3. "Волков, Непризнанная и белокрылый грешник"
18 июня 2021 г. в 12:00
— Коэффициент воздействия на предмет с учётом преломления энергии в мире смертных… — донеслось с лавки, пока я трусцой нарезала круги по периметру площадки парка.
Извилины скрипнули:
— С учетом погрешности ментального фона или без?..
— Это ты знаешь… — удовлетворённо хмыкнул Фенцио. — Дальше… Существа из фауны мира бессмертных, влияющих на разум и восприятие?..
— Сирены, медузы, дриады, сатиры… — я начала приседать, постепенно разводя ноги шире и увеличивая точку опоры.
— Это тоже знаешь… — хрипло буркнул препод, спрятав пунцовеющее лицо в свитках.
Едва подавив ржач, я продолжала разминку, уловив выпуклость под балахоном на уровне паха. «Не то прикрываете, ой не то, Фенцеслав!..» — ржал внутренний голос. Спортивный костюм с утяжкой решил проблему с тем, что я не принимала в своём теле. Полиэтиленовые обёртывания тоже несколько упростили жизнь, когда удалось с очередного задания приволочь банку со скрабом для «растопки жира». Сантиметры уходили, я была довольна, альбинос кряхтел, пыхтел, но смирился с тем, что я совмещала физическую подготовку с теорией.
Словом, после начала «факультативов» прошло две недели. Я периодически ловила на себе хмурый взгляд, предвкушая, что утром могу не проснуться, или что моё тело найдут где-то в кустах, некрасиво разделанное осколком. Но мужик был хмур, озадачен, и продолжал учить, сцепив зубы. Периодически поглядывала на него и Уокер. Искры летели, как перья из задницы субантры — но ненависть сильнее. Попытка вызнать, почему меня ещё не пустили в расход для запуска ритуала, получила мрачную многообещающую усмешку и фразу: «Так рано ещё…». И вот тут у Катеньки в штанах стало тесно. И явно не спереди, ибо там точно нечему.
Впрочем, все панические метания содержимого моей черепульки разгоняли вот такие вот утренние «дополнительные». В эти моменты доходило, что сухарь начинал «подмачивать репутацию». Внутренняя зараза аплодировала внезапному стояку, периодически выкапывая в бездонном шкафу что-то любопытнее безразмерных фуфаек и белых штанов с кремовыми кардиганами. Льстить себе было рано — стояк всё-таки чисто физиологический процесс. От привязанностей далёк ровно так же, как мастурбация от полноценного полового акта. Более того, хрен знает вообще, что у него там в голове. Может, наоборот старается запудрить мозги, чтобы в последствии я оказалась под боком в качестве первой жертвы и не убегала, когда он с криками Доцента из «джентльменов удачи» будет вприпрыжку скакать за мной, помахивая «козой» из пальцев и обещанием выбить «моргала».
Да и кроме того единственного поцелуя, на который мы оба закрыли глаза как на временную шизульку, я больше к нему не домогалась. Хотя, стоит признаться, пару раз видела без его белой хламиды, когда было слишком жарко. Вполне себе… Мужик с годами стал реально как хороший коньячок — только «бочка», надо заметить, дубовая… Туповат иногда…
Кроме того, покоя не давало упоминание Динозавром русского начальника школьной стражи. Мне чёт стало любопытно. Упомнит ли земляк славянскую морду в толпе излишне американизированных рож. Впрочем, Феня как раз походил на сильно перебродившего Иванушку из советских сказок. Чем не славянская физиономия? Да и со своими пить как-то безопаснее, чем только с одними чертями. Кстати… Он же ангел должен быть, да?.. Как и архивариус… Блин, ну как никак хоть можно будет «Сектор Газа» петь с кем-то, а не только Меладзе в вагончике, так отчаянно полюбившегося Ости и Мими.
