На бис

— Джонни? В студии звукозаписи тишина, и это "Джонни" кажется ей сейчас слишком громким и... лишним. — Нет, его нет. Ребята уехали ещё часа два назад, а она... Да, чёрт его знает, что она тут забыла. Сидит да брынчит на акустической. Здесь уютно и атмосферно. Ей нравится. А домой как-то вовсе не хотелось. Никуда не хотелось. Устала. Надоело всё. — Ох, прости, — стоит на пороге и смотрит на неё во все глаза, будто... Что? Рога дьявола разглядеть пытается? Мнётся отчего-то и никак не уходит. — Слушай, Лили, я хотела поговорить с тобой. — Да, слушаю, — поднимает на неё глаза, смотрит своим взглядом уставшим, с осыпанной тушью и слегка смазанной подводкой. Хотелось бы ответить грубее, с теми чувствами, что испывает к ней, но... Нет сил. Запал пропал. Снаряды кончились. Стоит она такая идеальная, его Гретхен, с красивым макияжем, в красивой одежде, вся как с иголочки. Ни тебе убитых джинс, ни старой рубашки, что... да просто удобно. Отъебитесь. В конце концов на репетицию приезжала, а не выступать. Так что там? Поговорить наконец-то решилась? — Я... Знаю про то, что между вами было, — да не за что как бы. — И я понимаю, что вы вместе постоянно и... Лили этот разговор у себя в голове представляла сотни, тысячи раз. В красках рисовала, как будет усмехается над идеальной никчёмностью, как будет всем видом показывать "да было. И это было потрясающе. Да, он был во мне, пока ты обнимала подушку". Во имя Дьявола, да она мечтала об этой сцене. О том, как разобьёт весь их наигранный розовый замок из облаков и спустит прямо в преисподнею. Думала, как будет смотреть нагло своими ярко накрашенными глазами и скалиться. А сейчас... Да пошло оно всё. Надоело. — Гретхен, — произнести это имя, словно струной язык разрезать. Про себя как только не называла, но никогда по имени. Чаще всего и вовсе безлично "она, эта". — Забей и расслабься. Я больше по девушкам. Между нами ничего нет. А что было, то было давно. И это никак не влияет на наши рабочие отношения. Думаю, он тебе тоже самое говорил. Интересно, она знает только про тот раз, когда Лили специально на телефон ответила. Или про всё? В любом случае, вскрывать всю подноготную никто ей не собирается. Много чести. Лили с ней и вовсе говорить тошно, а уж в подробностях. Нет, увольте. — Да, говорил. Но после твоих слов как-то вовсе отпустило. Ты извини, неловкий какой-то диалог вышел. — Всё нормально, — даже худо-бедно улыбается. Ещё бы струны под пальцами так сильно не зажимать. — Ну, пока тогда, — да свали уже ради всего святого, что осталось в этом месте. — Кстати, а не знаешь...? Как-то неловко обводит пустое помещение рукой. Чужая здесь абсолютно. Чужая. — Не, не знаю. Они все вместе ушли. Позвони, — по-любому звонила, но сказать же что-то надо. — Звонила, не отвечает. — Батарея сдохла, наверное, мы тут весь день. Не парься. Найдётся. Она ей зачем-то врёт. Они тут всего-то с двух часов дня, а разошлись в шесть. И телефон у него всё время простоял на зарядке. Почему его выгораживает? Почему не подкинет какой-нибудь мерзкий сценарий в эту голову, что явно уже начала думать, что её парень где-то с кем-то трахается или колется. Ну, как с кем-то... Судя по удивлению в начале, Лили была главным кандидатом, но вот что-то не срослось. — Ладно, спасибо. До встречи. — Пока. Кивает, прощаясь, секунды считая, пока дверь снова закроется. Маска с её лица медленно сползает. Сначала улыбка, потом дружелюбный взгляд. Руку разжать сложнее всего. Шипит от боли, что простреливает пальцы. Глаза прикрывает, чтобы не смотреть на чёртову дверь и взглядом не прожигать. Иначе гитара полетит в увлекательное путешествие. Инструмент жалко. Она из-за него и его девушки любимой и так уже четыре гитары в хлам разбила. Плюсом зеркало в ванной, телефон, что был почти новым, кувшин на кухне, пять кружек и четыре стакана... Ставит гитару за подлокотник дивана, на котором сама растягивается. Даже если уснет... И что? Плевать. Лежит, не двигаясь вовсе, про себя отыгрывая пару песен, пальцами по джинсам перебирая. Что было, то было, да, Лили? Что было, то было... Пора бы отпустить давно, забыть, свыкнуться, а не... Отыгрывать на коленке Crosses. Пора бы, да отчего-то не отпускается. Выуживает свой телефон из заднего кармана и пишет ему смс. Впервые за всё время без "отъебись, я сама разберусь" и не на рабочую тему. Типа "запись в три, интервью в среду". Пишет просто так, всё равно не ответит. Раз уж девушка его найти не может... "Надеюсь, ты в порядке. Тебя искала Гретхен" Отправляет, и мысли непрошенной кучей пожухлой травы сами лезут: где он тогда? С кем? Чем занят? Под кайфом? Не замечает, как её трясти от этих возможных вариантов начинает. Переживает? Приплыли. И когда видит уведомление на экране, думает, что это чёртов оператор связи, Эллиас, соседка снизу, кто-то из фанатов достал её номер. Поверить в то, что от него, не может. Не