Большой обман

Элоиз думала, что хуже, чем после этого разговора, уже не будет, но через несколько дней жизнь преподнесла ей новый сюрприз. Утро, впрочем, выдалось безобидным – не считая того, что она проснулась с головной болью и припухшим лицом, ничто не предвещало беды. День обещал быть теплым и безветренным, от вчерашнего дождя не осталось следа, и когда утром Элоиз распахнула шторы, в комнату тотчас ворвалось солнце. На день она ничего не планировала, не считая обеда у Теренсов, на который ее пригласили еще две недели назад. Элоиз не знала, был ли Томас в числе приглашенных, но, учитывая стремление Алиеноры прибрать его к рукам, сомневаться не приходилось. «Что ж», думала она, сидя перед зеркалом, «ты с самого начала знала, что ничего у тебя с ним не выйдет. Обидно, конечно, что все так сложилось, но ты сможешь это пережить». Элоиз резко захлопнула верхний ящик трюмо и быстро отвернулась. В глазах снова защипало. Глупо отрицать, что Томас украл ее сердце, а мысли о том, что все кончено, отзывались гулкой пустотой, где-то под ребрами. Скорее бы он уехал. И, неважно, один, или с кем-то. Однако, когда она представила его с «кем-то» – и этим кем-то, оказалась Сара – пустота расползлась на всю грудную клетку. И все же ей удалось взять себя в руки. «Чем хуже идут дела, тем лучше ты должен выглядеть», любил повторять Арчибальд. Элоиз хоть и не считала его примером, но признавала, что время от времени (хоть и нечасто), он мог исторгнуть нечто разумное. Да, ей больно. Обидно. Но это не конец и уж точно не катастрофа. И нет ничего постыдного в том, что ей хочется плакать. Это тоже нормально. Можно поплакать, пожалеть себя, а потом встать, отряхнуться и двигаться дальше. Даже если сейчас, она не знает, куда именно. Но что Элоиз знала наверняка – она не пропустит обед у Теренсов. Черта с два. Не доставит она им такого удовольствия. Все эти дни, несмотря на то, что внутри у нее разверзлась бездна, Элоиз сияла, как новенький пенни. Надевала лучшие платья, делала красивые прически и даже смеялась над глупыми шутками Арчибальда. И каждое утро, боясь признаться самой себе, ждала, что Томас объявится: неважно, зайдет лично или хотя бы оставит записку. Но ничего не происходило. Элоиз понимала – она сама обозначила приоритеты, дала понять, каких действий ждет, а вот Томас ничего толком не объяснил. Но этого и не требовалось – будь у него хоть сколько-нибудь серьезные намерения, он бы так и сказал, верно? «Просто выброси его из головы», мысленно посоветовала она, глядя в лицо собственному отражению. Но, кажется, проще было выбросить голову. — Доброе утро, мисс Давенпорт! — Дороти отвлекалась от полировки комода, когда заметила ее наверху лестницы. — Что-то рано вы сегодня. А как чудесно выглядите, — горничная понимающе сощурилась, — ах, да, что это я! Ведь сегодня особенный день. — Ты это о чем? Дороти, смекнувшая, что появился шанс ненадолго увильнуть от работы, тотчас отложила тряпку. — Ну, как это? — ее тонкие рыжие брови взметнулись вверх, — вы же сегодня обедаете у Теренсов, — Дороти лукаво подмигнула, — наконец-то утрете нос этой противной выскочке. — Не знаю, что ты имеешь в виду и даже не собираюсь выяснять, — Элоиз потерла лоб, — вернись-ка лучше к работе. — Ладно-ладно, — продолжая хитровато улыбаться, Дороти примиряюще вскинула руки. — Кстати, я подготовила ваш наряд. — Откуда ты знаешь, что я собираюсь