Разминка закончилась. Я чувствовала, как конский пот усилий стекает по спине и заднице, хотелось в душ. Препод усмехнулся, когда я подхватила с лавки полотенце, протирая испарину с лица:
— Не понимаю к чему такие усилия…
— А что, красивой попытаться быть уже наказуемо?.. Нет, я понимаю, что лицо уже не исправить, но как бы с пакетом непрозрачным на голове, если что, тоже неплохо… — Фенцио закашлялся и я удивлённо приподняла бровь: — У меня странное ощущение, что у пернатых, в их белой части, секс это что-то чуть ли не постыдное…
Не знаю от чего он краснел больше. От того, что от возмущения воздух не в то горло попал, или от того, что смутился, но невольно снова протёрла лицо, пряча хохот в полотенце. Уже едва не дёрнувшись чтобы похлопать его по спине, чтобы быстрее отпустило, я всё же сдержалась и прихлебнула холодной водички из бутылки, любопытно дожидаясь ответа.
Наконец он смог выдохнуть:
— Непризнанным вообще до принятия стороной ничего нельзя. Во избежание казусов. Мою историю, полагаю, ты знаешь… — я задумчиво кивнула, и он скривился, побледнев, — так о какой близости может идти речь?..
Я фыркнула:
— Ну, начнём с того, что основная запарка в размножении. Моя фертильность, например, хреново работала ещё при жизни, отрастить новую репродуктивную систему не выйдет, скорее всего. Если прям сильно страшно, на земле есть разные способы контрацепции. Презервативы, например. Едва ли бессмертные так сношаются, что по комнатам аромат палёной резины разносится в этом случае… — он снова побагровел, на сей раз просто поджав губы. Я закатила глаза: — Вот я сейчас всерьёз думаю о том, что Дино появился методом почкования…
Ангел удивлённо вытаращился на меня:
— Нет, стандартно… — поняв, что подловила, сплюнул под лавку, злобно сложив руки на груди: — Шла бы ты…
Хихикнув, я подула себе в «межсиськовое» пространство топика:
— Да сейчас пойду уже… Суббота всё равно. Кстати. А где у нас начальник стражи обитает?
— Третий этаж жилого корпуса. — не задумываясь выпалил ангел, после чего осёкся, подозрительно покосившись на меня: — Сдавать решила идти?!..
— Больно надо… — фыркнула я, — Познакомиться хочу с земляком…
Очередной недоумённый взгляд, на который я уже внимания не обратила. Заколебал. Любовь любовью, а порой бесил беспощадно. Впрочем, не давил и на том спасибо. Бояться я его не боялась… Уж не знаю почему. Впрочем, скорее по той причине, что я до сих пор была жива. Может, конечно, поцелуй как-то насторожил и привёл к мыслишке, что не стоит судить сгоряча… Оставалось только отмахиваться и дальше веселиться в новом для себя мирке.
Распространяя по школе амбре трудового пота, я причапала в комнату. Ости уже куда-то унеслась, даже не оставив записки. Впрочем, демон… Чего я ждала?.. Душ, шкаф, зеркало… На полке вырос бокс косметики, за который, как выразилась моя соседка, не стыдно. Перебрав содержимое, я с лёгкой усмешкой набросала привычный нюд на физиономии, отметив, что морда тоже похудела и начала сползать. Того и гляди стану как Кроули. Надо что-то придумать, когда совсем всё плохо будет… «Хотя, куда бы хуже?..» — пронеслось в голове.
С тяжким вздохом я ещё раз окинула себя в зеркало оценивающим взглядом. Отмахнувшись по итогу, вышла в общий коридор. Дверь третьего этажа жилого корпуса была снабжена красноречивой табличкой, которая венчала все трансформаторные будки на территории моей родины. «Не влезай! Убьёт!», чуть ниже чёткая черепулька Гарри Поттера с молнией во лбу. Поржав с юморка своего соотечественника, я решительно дёрнула дверь на себя и шагнула в коридор.
