их

            у стеллы нет больше сил на то, чтобы бороться. бороться за себя, за свою силу, за свои убеждения. она просто устала, выдохлась, оставив в последнем бою своё непоколебимость и бесстрашие, гордо выкинув маску, в спешке натянутую на себя много лет назад, чтобы сейчас она упала к ногам матери, оповестив окружающих о её бунте. маленьком, неспособном выжить хоть каких-то пару дней, и слишком жестоко подавленным.             она опустошена.             нет света, нет магии, нет чувств.             нет стеллы.             есть пустая оболочка; до сих пор красивая, но такая прозрачная, что не сразу разглядишь.             сильва, каким-то чудом сбежавший из тюрьмы, такой и находит принцессу солярии. а принцессу ли?             с огромными мешками под глазами, которые она уже не скрывает тональником, с пустым взглядом из-под полуопущенных ресниц и со сломленной душой.             это было так похоже, что мужчина поежился, сжимая её руку в своих ещё крепче, сто процентно оставляя на молочной кожи свои отметина: большие, некрасивые, темно-синие, которые спустя время пожелтеют, а только потом исчезнуть.             — что ты здесь делаешь, принцесса? — спрашивает он, разглядывая её новую прическу. обкорнала она свои золотые локоны по самые уши, теперь поминутно заправляя выбивавшиеся пряди за завиток.             стелла на фоне, этого ужасного и провонявшего по самое основание, кабака выглядит абсурдно, хочется вытащить на свежий воздух или пару раз окунуть в воду, чтобы смыть следы этой убогой жизни, но нельзя такое вытворять с ней. она слишком хрупкая, одно лишнее движение и бум — разлетится на миллионы осколков, которые не склеишь, а сгребешь в жалкую кучку и будешь хранить рядом с сердцем, как напоминание.             — то же, что и вы, — шепчет дрожащим голос, не поднимая глаз и ковыряясь вилкой в почти зеленом пюре, которое, по-хорошему, выбросить надо, а не посетителям подавать. — прячусь от прошлой жизни.             на это заявление мужчина морщится и отводит взгляд от принцессы, смотрит куда-то вдаль, сквозь это грязное, с потекшими брызгами, окно. и старается рассмотреть хоть что-то, что поможет продержаться ещё неделю, но его надежда сейчас сидит перед ним.             и светит.             светит для него.             по крайней мере старается.             бывший директор теперь не оборачивается, а поворачивается на неё, ищет, но ответа не находит, ведь она этого не хочет.             теперь их жизни самым ужасным образом были переплетены, связаны так, что страшно было отойти друг от друга, поэтому они бегут вместе, деля одну комнату на двоих, завтраки, обеды и ужины, да и кошмары у них почти что тоже общие.             и это саднит.             самое смешное, что они даже спят под одним одеялом и на одной кровати; люди, разница которых составляет четверть века, просто ничего лучшего не находят, как найти себя в другом.             и теперь, когда сильва просыпается от кошмаров с непрозвучавшем криком на губах, руки принцессы ловят его, её тело так доверчиво прижимается к его, ища опору и даря её, а он гарантирует ей защиту, которая так нужна.             стелла, мечась на постели, всегда очухивается в его объятиях, в его плену рук, которые поглаживают девушку по голове; мужчина всегда что-то шепчет в эти моменты, укладывая ее голову к себе на грудь, но оба потом не помнят его слов, не помнят обещаний, данные под покровом ночи в холодном поту, но помнят друг друга.             их тепло.             их силу.             их единение.