Сентябрь в Дивнозёрье

...Тайка мерными движениями руки помешивала овсянку, шёпотом приговаривая слова, которым некогда научила её бабушка-ведьма. Овсянка! И самой вкусно — а уж полезно-то как; и Пушку великая радость, ведь в овсянку можно положить всё-превсё самое вкусное, начиная с мёда и заканчивая сгущёнкой, и никто не скажет, что и так уже, мол, всё вкусное в доме перевёл; и, что важно, ритуал соблюдён — Рожаницы же сегодня, время брать силу у Матери-Земли и её детей — колосьев, чтоб до конца зимы телу хватило крепости, а духу — бодрости… Пушок оказался тут как тут — подлетел к кастрюле, лукавым глазом глянул — что готовится. Довольно заухал. — Рано радуешься, — полушутя заметила Тайка. — На обед — овсяный кисель. Коловерша сначала гневно фыркнул, потом его кошачьи уши с красивыми совиными кисточками поникли, а потом в глазах загорелся хищный огонёк. Тайка поняла, что дому грозит очередной налёт на буфет — и поспешила предотвратить это страшное несчастье: — Зато на ужин будут овсяные блинчики. Бли-и-инчики, Пушо-о-ок!.. — пропела она нарочито завлекающим голосом, как в той рекламе, которая иногда всплывала в инстаграме Грини. Коловерша от таких модуляций аж головой затряс. Тайка добавила: — Никифору уже велено приглядывать за тестом. А если что-то в результате останется — может быть, будет пирог из овсяных коржей. ...Поставив на стол дымящиеся тарелки, Тайка села — и на миг задумалась, глядя, как Пушок выбирает добавки к каше. Вспомнила Яромира — вот бы дивий воин сейчас радовался сгущёнке, а то в его Дивьем царстве, куда вернулся этот воинственный любитель сахара, кроме мёда и ягод, толком и не было сластей. Тайка подчас жалела, что загодя не накупила мешок-другой вкусностей в магазинчике. Может, стала бы живой легендой среди обитателей Дивьего царства. Правда, Пушок на это однажды возразил — да столь неотразимо, что у Тайки в ответ никаких слов не нашлось — только полушутливый-полувозмущённый взмах полотенцем: — Яромир далеко, а я рядышком. Может, побудешь лучше живой легендой среди меня?.. Каша остывала медленно. Тайку ещё слегка клонило в сон — хорошо ещё, что был выходной, значит, вставать рано было не надо. С начала сентября уже столько всего случилось! Не успела она толком выдохнуть после истории с перехитрившим всех Лисом, как тут же навалились новые заботы — как учебные, так и те, которые подобают ведьме-хранительнице. То школьную подружку Алёнки, на год её постарше, угораздило из зоологического любопытства в процессе выполнения домашнего задания — сбора зарисовок следов животных — случайно наступить на непонятный след, оказавшийся кикимориным. После чего прилежная девочка, хорошистка, вдруг начала отвечать невпопад и ляпать грубые ошибки, получая двойки и трояки, и Тайке пришлось принимать меры, ведь встревоженные родители уже хотели везти девочку в город к психологу. То аккурат вчера, в день, когда стало нельзя брать детей с собой в лес, чтобы не свёл леший, бабушка Петровна с другого конца деревни пошла с внуком прогуляться — с закономерным результатом. И хотя Ванечке было хорошо и весело с Гриней, показывавшим с экрана своего чудо-смартфона мультики, удивительных крылатых котиков и собачек и таинственных тётенек и дяденек с рыбьими хвостами и острыми ушами, очень красивых, Тайке пришлось срочно отсылать коловершу в мокрый лес, чем Пушок был очень недоволен. И успокаивать Петровну в ожидании возвращения ребёнка, пришедшего, по совету Грини, в обутых не на те ноги сапожках и в надетой задом наперёд куртке — всё-таки тропы в лесу иногда водили даже помимо воли Грини. Каша была очень вкусной: не густой, не жидкой, в меру сладкой, в меру подсоленной. Она таяла во рту. После каши был чай с печеньем — овсяным, а как же иначе... Завтракали все с удовольствием. Никифор, евший отдельно, сидя на низенькой скамеечке, одобрительно покрякивал; доев, он низко поклонился: — Благодарствую, Таюшка-хозяюшка! Расстаралась ты на славу на Рожаницы. Теперь в дому до весны всё будет ладно, всё путём пойдёт, слово домового даю, а слово домового крепко, — и подмигнул. Потом Тайка стала мыть посуду, подолгу задерживаясь взглядом на цветочных узорах. Когда дошла очередь до кастрюли, она сняла крышку и ахнула — в ней ещё оставалось каши на целую порцию. В саму уже не влезло бы, в Пушка — да он лопнет, Никифор — тем более!.. И тут Тайка вспомнила, что у