Князь Дерса

Стоящий на пересечении двух улиц белый двухэтажный дом, огороженый черной как смола резной решеткой, был тем самым Домом Писательского Объеденения. Говорят, что ранее дом этот пренадлежал человеку, который когда-то входил в число завершивших сессию. В прочем, это всего лишь слухи. На первом этаже этого дома находился весьма недурный и, что очень важно, недорогой ресторан. На втором же этаже распологалось само писательское объеденение. Заблудится среди одинаковых дверей и табличек там можно было очень легко. Там же, за одной из этих дверей, за круглым столом конференц зала томились двенадцать литераторов, ожидая начала того самого заседания, о котором упоминул Инглиш во время страннейшей беседы, и самого Джейка. Все двенадцать заведующих разными печатными сферами матерились, плевались и даже грозили Инглишу расправой, если он так и не явится. И в то же время, в главном морге Земли C, на трех железных столах лежало то, что когда-то называло себя Джейком Инглишем. На первом столе лежала голова, на втором остальное искалеченое тело, а на третьем куча уже ненужных никому истерзаных тряпок. Возле этих самых столов стояли представитель внутренних органов и врачи-потологоанатомы, обсуждающие дальнейшие действия над бедным Джейком. В конференц зале же в один прекрасный для литераторов момент прозвучало звонкое восклицание: “Да к черту это заседание, а не спуститься ли нам и не отужинать?”. Тут же писатели направились в ресторан, живший уде обычной своей ночной жизнью. Во всю гремел джаз, посетители танцевали, пили, ели, пиво лилось фонтанами, а веранда залилась желтым фонарным светом. В общем: форменное безобразие. Наблюдало за этим безобразием и третье лицо. Черный панцирник, одетый во фрак, чей правый глаз был закрыт элегантной повязкой. Поговаривали, что были времена, когда не было на нем этого фрака, а был костюм со шляпой, и в каждом из его карманов можно было нащупать револьвер. Но все это слухи. Тому безобразию, что происходило в ресторане, пришел на смену такой же форменный бардак. Через решетку просочился красный силуэт. К силуэту этому подбежал было швейцар, но вместо того что бы свистеть и звать патруль, он расплылся в неловкой улыбке и встал как вкопаный. Силуэт просочился сначала на веранду, а потом и в сам ресторан. Тотчас джаз стих, стихло и безобразие. Тем самым силуэтом оказался костюм Рыцаря Крови, в который был одет Каркат. -ИНГЛИША ЗАРЕЗАЛО ТРАМВАЕМ, Я ПРИШЕЛ ЧТО БЫ НАЙТИ ТОГО ЗАСРАНЦА, КОТОРЫЙ ЭТО ПОДСТРОИЛ. Тут же зал ресторана вскипел тот самый бардак. Только вот никто не знал за какое событие ухватится: за обезумевшего историка или за смерть главы ПО? Тут же Неклейменный начал заглядывать под столы, за шторы. -Да кого же вы ищите? – вдруг послышалось в толпе. -ПРОФЕССОРА, КОТОРЫЙ СЕЙЧАС НА КЛОУНСКИХ ПРУДАХ УБИЛ ДЖЕЙКА. – отозвался Каркат. -Да как же его пропустили в таком виде по улицам? – опять послышалось из толпы. -ПЫТАЛИСЬ ПАРУ РАЗ ЗАДЕРЖАТЬ, НО Я СБЕЖАЛ. – сердито выкрикнул Каркат. -Да что за профессор, как его фамилия? – услышал за своей спиной историк. -А ФАМИЛИЯ -ТО... ЧЕРТ, ФАМИЛИЮ-ТО Я НЕ ЗАПОМНИЛ! НА С... СЕРКЕТ – НЕТ, ГЛУПО... НЕТ, ТАК НЕ ВПОМНЮ. -Извините, уважаемый, вам нужно отдохнуть, успокоится... – предстала перед Каркатом чья-то багровая людская морда. -ПОНИМАЕШЬ ЛИ ТЫ СВОЛОЧЬ ЧТО НУЖНО ЕГО ИСКАТЬ? -Помилуйте... -ТЕБЯ – НИКОГДА! Каркат тут же ударил по этой самой морде. Начался кипиш. Тут же его начали вязать, заламывать руки. В дали от этого самого кипиша, на веранде стояли одноглазый панцирник и швейцар. -Ты видел что он в богокостюме? – сердито пробасил экс-мафиози. -Извините, да как же я не могу его пропустить, если он член объеденения... – краснея ответил швейцар. -Да мне все равно! В таком одеянии гражданин может следовать по улицам только в одном случае – если он идет в сопровождении патруля. Но смотри, это в последний раз. Свисти, его надо в психиатрическую. Бедного связаного историка погрузили в патрульную машину, напоминавшую чем-то катафалк. Шумиха стихла только тогда, когда эта самая машина отчалила от ворот дома. В тот самый миг в конференц зале началась новая жизнь. Но жизнь эта была обоснована только тем, что литераторы обсуждали предстоящие похороны бывшего главы Писательского Объеденения Земли C.