***
Тауриэль молча стояла в стороне вместе с Леголасом и Арагорном, пока у подножия Трона Владыка вел беседу с Олорином. Голлум, тем временем, по-прежнему старательно возился с веревкой и омерзительно ныл, эхо от его воплей шелестело под сводами пещер. — Помнится, я уже говорил, что волшебники подобны далекому грому, шумящему где-то за горизонтом? — несколько нехотя протянул Трандуил. — Я был уверен, что ты и на этот раз воспримешь мои слова как пустой звук, Владыка, но все же надеялся на твое благоразумие, — отозвался Гэндальф, до этого деловито расхаживавший по зале. — Уж поверь, я благоразумен, и мысли мои холодны как зимний рассвет. Однако пока мне неясно одно: есть ли у тебя веские основания полагать, что Некромант действительно собирается развязать войну после того, как с позором был изгнан на Восток? Он лишен своей силы, Митрандир. Тебе ли не знать о Кольце, что было утеряно. Гэндальф помолчал, переглянувшись с Арагорном. — И с каких же это пор Лесному Королю требуются доводы, чтобы обеспечить безопасность своему народу? — Отец, — Трандуил обратил свой взор на сына, — то, что поведал тебе Гэндальф, правдиво... Около шестидесяти лет свободные народы не ведали тревог, но за это время наш враг укрепился. Из оплота зла, Минас Итиля, вновь потянулись темные чары, и ты тоже чувствуешь их. Ты это предвидел. — Если ничего не предпринять, для всего Средиземья это обернется крахом, господин, — Арагорн выступил наравне с Леголасом, не обращая внимания на корчащегося позади Голлума. Душу Трандуила тяготила мрачная тень: когда-то давным-давно он видел ужасы Мордора и не мог забыть их. Стоило ему взглянуть на юг, и воспоминания о них затмевали ему Солнце; он знал, что ныне Мордор опустошен, и короли людей из владык Гондора стерегут его, но глубинный страх подсказывал, что Черный Край еще не до конца побежден и однажды воспрянет вновь. — Что ты на это можешь возразить, Король Трандуил? — спросил Митрандир спустя несколько мгновений тишины. — Больше ничего, — признать это вслух оказалось тяжелее, чем эльфу хотелось бы. — Раз такова воля Истари, я даю благоволение и свое. И все же эта весть — еще не все из того, что ты принес с собой в мои владения, Митрандир. Зачем здесь это мерзкое существо? — синда кивнул на обезображенного хоббита, рвущегося в сторону лестниц. — Мы вверяем Голлума тебе под стражу, Владыка. Темницы твоего Дворца славятся своей неприступностью, — с долей уважения ответил Гэндальф, вновь поравнявшись с Королем. — Пока ему должно остаться вдали от лап врага. Нельзя, чтобы его поймали... Слишком многое он повидал, слишком многое ему известно, и знания его могут быть опаснее любого меча. Я вернусь за ним через семь дней — так быстро, как только смогу. Он еще сыграет свою роль. — Так и быть... Тауриэль! — эльфийка незаметно дрогнула, но тотчас отозвалась. — Отведи эту тварь в грот, приставь стражу и не спускай с нее глаз. — она кивнула и переняла из рук Арагорна веревку. — А если попытается сбежать... Убить.***