Ржач продолжался. На каждой двери имена стражников и «звания». Под званиями «звёздочки» для более удобоваримого понимания: от сержанта до младшего офицерского состава. У последних таблички были начищены. Собственно, на одной из дверей обнаружилась подполковничья «раскладка» и значилось «Волков Андрей Михайлович». Едва не хрюкнув от смеха, я собралась с духом и поскреблась в дверь, из-за которой, к слову, доносилась музыка. Что-то из военных фильмов… Судя по всему, меня не услышали. Повторный стук — с тем же результатом.
Я закусила губу, и без особой надежды нагло надавила на дверную ручку. На удивление, та поддалась… Внутри снова радостно плясали ржущие в предвкушении тараканы. Короткий «тамбур», обклеенный советскими обоями с «огурцами», следом комната. Вполне смахивающая на парные обители студентов размерами. Вот только антураж… Флаг Советского Союза, чуть ниже и поменьше триколор России, плакаты Горбачёва и Хрущёва, старательно разрисованные рогами, усами и прочими атрибутами «любви народа». Советская пружинистая железная койка с матрасом, белое постельное бельё, синее одеяло казарменного образца, стол, стул, видавший виды диван, тумбочки, сейфы, шкаф, на дверце которого подполковничий китель и фуражка на дверце. Всё как положено…
На одной из тумбочек стоял кассетный проигрыватель «Весна», в котором на данный момент неожиданно грянул гимн СССР. Я внимательнее осмотрелась, зацепив, наконец, взглядом мужскую задницу, выглядывающую из-под стола. Кажется, начальник что-то искал…
До Левитана мне было как до луны, но интонации я помнила, и, стараясь не ржать, выдала, выдерживая полагающиеся паузы:
— От Советского Информбюро!..
Из-под стола донёсся грохот встречи затылка с деревянной крышкой и красноречивое:
— ЁБ ТВОЮ МАТЬ!!!
Торопливый раковый буксир мужика, жопой вперёд выскочившего из-под стола, потирая отбитое темечко с ошалевшим, если не сказать грубее, взглядом. Наконец, он навёл резкость после удара, вперившись в меня. Повисла пауза. Шлёпнув на голову левую руку, я приложила к виску правую с выпрямленной кистью, бодро гаркнув:
— Товарищ подполковник, разрешите доложить! Младший лейтенант Князева прибыла в расположение подведомственной вам территории!..
Мужик вытаращился на меня, залипнув, кажется… Помотал головой, потёр глаза пальцами, ущипнул себя на всякий який, после чего обошёл меня кругом, продолжая потирать ушиб. На всякий случай потыкал в моё плечо пальцем. Наконец, пауза была прервана почти обиженной репликой:
— К пустой голове руку не прикладывают… Вольно!
Я опустила культяпки продолжая посмеиваться и улыбаясь во весь рот:
— Неожиданная встреча, да?..
— Дохера неожиданная… — хлопнул глазами подполковник. — Ты кто?..
Оглянувшись на серые махалки за плечами, я хихикнула:
— Непризнанная, вестимо. Занесло вот… — Волков продолжал таращиться, мне уже становилось не слишком смешно. Развернулась обратно к двери: — Так, ладно… Видать, я не вовремя. В другой раз…
— Куда?! — меня за шкирку развернули обратно, сгребая в объятия с протяжным воем: — Господи, спасибо!..
Рёбра натужно хрустнули в захвате. Я запыхтела, позволяя расчувствовавшемуся земляку прорыдаться, похлопывая его по спине, краснея уже не от смеха, а больше от нехватки кислорода. Волков продолжал выть, оправдывая свою фамилию, но минут через десять всё пошло на убыль. Меня наконец выпустили из захвата, покрутили за плечи, рассматривая с ног до головы с отеческой улыбкой и глазами на мокром месте и бормотанием: «Счастье-то привалило, а?!».
Наконец, я улыбнулась:
— А вы тут какими судьбами?..
— Да хрен его знает… Точнее, знать-то знаю. В восемьдесят шестом в Афгане гранату собой накрыл, чтобы взвод спасти. Ну и… А потом… — он неожиданно хлопнул глазами: — Ну, как у всех наших, наверное: Апостол Пётр за конторкой с такой прям книжкой переписи Рая Православного. И такой мне: «А хочешь по обмену к пендосам?». А я чего? Мне-то пофигу… Согласился.