надеть? За несколько лет она привыкла к неумной энергии горничной, и ее привычке рисовать в голове собственные сюжеты. Время от времени Элоиз казалось, что шустрой ирландке следовало писать книги, а не натирать до блеска тумбочки и изголовья кроватей. — Могу приготовить другое, любое, какое скажете, — Дороти на всякий случай попятилась, когда Элоиз, нахмурившись, стала спускаться по лестнице, — просто мне показалось что то голубое… ну, которое вам дядя на именины подарил… помните? Вы же его так любите, ну в смысле платье, а не дядю… ой, ну то есть и дядю тоже, конечно, ну, в общем,… вы поняли. — Дороти оказалась прижатой к окну. — Так вот, я решила, что вы захотите надеть голубое. Элоиз стояла в нескольких сантиметрах от нее, лишая возможности к отступлению, но запугивать горничную не собиралась. — Что ты опять напридумывала? — Ничего, — Дороти прикусила губу и обескураживающее улыбнулась, — просто хотела, чтобы вы были там самой красивой и чтобы понравились сэру Томасу. Элоиз вздохнула. — Запомни, Дороти, главное: нравиться себе, а не мужчинам. А сейчас, — она протянула ей тряпку, — закончи уже с этим комодом. Скоро ты мне понадобишься. Когда после завтрака она поднялась к себе в спальню, наряд уже ждал ее на портновском манекене. Дороти, конечно, могла позволить себе лишнего, но вкуса у нее было не отнять. Если бы позволяли средства, Элоиз наняла бы «настоящую» горничную, оставив Дороти исключительно в должности компаньонки. Через несколько минут, стоя перед зеркалом, она улыбнулась собственному отражению. Улыбка вышла такой естественной, а взгляд таким беззаботным, что на мгновение Элоиз поверила, что у девушки по ту сторону стекла все хорошо. Она расправила плечи. «Если поверила ты, значит, поверят и другие».

***

— Ах, моя дорогая девочка, — миссис Теренс буквально с порога заключила Элоиз в душные объятия, окутав ворохом белых кружев и цветных лент. Ее острые ноготки при этом больно впились в лопатки. — Мы с Сарой так рады, что ты посетила нас. — Алиенора взяла ее под руку, — идем же, скорее, мы сегодня обедаем в саду. Элоиз в растерянности последовала за ней. Обычно ее появление у Теренсов сопровождалось кривыми улыбочками и холодными взглядами – мать и дочь не упускали возможности показать Элоиз, что в их доме она не желанная, а вынужденная гостья, и терпят они ее лишь в силу хорошего воспитания. И тем больше ей не понравилось радушие хозяйки – в этот раз Алиенора, кажется, была по-настоящему рада ее видеть. Сара, как выяснилось через пару минут, обрадовалась не меньше. Едва только Элоиз шагнула под своды увитого плющом летнего шатра, заклятая подруга вырвала ее из цепких объятий матери и потащила за стол. Гостей собралось немного – Элоиз насчитала одиннадцать человек, и все были ей хорошо знакомы. С немалым облегчением она поняла, что Томаса среди них нет. — Я так рада тебя видеть, — Сара усадила ее рядом с собой, во главе стола, — мы с мамой боялись, что ты не придешь. Они сидели по обе стороны от нее, ласково улыбались, но в глазах читалось торжествующее злорадство. Какого дьявола тут происходит? Неужели Томас рассказал что-то об их разговоре? Нет, исключено. Она не так хорошо его знала, но он не показался ей тем, кто станет болтать о подобных вещах. — Как я могла? — Элоиз оставалось лишь подыгрывать, не зная правил, — мы договаривались еще две недели назад. — Она улыбнулась и, как ни в чем не