Тауриэль спустилась в пещеру, туда, где по-прежнему держали под стражей Голлума. Она бесшумно сошла с лестницы, окидывая взглядом мрачную природную залу, и увидела его: он сидел у кромки воды. Эльфийка услышала какое-то тихое бормотание, но ничего не смогла разобрать: это чуднóе создание то шипело, то картавило, то вновь ласково причитало… Любопытство заставило Капитана подойти ближе. Она сделала несколько шагов к Голлуму, придерживая рукоять клинка, и постаралась разглядеть, что же в действительности это существо держало на длиннопалой ладони. — Они забрали ее у нас-с... — вновь Тауриэль услышала хриплый омерзительный голос; Голлум, похоже, не замечал подошедшую к нему сзади эльфийку. — Что забрали? — вопрос сорвался с языка прежде, чем разум успел его задержать. — Прелес-сть... Они забрали нашу Прелес-с-сть... — тихо прошипел Голлум, продолжая любовно поглаживать что-то незримое в своей руке. Тауриэль прищурилась. — «Прелесть»? — Гадкие эльфы... — голос Голлума стал злее, и эллет кожей ощутила угрозу; она уже была готова выхватить клинок из ножен, однако пленник продолжал сидеть неподвижно. В какой-то момент он прекратил свое пустое занятие, его глаза-плошки отразились в черной глади воды, и тогда Тауриэль смогла как следует разглядеть его страшное лицо. — Мы знаем, что ждет несносных эльфов... О, да-а... — Что тебе известно? — Тауриэль повысила тон. Голлум резко обернулся и сощурился. — Говори. Он смотрел на нее злыми и полными отвращения глазами. Маленький рот его раскрылся, обнажая ряд гнилых острых зубов. Тауриэль неколебимо возвышалась над ним, ожидая худшего, однако в следующий миг взгляд Голлума потух, ухмылка неожиданно сползла с лица, и он обхватил свою большую лысую голову огромными руками и зарыдал так, будто его пытали, и плач этот эхом разлетелся по сводам грота. — А ну хватит! Однако Голлум, будто бы ища утешения, кинулся к Тауриэль и схватил ее за подол камзола как дитя мать. Она дернулась и обнажила клинок, однако помогло это мало: жалкое существо только сильнее взвыло, да так, что чуткий эльфийский слух резануло как кинжалом. — Довольно! — эллет в мгновение ока приставила лезвие к тонкой шее Голлума, и он, жуя свои слезы, притих. «То-то же, иначе на его вопли вся здешняя стража сбежится». — Отвечай на вопрос, тварь. Тауриэль замерла, не зная, что предпринять. Голлум лишь тихо хныкал, не двигаясь, и по-прежнему мертвой хваткой держал ее за камзол. — Призраки-и! — вдруг взвыл он, и из его глаз-плошек зернами посыпались слезы. — Девять Призраков! Им нужна наша Прелесть! Голлум дернулся и, обхватив ногу эльфийки, спрятался за ней, словно некто незримый хотел напасть на него. Тауриэль, не растерявшись, резко отшвырнула его от себя и сделала шаг назад, борясь с желанием отсечь Голлуму его загребущие руки; он вновь отчаянно завыл. Прошло около десяти минут, прежде чем обезображенный хоббит начал успокаиваться. Тауриэль обходила его вкруг, внимательно наблюдая за ним, и невольно отметила, что испытывает к этому существу... Жалость. Ей уже не хотелось силой истязать его. Это слишком жестоко. Сейчас она смотрела на него и видела, как он страдает. Он сломлен. Порабощен Тьмой, и эта Тьма терзает его день ото дня. С ним творилось что-то, чего Тауриэль пока не понимала, но была точно уверена: это создание не заслуживает большей кары, чем уже имеет. Сколько еще существ намерено искалечить его душу? — Эй… Голлум сидел, сжавшись в комок, и очень тихо скулил. — Я… Даю слово, что больше не обижу тебя, — заговорила Тауриэль осторожно, вложив в голос несвойственную ей мягкость. — Расскажи мне, что с тобой случилось. Что ты знаешь о Призраках? Однако ответа не последовало даже спустя время. И Тауриэль решила оставить Голлума. Пока что. Кивнув охране, она ушла, на ходу обдумывая все то, что уже услышала от него: «Прелесть», Девять Призраков... «Нет, Тауриэль, остановись... Тебе нечего в это лезть. Что бы то ни было, это не твое дело... Хватит с тебя приключений».