Я задумчиво поскребла в затылке, без разрешения умастившись задницей на диван. Какая-то хрень. Он, например, мученик и защитник. А меня какого хрена сюда закинуло?.. Что-то не вязалось. Только из-за того, что была «терпилой» при жизни? Из-за того, что даже антагонистам давала в писанине второй шанс? Я вообще не должна была попасть в школу. По возрасту, по происхождению и поступкам.
— Хрень какая-то… — наконец вздохнула я.
— Почему? — Волков приподнял брови: — Тебя не встречали что ли?
Помотав головой, я хмыкнула:
— Не-а. Ударилась головой, закрыла глаза, открыла уже на обрыве. Чё-то тут не то… Кажется, ошибочка вышла… Мне «на небеса» попасть так же светило, как Горбатому второй срок в должности генсека.
Подполковник икнул:
— Сдох, слава Богу?!.. Прости Господи… — перекрестился он
— Хуй там. Девяносто лет. Ещё пердит и дышит… — сморщилась я, — но после него там до нулевых один треш был, теперь другой… Союз в девяносто первом распался. Точнее, развалили. Короче, долгий экскурс в современную историю, если интересно, можно провести чуть позже, — я потёрла виски пальцами: — Нихрена не понимаю. Почему я здесь? Зачем?..
Волков ухмыльнулся, подойдя к сейфу и проворачивая ключ. На столе вырос графинчик глифта, две рюмки, грамм по тридцать, и нарезка из сыра, колбасы и маринованных огурцов:
— Как у нас говорят: «Без ста грамм не разберёшь». — марево плеснуло в рюмки: — За тебя что ли, девочка…
Я вздохнула, «чокнувшись» своей стопкой с его:
— Лучше за нас с вами, и за хуй с ними, — подполковник заржал, но тост принял, опрокинув в себя рюмку: — Как я поняла, наших тут не шибко-то много…
— Русских — немного. Союзных — полно. Архивариус — белорус, казахи есть, пару армян знаю, грузины, азербайджанцы, татары… О! Я тебя попозже с украинцем познакомлю. Микола зовут… Николай Семёнович, то есть. Он в каком-то отделе Цитадели работает. Не помню уже. Давно не виделись…- Рюмки снова наполнились: — А какой там год-то хоть?..
— А говорили, что архивариус русский… Хотя, для них, кажется, мы все русские, кто дальше от Европы до Аляски. Включая индусов и китайцев… Какой и у вас, вроде. Две тысячи двадцать первый.
Волков погрозил мне пальцем:
— Нифига! У нас тут семь тыщь какой-то. Я уже и не считаю. Первые годы как Робинзон ещё пытался «палочки рисовать», но потом подзабил. — Он снова поднял стопку: — За прекрасных дам в рядах вооружённых сил! И только попробуй сейчас пиздануть: «за нас!».
Хмыкнув, я остаканилась, стянув с тарелки огурец. Атмосферка становилась всё более приятной. Хотя, стоит отметить, что любопытство продолжало давить на то, что между ушами. Может, стоило бы прошерстить тот интересный талмуд, где Ребекка нашла своё родство с Мальбонте?.. Я покосилась на Волкова, прикидывая в уме, не пошлёт ли он меня с разбегу в жопу, если я заикнусь о просьбе заглянуть в книгохранилище цитадели. Мужик снова расчувствовался, жалуясь на то, что в школе слишком скучно. Выпить не с кем… было.
«Нашёл проблему…» — хмыкнула я внутренне.
Волков неожиданно подорвался с места, суетливо нырнув под кровать почти по пояс и чем-то гремя. Не бутылками, слава богу. Из-под кровати показался припылённый чехол из которого была извлечена гитара, которую он принялся настраивать, вырубив проигрыватель.
