как. Это успокаивало. Заставляло довериться мысли, что всё ещё может быть однажды хорошо. — Ну вот, — он сам очень аккуратно вернул лямку майки и рубашку поверх наложенной повязки, а потом встал, копаясь на дне сумки. — Должно стать легче. Я оставлю вам здесь… Боль отступала, и Люси ощущала, сколько же в ней скопилось за это время напряжения. Ни с кем ещё в этом огромном холодном городе она не чувствовала себя в такой безопасности. Такой живой, спокойной и даже как будто бы любимой. Она поднялась с дивана и подошла к Джекиллу. Он спас её тогда. Ни в чём не винил, когда она не смогла ему помочь. Он приехал и спас её и сейчас. Совершенно по сути незнакомую девушку. Он на столькое для неё готов. И она не знала, какой благодарности за такое вообще будет достаточно. Он поднял глаза, и Люси, едва поймав его взгляд, осторожно притянула его к себе за расстёгнутый воротник рубашки и поцеловала. Это продлилось всего мгновение. Он мягко, но уверенно отстранил её, и она почувствовала, как дрогнули руки на её плечах. Только что спокойный, почти даже улыбающийся Джекилл резко побледнел, несколько капель пота прочертили лоб. Зрачки в мгновение ока расширились. Зажались плечи, а от них оцепенение распространялось по всему телу. — Мисс Харрис. Мне жаль, если я дал вам повод думать, что свободен. Он поднял на уровень глаз тыльную сторону ладони, и Люси поняла, в чëм дело. Кольцо. На безымянном пальце. Сердце по ощущениям ухнуло в желудок. В горле пересохло. Люси в испуге сделала полшага назад. — Ох, боже, я… Что же она натворила. — Всё в порядке, это всего лишь недопонимание, — он сдержанно и как-то вымученно улыбнулся, — берегите себя, мисс Харрис. «Да откуда же в тебе столько добра?» — Я… Всегда себя берегу, — сдавленным голосом произнесла Люси, обнимая руками плечи. — Спасибо. Джекилл кивнул и ушёл одеваться. Пока он застёгивал пальто, в гробовой тишине щёлкнул замок, и Люси стала отходить, освобождая дорогу. За спиной вдруг злобно зашипел кот. Он шипел на замершего как изваяние гостя, глядя ему прямо в глаза. Шерсть на загривке стояла дыбом. — Тише, ты чего… — едва слышно попытался урезонить его Джекилл. Кот утробно завыл. — Боже, простите, я не знаю, что на него нашло! — Люси поспешила к коту, чтобы попытаться успокоить, но тот лишь громче зашипел и ретировался. Джекилл поднял воротник, пряча глаза, и лишь снова кивнул на прощание. «Всё так, — думала Люси, глядя в закрывшуюся за ним дверь. — Так и должно было быть». Собирая чемоданы, она так и не вспомнила, защёлкнула ли она замок. Домой. Завтра домой.***
Ночной гость входит без стука. Лёжа под одеялом, Люси с неестественным умиротворением слушает, как он за стеной её комнаты напевает что-то себе под нос. Как прогоняет взбесившегося кота и захлопывает входную дверь. И когда она видит его, того человека, мистера Хайда, в дверях своей комнаты, она наконец может расслышать мелодию, которую он напевает. Нежную, спокойную. Из девяностых. Ту самую. Она не удивляется и не задаёт вопросов. Ей будто бы абсолютно всё вдруг становится понятно, но внятное объяснение просто невозможно облечь в слова. Разглядев в темноте лицо, она видит его глаза, и они кажутся ей знакомыми. Ей кажется, будто в них проскальзывает сожаление. Она не придаëт значения блеску лезвия. Всë, что она чувствует потом, кроме боли — невероятное облегчение. И так хочется дышать полной грудью, да только не получается: один хрип. И солоно на языке. Вот так. Теперь всë точно так, как должно быть. Она вспоминает песню. Вспоминает взгляд. — Генри? — проваливаясь в забытьё, зовëт она. — Нет… Нет! Она так счастлива сейчас слышать его голос. Так всë… Встаëт на свои места.***
Джекилл видит кровь на своих руках. И ещë долго сидит на полу пустой квартиры, прижав ко лбу холодеющее тонкое запястье. Хайд торжествует.
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.