бывало, отпила сока. Дамочки Теренс переглянулись, чем окончательно убедили Элоиз в том, что на обед ее позвали в качестве десерта. — Конечно, милая, но… после того, что случилось… — Сара наклонилась к ней и по-сестрински взяла за руку, — я так восхищаюсь твоей силой, Элоиз. — Вздохнув, она покачала головой, — случись такое со мной, я бы и носа на улицу не показала. Может быть, даже уехала куда-нибудь. У нее закружилась голова. Даже если предположить, что Томас все-таки рассказал им, это ни коим образом не может опозорить ее – она показала себя с лучшей стороны. Да, обидно, что кавалер предпочел сбежать, и, некоторые, конечно, будут посмеиваться ей в след, но это не повод запираться дома, сгорая от стыда. — Не уверена, что понимаю, о чем ты, — каким-то чудом ей все еще удавалось держать оборону и улыбаться. — Тебе нечего стыдиться, милая, — Алиенора забрала у нее сок и поставила вместо него бокал шампанского. — Ты так юна и неопытна, — она покачала головой, — неудивительно, что немного сбилась с пути. — Последнюю фразу она произнесла нарочито громко, и все взгляды тотчас обратились на них. — Вы имеете виду сэра Томаса? — спокойно поинтересовалась Элоиз и с нарочитой беспечностью отправила в рот белую виноградину. Она уже поняла, что каким-то образом им стало известно о случившимся, но не хотела верить, что узнали они это от самого Томаса. Не мог же он так поступить с ней. Или мог? — Никто не осуждает тебя, дорогая, — Сара похлопала ее по руке. — На твоем месте я бы и сама поверила ему. А уж когда Дороти сказала мне, что он сделал тебе предложение… — Что?! Виноградина застряла у нее в горле. Она закашлялась, и Сара тотчас ударила ее по спине. С особым старанием, так, что Элоиз поперхнулась еще сильнее, но ягоду все же проглотила. — Тише, тише… — Алиенора протянула ей бокал. — Вот, выпей. Дождавшись, когда Элоиз немного отдышится, она продолжила: — Это потом мы узнали, что твоя горничная что-то напутала. А мы уже так обрадовались… — миссис Теренс притворно вздохнула, — думали, погуляем на вашей свадьбе. У нее заломило виски. Дороти пустила слух, что Томас сделал ей предложение? В то, что горничная сделала это со зла, не верилось ни на миг. — Она сказала это компаньонке Сары, — голос Алиеноры звучал для нее как сквозь толщу воды, — хотела поделиться радостью. И мы обрадовались, честное слово… — с выражением лица, достойным ведущей примы Аполло, миссис Теренс приложила руку к груди. — Как же глупо с моей стороны было отправить мистеру Райту поздравительную записку. Но, девочка моя… — Алиенора, доверительно наклонилась к ней, говоря при этом достаточно громко, так, чтобы услышали все остальные, — что вы так долго делали в тот вечер? Надеюсь, он не позволил ничего такого, что… Она не знала, сколько еще сможет выносить этот позор. Собрав остатки сил и разодранного в лохмотья достоинства, Элоиз отпила шампанского, грациозно поставила бокал и снисходительно улыбнулась. — Не волнуйтесь, миссис Теренс, ничего такого, о чем втайне мечтает ваша дочь. А теперь извините, — она поднялась из-за стола, — у меня что-то аппетит пропал. Ей стоило титанических усилий не ускорить шаг и покинуть шатер с беспечной грациозностью. Десяток взглядов — разъяренных, любопытных, насмешливых и презрительных прожигал ей спину, впивался под кожу до самого позвоночника, пока она, покачивая бедрами и выпрямившись, как струна, выходила из сада.