— Играть-то умеешь?..
— Только на чужих нервах, — с усмешкой призналась я.
По комнатушке пролетел отчаянный ржач:
— Не сомневаюсь. Как звать-то тебя хоть?.. А то третью рюмку пить, а я и не знаю…
— Екатерина. Для местных — Кейт. — Я хмыкнула, продолжая мусолить маринованный огурец, словно раньше их не пробовала, — Кстати, откуда это всё? Местная кухня, как я поняла, не слишком похожа на нашу.
Подполковник грустно вздохнул:
— Да уж. Грёбаные деликатесы… Борща бы, котлеток, пюрешки… Да я блин даже на армейскую пшёнку с тушёнкой помолился бы. А тут всё морские драконы, ещё какое-то непонятное мясо, фрукты овощи. — он отмахнулся: — А это мы с Земли иногда тягаем. Если разрешают…
Я поставила в уме галочку, что все запросы удовлетворить не так уж сложно и пожала плечами:
— Всё возможно. С вас продукты, с меня готовка…
Волков бережно опустил гитару на колени, молитвенно сложив ручки перед грудью:
— Гос-с-споди! СПАСИБО!
Не первый раз отметив за последний час диалога оговорку, что Шепфа он не упоминает, я приподняла бровь, взглянув на своего собеседника:
— А чего не местный эквивалент божества? Он же вроде как ближе тут?..
Небрежно отмахнувшись, он пробубнил:
— Однохерственно. Бог един во многих ликах. А как звать — пофиг.
— Поспорила бы…
— Попизди мне тут! Ещё спорить будет со старшим по званию… — начальник стражи нахмурился, снова наполняя рюмки и провозглашая третий офицерский тост: — За тех, кого с нами нет…
Я виновато перебрала пальцами по воздуху, поставив рюмку на стол прежде чем он успел залить в себя содержимое. Опять хмурая гримаса, которую пришлось разгладить напоминанием:
— Тут скорее радоваться надо. Так что предлагаю переиначить на «праздничный»: за покойных, как за живых.
Волков крякнул:
— Верно, Катюх. Твоя правда…
Дальше было веселее. Исподтишка я сотворила антиалкогольное заклинание, и продолжала разгон для дистанции забега от старшего офицерского состава до младшего. С трудом определив знакомые обоим мелодии, затягивали одну песню за другой. Кураж поднимался. Поржали с того, как две недели с небольшим назад один из стражей, пьянющий до соплей, приполз отчитываться о дежурстве, которое должен был нести около вагончика, где была моя «привальная». Как выяснилось, Волкову он клятвенно плакал в жилетку, что вагончика больше нет. Лучшая отмаза за тот вечер: «Угнали!».
И всё же из головы не шло, как я сюда угодила. Ведь реально же ничего не совпало. Если отправили неосознанно, что-то перепутав, с кем-то несколько более достойным, то ещё ладно — придёт время, может и заберут «куда следует». А если сунули сознательно — я прямо-таки негодую, если честно. Нет, я, конечно, рада, что у Фенцеслава перед носом мотыляюсь почти двадцать четыре на семь… Но что, если я чужое место занимаю? Что, если куда-то в «небытие» отправился тот, кто действительно заслужил перерождение.
Волков был уже прилично неадекватен, когда я попыталась выяснить, можно ли как-то связаться с «нашими» пернатыми. Мужик яростно мотал головой, буровя что-то из серии: «А никак! А всё уже!». Матерясь про себя, я продолжала подпевать Высоцкому в его исполнении, который уже начал звучать, как зажёванная пластинка. Собственно внеплановая пьянка подходила к логическому завершению. Подполковника начинало клонить в сон, на столе выросла приличная батарея пустых бутылок, графинов. Видимо, меня щадил, наливая по полрюмки, закусывала я тоже, походу, одна.