деда Фёдора как раз поломалась плитка: живший в его погребе упырь Макар Иваныч удружил, что ли, уж больно он стал странный после недавних событий. Она накрыла не успевшую выстыть кашу крышкой, быстро нашла украшенную резьбой деревянную досочку, схватила полотенце, обмотала им кастрюлю… Уже просовывая ноги в калоши, услышала над ухом голос Пушка: — Ты куда? — Дедушке каши снести надо: плита у него барахлит, с ней каши не сваришь… — Нет уж, лучше он к нам! — ответил Пушок (по телевизору как раз на днях шла «Бриллиантовая рука»). И с места в карьер вылетел в окно — только отскочившая форточка брякнула. Тайка не успела даже толком сесть за плетение венка из овсяных колосьев — дед Фёдор уже пришёл. Поблагодарив за заботу, он принялся есть кашу. Чувствовал он себя сносно — а это значило, что резких перемен погоды не предвидится, ведь его кости были в этом плане были надёжнее иного барометра. Впрочем, и приметы — например, что туч позавчера не было и журавли не собирались улетать, — предвещали для Дивнозерья тёплое бабье лето. Тайка заварила для деда ещё чаю (Пушок, одновременно проявив наихудшие кошачьи и совиные качества — наглость и увёртливость — украл немного сахарных кубиков). Пока дед ел и пил, она жаловалась ему на историю с кикимориным следом, последствия которого ей удалось приглушить, но не снять вовсе, а дед Фёдор силился вспомнить, что делала в таких случаях Таисья, которую он близко знал с юности. Ни к чему путному не пришли, рассудили, что со временем невезение само истает понемногу, тем более — кикимора Кира отнюдь не злобная. Значит, вред от того, что девочка случайно попала ногой в её след, должен быть меньше, чем вред от следа любой другой кикиморы. Потом Тайка со вздохом сказала: — Вот, никак не могу сделать венок из колосьев, а нужно бы. В такой день... И лучше всего — до заката. Дед Фёдор понимающе кивнул: — Давай попробую помочь. Пальцы уже не те, правда, но не настолько не те... На разговор и последовавший за ним шорох колосьев подтянулся Никифор. Он тоже начал плести венок — поменьше, из колосьев похуже. В шесть рук управились довольно быстро, ещё и Пушок крутился рядом и помогал — советами, не лапками. Больший венок повесили над кроватью Тайки, меньший — на входной двери. Из остатков дед Фёдор сплёл и для себя веночек — совсем маленький и тоненький, но Тайка пошептала над ним заговоры на охрану, так что оберег из него должен был выйти не хуже, чем из большого. И — едва только дед Фёдор довольно крякнул: «Вот так-то будет годно, справно!» — как солнце залило светом комнату, разбросало по чашкам и стёклам шкафчика дробящиеся белым золотом блики, просветило живой кровью кожу, подарило неровные из-за кружева занавесок янтарные блики колосьям в венке… «Словно благословило», — мелькнула мысль в голове у Тайки, и по глазам остальных она поняла: те подумали то же самое. И сразу стало так легко, беззаботно и счастливо, что Тайка прикрыла глаза, наслаждаясь покоем и обществом тех, кого любила. Под рукой оказалась голова Пушка, и она щекотала упитанные щёчки, заставляя коловершу заваливаться вбок и выпускать когти — благо на ней были плотные джинсы, касалась носа и подбородка Пушка, доставляя ему удовольствие. Когда сомлевший коловерша случайно куснул её, Тайка открыла глаза. Дед Фёдор всё ещё сидел напротив, деловитый домовой уже куда-то ушёл. Тайка полулежала на стуле, наслаждаясь теплом и светом, пока не почувствовала в кармане странное шевеление. Телефон вибрировал бы иначе. Заинтересованно скосив глаза вниз, она увидела, как Пушок тянет зубами конфету из кармана кофты. — Отдай! Но прыткий коловерша уже вытащил вафельную конфету и, пока Тайка приноравливалась из неудобной позы схватить его, перелетел на другой конец стола. Тайка лишь рукой махнула со смешком: привыкла уже к проделкам коловерши. Дед Фёдор начал собираться к себе — негоже, мол, без дела в гостях сидеть. Он бережно взял в руки венок, простился с Тайкой на крыльце и вышел за калитку. Тайка была счастлива. Раз день Рожаниц начался так хорошо — то и осень будет счастливой. Впереди был долгий-долгий день. Тайка потянулась и пошла в сад осматривать налитую соком красную рябину — на следующий день надо было делать амулеты и украшать дом бережно срезанными веточками и ягодами — на счастье. А ещё — готовить сок рябиновых ягод. Вот уж на что Пушок точно не станет покушаться.