***

Первым и самым сильным порывом было желание избить горничную до синяков, а после вышвырнуть за порог без уплаты жалованья. Останавливало лишь то, что сделанного это бы все равно не изменило, да и в злой умысел девушки Элоиз по-прежнему не верила. И все же ярость клокотала в груди, а руки так и чесались отвесить негоднице пару оплеух. — Простите, мисс, ради всего святого простите… — Дороти, забившись в угол, глядела на нее, как загнанная кошкой мышь. Парой минутой ранее Элоиз влетела в ее каморку без стука, распахнула дверь так, что та с грохотом ударилась о стену, а на колченогой тумбе жалобно звякнула кружка. — Какого черта ты это сделала?! — Элоиз схватила ее за лямку передника и дернула вверх, вынуждая распрямиться в полный рост. — А ну, в глаза мне смотри! — рявкнула она, разворачивая ее к себе. — Клянусь Богом, я хотела как лучше, — голос у девушки дрожал, а в глазах блестели слезы. — Я думала, сэр Томас тогда сделал вам предложение: вы ходили такая счастливая, прямо светились вся… Порхали, как бабочка, ну, и я решила, что… — Дороти не выдержала и разрыдалась, — я хотела, чтобы вы утерли нос этой мерзкой выскочке, потому и рассказала все ее горничной. Знала ведь, что эта дура тотчас побежит к хозяйке. Элоиз наконец отпустила ее и, вымучено вздохнув, села на ободранный табурет. Расшатанные ножки предупредительно заскрипели, но она не обратила внимания на их угрозу. — И она побежала. — Элоиз сложила руки на коленях, в кои-то веки позволяя себе ссутулиться. — Не было никакого предложения, Дороти, — она с грустью посмотрела на служанку. — Зато теперь все уверены, что мы занимались невесть чем. — Она вздохнула. — Все думают, что я его любовница. Дороти тихо вскрикнула и прикрыла рот рукой. — Боже… — прошептала она. Глаза ее расширились от ужаса, — какая же я дура, — девушка схватилась за голову, — что я натворила… Простите, мисс, простите! — она бросилась к ней, но Элоиз лишь устало отмахнулась. Она все еще злилась на Дороти, но с другой стороны… Первый раз в жизни ей достало храбрости высказать дамочкам Теренс все, что до сегодняшнего дня Элоиз успешно подавляла. Конечно, теперь пойдут слухи не только о ней и Томасе, все будут говорить о ее отвратительном поведении, плебейских манерах и отсутствии воспитания. Ее перестанут приглашать на обеды, не будет наигранных улыбок, фальшивой заботы и гнусной пародии на дружбу. Элоиз посмотрела в окно. Сама того не желая, Дороти оказала ей услугу, пусть отчасти эта услуга и вышла медвежьей. Но, может теперь, в ее жизни будь чуть больше настоящего? По крайней мере, ей больше нет надобности притворяться.

***

Вечером, незадолго до возвращения Арчибальда, она отправилась на прогулку. Элоиз не сомневалась, что дядя уже в курсе случившегося и смирилась с неизбежным разговором, но по возможности решила его оттянуть. Конечно, за позднее возвращение ее будет ждать дополнительный нагоняй, но и на это ей было плевать. В конце концов, ничего страшного Арчибальд с ней не сделает – не хуже того, что уже свалилось ей на голову. В поисках уединения Элоиз пошла в любимое место – Центральный Парк. В темное время он был не самым безопасным местом, тем более, для одинокой женщины, но она знала уголок, где ей уж точно ничего не грозило. Итальянское кафе на берегу пруда хорошо освещалось, а его владелица, уроженка солнечной Калабрии, знала еще покойного Давенпорта и очень тепло относилась к Элоиз. В тот вечер, увидев любимую посетительницу, она мигом смекнула, что та пребывала не в лучшем настроении и разместила ее в увитой виноградными лозами беседке. Сперва Элоиз хотела заказать вина, но передумала и попросила чаю. — А это, чтобы прогнать дурные мысли, — хозяйка, всегда обслуживающая ее лично, принесла вместе с чаем большой кусок яблочного пирога. — За счет заведения. — Спасибо, — Элоиз улыбнулась, благодарная за то, что хозяйка не стала задавать вопросов. Наверное, она прожила достаточно, чтобы вынести простую истину – в некоторых