В конечном итоге, когда за окном начало смеркаться, я уже деликатно засобиралась к себе в «опочивальню». Волков в свою очередь уступал постель, «гостеприимно» спихнув меня с дивана. Стоило ему улечься, как по комнате пролетела первая рулада богатырского храпа. Я, посмеиваясь, стянула с постели одеяло, с собутыльника ботинки и подложила ему под голову подушку. Накорябав на найденной бумажке на столе номер своей комнаты, вымыла посуду и торопливо слиняла всё же.
Подляна подкралась оттуда, откуда не ждали. Точнее… Ждали, но не так же!.. Дверь в комнату была заперта, между ней и косяком на уровне глаз был приляпан розовый стикер с чёртиком и уточнением, что раз я позволяю себе шароёбиться до поздноты незнамо где и с кем, значит и на коврике посплю без проблем, ибо Ости решила смотаться домой и проведать матушку, а ключ от комнаты всего один и мне она его не оставит даже в пьяном угаре. Я раз пять перечитала послание, прежде чем поняла, что раньше утра понедельника в собственной койке не окажусь. А в понедельник занятия… И это хорошо ещё, что я не накидалась до невминоза, чтобы реально после таких новостей не увалиться спать на полу.
Пнув дверь, я побрела к выходу из школы, намереваясь гулять до рассвета, ибо выбора всё равно не было. Проситься к кому-то на постой я была явно не готова. Даже к Лоре, с которой, как не странно, нашла общий язык после той, не слишком приятной, реплики о том, что при жизни я была счастливицей. Словом, по трезвой голове мы даже вели некоторые вполне себе философские беседы. Ко всему до кучи, накладывало отпечаток на Фенцио, спокойно поглядывающего на мою неожиданную компаньонку на занятиях. Без агрессии и отвращения. Кажется, так он наблюдал только за нами, иногда ещё за Энди. Прочие Непризнанные, кажется, были чем-то не слишком-то достойным его внимания.
На улице было прохладно, но я всё равно поплелась в сторону парка. Страхоёбищная статуя в беседке немного раздражала, но тут уж, как говорится — «жричодали». Я со вздохом попетляла по парку около пары часов, пока окончательно не стемнело и не похолодало. Настроение портилось до кошмарного. Устроившись задницей на лавке, я откинулась на спинку, после чего сползла в горизонтальное положение, укрылась крылом, там где его хватило, и попыталась хоть капельку подремать.
Собственно, даже здесь меня постиг облом. Судя по положению луны, примерно в полночь перед статуей выросла фигура, бормотанием выдернувшая меня из поверхностной дремоты. Белые одежды. В потёмках сложно разобрать. Для Мисселины высоковат, да и басовитость явно не женская, для знакомых мне ангелов… Под фигуру подходил только один вариант, который я, признаться, меньше всего ждала увидеть бормочущим молитву в угоду Равновесию, если помнить события канона.
Тихонько кашлянув, я хрипло проговорила:
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона?..
Фенцио, кажется, схватился за сердце:
— Кто здесь?!
— Тень матери Гамлета… — я села на лавке, надув губы, — Ваша третья головная боль после Уокер.
Меня порой веселило, как быстро он превращался из огорошенного развитием событий святоши в бдительного «сэнсея». Мгновенно подобрался, выпрямился, всматриваясь в потёмки и наконец распознав меня на лавке:
— Кейт, почему после отбоя по улице шарахаешься?
— Наверное потому что соседка по «камере» решила смотаться домой. Унесла ключ, а выбивать дверь я не умею. Спать на коврике не солидно даже Непризнанным. Так что, я решила довести вас до инфаркта, внезапно прикорнув на лавочке, как крылатый бомжонок…
В темноте хрюкнули от смеха, кажется. Наконец он вздохнул:
— Понятно… Идём.
— К-куда? — я потёрла заспанные глаза,
— Ко мне в комнату. Но если хочешь, можешь поспать на лавке до утра. Только учти, что Кроули приходит молиться на рассвете, а у него сердце шалит уже. Так что… — он спокойно побрёл в сторону школы, но остановился около изгороди, недоумённо посмотрев на меня, сидящую в далеко не лёгком ступоре: — Идёшь, нет?..