хочет. "Я в порядке. Сижу у двери твоей квартиры" Читает эти слова, а вокруг будто белый шум. Каждое слово по отдельности понимает, а общий смысл как-то не улавливает. От того и отвечает просто и без лишних вопросов. Зачем вообще отвечает? "А я в студии пролёживаю диван" И думает, где этого дьявола черти носят, хотя он ответил, где. Только всё равно смысл не доходит. Не понимает. Почему у её квартиры. Почему сидит. Что он там забыл. "Тебе явно удобнее =)" "Знала бы, постелила там плед" Рядом с цветком, что у двери кто-то поставил. Красивый цветок, зелёный, пышный. Ей понравился, она и оставила. Поливает его, правда, раз в сто лет, а он всё растёт. Может, потому что поливает обычно остатками виски? "Неплохая мысль. Ты одна там?" Осматривается, зачем-то пожимает плечами. Будто кто-то неожиданно сейчас из-за барабана выскочит. Да, одна вроде. Она, в принципе, одна. Ты же знаешь, Джонни. "Я, четыре гитары, барабаны, твоя микрофонная стойка и... Полбутылки колы" "Да у вас там целая вечеринка. Если я приеду с пиццей, пустите?" Улыбается в экран, как будто она в старшей школе и переписывается с мальчиком, который ей нравится до жути, а он не знает, но тут вдруг написал. Дурость какую-то милую, но написал же. Проблема только в том, что они давно не в школе. Да и милые смс им тогда явно никто не писал. Посмотрите на них. Тут только проклятиями сыпать да полицией грозиться. Если и писали, то точно что-то из разряда "сдохни, сука". "Если я скажу, что мы согласны, ты вызовешь психушку?" "Нет, но, пожалуй, прихвачу ещё что-нибудь. У тебя явно глюки от голода" "Твой микрофон с тобой не согласен" Стоит микрофон этот, смотрит на неё, а в голове чистый образ того, кто эту стойку лишил девственности уже раз двести. Лили Мэйфлауэр, как ты до жизни такой докатилась? Как умудрилась в такое вляпаться, девочка? Знала бы она... Знала бы "как", не вляпалась бы. "Скоро буду" Снова кивает экрану и сама уже думает, что крыша точно едет. Красиво так, под хороший саунд, на всей скорости куда-то едет. В ад, видимо. Совершенно не понимает, что это сейчас было, и на чат смотрит, как на что-то чужое. Будто не она писала и не ей отвечали. Может спит? Уснула в студии, где всё его сигаретами пропахло, вот и снится всякая чушь. Просыпаться только не хочется. Пусть снится. Хоть где-то они разговаривают, а не собачатся. Хоть где-то она, а не Гретхен. Так что, да, пусть снится. Разглядывает потолок, стены, чёрный облупившийся лак на своих ногтях. Здесь ночью оказывается очень тихо. Ни единого лишнего звука. Только она и её мысли. Так и хочется порой себя спросить: "и что ты натворила, детка?". А потом лишь усмехнуться да махнуть рукой. Мало о чём жалеет в своей жизни. Если вдуматься, то практически ни о чём. Каждый шаг, даже неправильный, привёл её в ту точку, где она нагло развалилась на диване одной из самой крутых звукозаписывающих студий в городе. Просто потому что домой не хочется ехать. В ту точку, где дверь снова открывается, и Лили минуту непонимающе смотрит на то, как Фауст подпихивает бедрами обитый чем-то дверной косяк, чтобы открылось настежь. Потому что руки заняты. Пиццей, бутылкой сока и какими-то двумя коробочками, что обычно можно взять в азиатской кухне. — Ты не поможешь? — смотрит на неё взглядом "мне тут как бы не помешали ещё две руки", и она только тогда подрывается. Ставит коробки на столик и смотрит на Джонни во все глаза. Хотела бы сказать, что он пьян, обкурен... Но она его таким видела чаще, чем кто-либо, так что нет. Ничего из этого. — Ты что здесь делаешь? — причем непонятно, какое слово ключевое. То ли "здесь", то ли "делаешь". — Я же сказал, что приеду, — и удивлённый такой, будто вопрос она задала до ужасного странный. — Нет, ты что здесь... — с ней, в студии, после работы. Что ты, блять, делаешь, Фауст? — Тоже, что и у твоей квартиры, — скидывает свою кожанку и устало смотрит на неё. — Хотел увидеть тебя. Такой ответ устроит? Говорит, а сам тянется ладонью к её лицу, стряхивает со скулы осыпавшиеся остатки туши, будто ничего такого, будто постоянно так делает. Будто до этого не боялся ближе, чем на метр к ней подойти. Ничего не отвечает, лишь слегка пожимая плечами. Устроит, наверное. Пока так на неё смотрит, пока рядом стоит и не дёргается каждые пять минут к телефону. Устроит ли, когда они разойдутся в разные стороны: она к себе в пустую квартиру, а он в дом к любимой девушке? Не знает. Может быть, тоже устроит. А сегодня она устала бегать и ругаться. Пусть только смотрит вот так. Что ей кажется — утра не будет. И квартиры пустой и дома его... С девушкой... Любимой. — Сыграем? — кивает на гитару и тут же берет её в руки, выдавая пару аккордов, чтобы смог спеть под акустику. — Конечно, — садится рядом, петь начинает. Тихо. Низко. С хрипами и лёгкой улыбкой. Пока она пальцами касается струн и задевает что-то внутри него. Постоянно. Больно. На бис.