случаях лучше промолчать. Когда хозяйка ушла, Элоиз достала из ридикюля сигарету и зажигалку. Перед уходом она умыкнула их из дядиного кабинета, не беспокоясь о том, заметит ли он пропажу. До этого Элоиз курила всего дважды: первый раз в тринадцать, из детского любопытства и второй два года спустя, на спор с кузеном. Оба раза она жутко кашляла, давилась дымом, а потом еще несколько часов не могла избавиться от горечи во рту. — Не знал, что вы курите. Элоиз подскочила и едва не расплескала чай. У входа в беседку стоял Томас. Его волосы и костюм почти сливались с густой чернотой вечера, а лицо казалось бледнее обычного. — Что вы здесь делаете? — голос сорвался против воли. Элоиз не знала, чему удивилась больше: тому, что он как-то нашел ее в целом городе или тому, что в принципе решил отыскать. — Сперва я пришел на Атлантик-Авеню, но дома вас не было, и горничная дала подсказку, — Томас так и стоял на пороге, комкая в ладони носовой платок, — она сказала, вы любите это место. Сердце отчаянно забилось в предвкушении чего-то сокровенного, того, о чем и мечтать страшно, но Элоиз тотчас пресекла это. — Я спросила, не как вы нашли меня, — она сглотнула и вытянулась, чтобы голос звучал твердо, — я спросила, зачем вы здесь? Пульс отдавался в висках, а кончики пальцев отбивали дробь по крышке стола. Несколько долгих, мучительно долгих секунд они глядели друг на друга. Взгляд Томаса из-под сведенных бровей был серьезен, в какой-то момент он даже показался ей старше своего возраста – таким Элоиз его прежде не видела. — Я глупо поступил тогда, — он осторожно шагнул в беседку, не сводя с нее глаз и, получив молчаливое разрешение, продвинулся еще на шаг, — нужно было сказать это еще неделю назад, — теперь он подошел совсем близко, а Элоиз оказалась прижатой к увитой лозами стенке. — Мисс Давенпорт, — Томас едва ощутимо коснулся ее запястья. Элоиз вздрогнула. — Вы станете моей женой? У нее словно пол из-под ног выдернули. На секунду она даже поверила, что ослышалась или у нее начались галлюцинации, и Томаса вообще тут нет. Быть может, она стоит здесь одна, разговаривая сама с собой. Но вот он снова дотронулся до нее – провел пальцами по тыльной стороне ладони, и вдоль позвоночника сверху вниз прокатилась дрожь. — Если вы делаете это лишь потому, что считаете себя чем-то обязанным мне… — она, наконец, решилась посмотреть ему в глаза. — Я делаю это потому, что люблю вас. Элоиз поперхнулась воздухом. Никто, ни один мужчина прежде не говорил ей такого. Она вглядывалась в лицо Томаса, силясь понять, насколько правдивы его слова, но понимала лишь то, что теряет контроль. Он глядел так открыто и с такой нежностью, что не поверить ему было нельзя. Ну, почему, почему у нее так мало опыта? — Вот как? — тихо спросила Элоиз. Голос у нее подрагивал. — И когда вы это поняли? Неделю назад? Сегодня? Что мешало ему признаться тогда, когда он пришел к ней? Зачем было нужно ходить вокруг да около, сбивать ее с толку ничего не значащим «мне нужны вы»? Элоиз пыталась держаться, но чувствовала, что оборона ее слабеет с каждой секундой. — У вас есть полное право так говорить, — Томас чуть отступил, а ей вдруг захотелось взять его за руку и притянуть обратно. — Нужно было сказать все тогда, но я не решился. — Чего же вы боялись? — Элоиз тихо усмехнулась. — Вы не показались мне пугливым человеком, — она оглядела его с ног до головы. Он посмотрел куда-то в сторону. Поджал губы и покачал головой. — Вы слишком хороши для меня. Не думаю, что я вас заслуживаю. «Не заслуживаешь той, что подсчитывала, сколько у тебя может быть денег?» Кстати, интересно, сколько? Элоиз почувствовала укол совести. Но с другой стороны… Она посмотрела на Томаса. Он выбрал ее. Не Сару, ни кого-то другого – ее, Элоиз. Она не думала о его деньгах, когда прогуливалась с ним по набережной, бродила по закоулкам старого города и тряслась от страха-восторга в дрейфующей лодке. Не строила планов, как заполучить его. И, неужели, сейчас