Я нервно сглотнула, снова балансируя, как эквилибрист на канате: либо меня сегодня всё-таки убьют, либо я сегодня просто реально попаду в святая святых. Ну, был ещё и третий вариант, если конечно после нашего утреннего разговора он освоил поиск и эксплуатацию гандонов, но тут шансы были так малы, что стоило закатать нижнюю часть рта. Очередная мысленная отмашка: «Терять нечего», и я оторвала задницу от лавки, послушно следуя за ним. Усмешка в темноте, но на этом всё утихло. Язвительных реплик не звучало, что тоже было довольно-таки удивительным.
Уже на пороге школы я нервно поинтересовалась:
— И не страшно? Косые взгляды, всё такое, опять студентка…
— Не думаю, что при всём воображении сплетников мне припишут роман с тобой…
Я поджала губы, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, чтобы вернуться на скамейку в парке, но была с кривой усмешкой удержана на месте. Привычно, не первый раз сошедшиеся на плече пальцы, вздох с недовольной миной, и дальнейший маршрут. Шутки шутками, а спать всё-таки хотелось уже порядочно. Ещё было бы неплохо в душ слазить, но тут уж борзеть не стоит. На месте спрошу, но если хоть диван будет или в кресле калачиком — уже хорошо. Можно и без душа.
Однако…
Сравнительно большая комната, в которой были только постель, шкаф, рабочий стол, стул и пара прикроватных тумб. Всё. Даже ковриков не было. Ну, может, раскладушка под кроватью, или там, за шкафом… Но нет, походу… Мне молча сунули в руки чистую мужскую (странно, да?..) рубашку и полотенце, словно угадав мысли, и прицельным толчком в лопатки отправили в сторону ванной. За спиной захлопнулась дверь, и я удивлённо огляделась, рассматривая отдраенную, едва ли не стерильную, комнатушку, смахивающую на операционную. Душевая, раковина, зеркало, унитаз, белейший кафель от которого едва ли не в глазах резало…
И типично мужской «батя-набор» для бритья: плошка, помазок, мыло, опасная бритва, скрученное полотенце на «нагревающихся камнях».
— Значит, любитель ритуалов не только для возрождения, но и для бритья… Приятное дополнение. — тихо проговорила я, заглянув в зеркало.
Спешно сброшенное барахло, торопливый душ. Своё свернула, прижав свёрток к груди, на которую снова вернулся лифак. Даже водой на стены старалась не брызгать. Сказала бы, что «волнительно», но на деле элементарно «сыкотно»… Так рвалась, так хотела, а сейчас смотрела на себя в зеркало и понимала, что как-то страшненько чё-то… Мозгами понимала, что едва ли он меня там чем-то удивит, но в то же время нервничала, как престарелая девственница, пытающаяся разогнать из трусов паучье гнездо и моль, запутавшуюся в…
«Фу-фу-фу!» — одёрнул внутренний голос.
Я решительно выдохнула, словно собиралась намахнуть ещё один графин в глифта в комнате Волкова, и не менее решительно выкатилась обратно в комнату из ванной, старательно натягивая на задницу рубашку, коротковатую для своих ста семидесяти пяти роста. Однако, стоило оглядеться, как меня разобрал откровенный хохот от вида постели, разделённой какой-то лентой чётко пополам. Два одеяла, две подушки, ленточка от изголовья до изножья. И недовольный Фенцеслав в комплекте к постели, который сегодня решил блюсти собственную «невинность» всеми доступными образами. Не удивлюсь, если ещё и нож под подушкой, отмахиваться, если начну покушаться на комиссарское тело.
Открыв было рот, чтобы прокомментировать ситуацию в свойственной себе манере, я получила гневное ворчание:
— Одно слово, и будешь спать на полу…
Пришлось послушно заткнуться и убраться в постель на «своей половине». Он побрёл в душ так долбанув дверью, что я ждала изнутри звук отлетающего кафеля. В тепле и после возлияний и усталости, я даже не сообразила, когда меня вырубило. Просто моргнула и провалилась, кажется, устроившись почти с краю и завернувшись в тёплое одеяло.
