Забавный Дюма: мушкетёрская трилогия

Противостояние между глупостью и завышенным самомнением достигает пика в главе пятнадцать, посвящённой не воюющим военным и не судящим судейским, а их конфликту интересов. Д’Артаньян и Портос (Арамис уехал «по семейным обстоятельствам» в Руан, а Атос всё ещё сидел в Фор-Левеке) предприняли попытку освободить Атоса и побежали жаловаться на ситуацию де Тревилю. И великий отец солдат, Тревиль, чья забота о них, учитывая его детективную подозрительность, явно преувеличена в этой главе, немедленно бросился к королю. Людовику СПРАВЕДЛИВОМУ как раз докладывал о делах в датском королевстве его первый министр Ришелье, упомянув, что герцогиня де Шеврез нарушила все мыслимые и немыслимые правила, приехав в Париж из своих владений в Туре вопреки официальному изгнанию, и пять дней мутила воду с королевой. Учитывая, что Шеврез на тот момент и без истории с Бекингемом была государственной изменницей и заговорщицей, гнев короля был понятен, и вот он уже хотел пойти разбираться к королеве, как на сцену ворвался де Тревиль. Финал разборок был предсказуем: великий борец за гасконскую справедливость начал рассказывать о том, как коварные судьи схватили и посадили бедного дворянина Атоса (хотя судьи тоже тогда были дворянами, только не меча, а мантии, а это значит не потомственными военными, а заслуженными на гражданской службе). Людовик справедливо заметил, что может посадить хоть всю роту, если она того заслужит, но Тревиль начал дуть губки и король, естественно, уступил просьбе друга-командира кучки военных преступников, игнорируя второе лицо в государстве в виде Ришелье (очень зависимый от кардинала король, ничего не скажешь). Поскольку Тревиль заявлял, что и Атос, и главный герой (благодаря трюку с часами) были у него во время похищения госпожи Бонасье из рук правосудия, а честное слово Тревиля — достаточный аргумент, король даже до суда подписал приказ о освобождении Атоса и, естественно, не стал арестовывать д’Артаньяна. Но де Тревиль, уже сообразивший, что главный герой сейчас схлопочет новую премию Дарвина, по-братски попросил его быть нормальным человеком. И не зря: едва капитан ушёл от короля, как Ришелье вспомнил, что ещё не рассказал олицетворению справедливости о визите Бекингема в Париж.