она готова отказаться от счастья? — Это не мне решать, сэр Томас, — остатки сил ушли на то, чтобы не упасть к нему в руки, — если вы настроены серьезно, поговорите об этом с моим дядей. — Конечно, — он вымучено улыбнулся. — Можем пойти прямо сейчас. Но сперва я хочу знать твое мнение: ты согласна? Значит, это правда. В глубине души Элоиз до последнего боялась, что произошло какое-то недоразумение: не верилось, что это может произойти с ней. Она всегда была одной из тех, что держатся в тени, а таким редко выпадает счастливый билет. — Элоиз? — Томас коснулся ее руки. — Все хорошо? Конечно, он видел ее насквозь, видел, какие чувства вызывает в ней, и строить из себя неприступную крепость уже не было смысла. — Повтори это еще раз, — попросила она севшим голосом. Томас притянул ее к себе, взял ее руки в свои и посмотрел в глаза. — Я люблю тебя. Все вокруг потеряло для нее значение. Последний оборонительный рубеж разлетелся в щепки и, не осталось ничего, кроме них двоих, стоящих в полумраке беседки. Взгляд Томаса, казалось, был обращен в самое ее сердце, туда, где Элоиз тщательно и безуспешно прятала то, о чем даже думать боялась. — Я тоже… — в горле у нее пересохло, — люблю тебя, — было так страшно и сладко произнести это вслух. Элоиз рвано выдохнула. И тут он поцеловал ее. В животе разлетелась стая взбесившихся бабочек, когда она ощутила прикосновение его губ – сухих, теплых. На краю сознания промелькнуло, что она и целоваться как следует не умеет, но миг спустя Элоиз просто последовала за ним, чуть приоткрыла губы, подаваясь навстречу. Она ловила каждую секунду, каждое ощущение – руки, сжимающие ее талию, вкус поцелуя на кончике языка и сладкую истому внизу живота. Она выдохнула, лишь когда Томас отстранился. — Ну, что? — он улыбнулся и обхватил ладонями ее лицо. Щеки у него порозовели, а взгляд был немного потерянным. — Идем?

***

Олимпийское спокойствие, с которым Арчибальд выслушал Томаса, определенно заслуживало восхищения. Не знай Элоиз настоящего положения дел, и вправду поверила бы в строгость его принципов. — Ну, что ж, мистер Райт, — Арчибальд остановился у камина и, сцепив руки за спиной, окинул Томаса придирчивым взглядом. В полумраке кабинета его простоватое лицо казалось суровее, плечи шире. Даже халат из набивного бархата, который она всегда считала нелепым, сейчас выглядел презентабельно и строго. «Старый генерал, не иначе», подумала Элоиз. — Я готов сделать все для счастья моей девочки, — он посмотрел на нее и отечески улыбнулся. Элоиз едва сдержала усмешку. — А потому, — Арчибальд вновь обратился к Томасу, — я дам благословение лишь в том случае, если вы поклянетесь мне, что будете заботиться о ней и сделаете все для ее благополучия. — Даю слово, — Томас кивнул. — И вы готовы поклясться на Библии? — Арчибальд взял с полки «Новый Завет» с золотым крестом на синей обложке и помахал им. — Готов, — Томас улыбнулся, — но я агностик и потому, думаю, слово джентльмена будет уместнее. Арчибальд хмыкнул и положил книгу на место. — Мне нравится ваша честность, господин англичанин. Что ж, если моя племянница любит вас так же, как вы любите ее, — он развел руками, — я не вижу препятствий для вашего союза. «Кроме условий брачного контракта», мысленно добавила Элоиз. Все это время она держалась в стороне, у окна, и незаметно комкала штору. — Мисс Давенпорт, — Томас отвлек ее от размышлений. Он подошел к ней и, улыбаясь, взял за руку, — вы станете моей женой? Вдох-выдох. Все, чего она так страстно желала и о чем запрещала себе думать, было здесь, совсем рядом – только руку протяни. Распахнутая дверь в новую жизнь, на пороге которой она стояла, разрываясь между желанием шагнуть в неведомое и страхом этого неведомого. Еще один вдох. Тревога и предвкушение наполнили легкие, расползлись по грудной клетке. — Да, — выдох. Выбор сделан, обратного пути нет. Пальцы Томаса сжали ее ладонь чуть крепче, тепло его руки разлилось по телу, и счастье захватило ее целиком.