В голове мельтешили обстоятельства полумесячной давности. Собственная смерть, появление у обрыва… Я ведь действительно ничего не чувствовала в промежутке между смертью и появлением здесь. Притянул кто-то из местных? Шепфа? Кто-то по указке Мальбонте? Зачем я здесь? Прервать ритуал? Помочь провести этот переворот бескровно? А я точно умерла? Может, я там в коме валяюсь, а тут ещё на правах хомячка… Мысли роились, голова пухла, даже невзирая на сон. Общая задолбанность красноречиво намекала, что мыслительный процесс не мешало бы оборвать хотя бы на несколько часов.
Почему-то было страшно, и я отчаянно чувствовала себя виноватой. Уткнулась носом в подушку сквозь сон, пуская в неё слёзы и стараясь не всхлипывать. «Не так я себе представляла первую ночь с «фаворитом» в его постели…» — с нервной усмешкой пронеслось в голове. Сон стал глубже, рисуя всякие непотребства, как в фанфиках и, увы, опять с Уокер вместо себя любимой. Умудрившись обидеться даже во сне, я вырубилась окончательно, чувствуя себя почти несчастной.
Дальше какофония картинок улетела в полный неадекват: Сашка, трахающий Уокер, Фенцио в костюме Мисселины, я с татухами Люцифера на сиськах… Кажется, глифт Волкова пошёл не туда. Кошмарные кошмары. Стоило подумать про Диноферия, как тот вылез неожиданно с посохом Феньки, начиная гонять меня с воплем «ПОТАСКУХА!» по школе. Кажется, мозг решил проиграть весь «Секрет Небес» в самой извращённой форме, какой только мог за эту ночь. Под конец я уже даже не вздрагивала, продолжая зачем-то скалиться на всех оппонентов, подброшенных подсознанием.
Правда, когда приснилось, что моей соседкой по комнате стала Ребекка, а не Ости, разум решил, что хорошего понемножку… На такую хуету мы не договаривались… Лучше бы пони, которые кушают радугу и какают бабочками, а не вот это всё.
Глаза открылись резко. Окончательно протрезвевший мозг не понял где я вообще нахожусь. Впрочем… Впрочем, упирающийся в задницу утренний стояк и рука на сиське подсказывала, что «утро начинается не с кофе»… Я продолжала лежать на краю, зато бессовестно нарушивший «границу» из ленты Фенцио по привычке по-хозяйски катался по всей постели, судя по всему. В итоге, правда, подкатился к жопастой грелке и блаженно сопел в моё ухо.
Но молчать я не умею…
— Внезапно… — давя ржач проговорила я в полголоса.
Прежде расслабленно лежащее позади, мужское тело напряглось за секунду, проснувшись так быстро, словно рядом с его ухом херанул выстрел ПЗРК. Резко пропала рука с груди, в ухо ударила волна ора, следом отползающее движение, перетряхнувшее кровать, оборвавшееся грохотом и смачным матом с пола. Опуская подробности и длинную витиеватую речь, он просто сказал:
— Блять!..
Сначала я искренне пожалела, что нет блокнота, чтобы вписать в него такое красивое выражение, которое будут учить прорабы на стройке и брать частные уроки боцманы. А потом приподнялась на локте, глядя со «своей половины» кровати на сидящего на полу ангела, вокруг головы которого была намотана ленточка.
— «Лучший мой подарочек — это ты…» — пропела я всем русским деткам известную песенку из мультика, рассматривая багрового, как задница Сатаны, Фенцио, потирающего отбитый копчик: — Ну, после такого ты просто обязан на мне жениться…
«Тихо! Он же щас в обморок ёбнется… Потом искать лекаря и объяснять, как я нашла препода в его спальне без сознания…» — встревоженно пронеслось в голове. Ангел, между тем, стал невероятно бледным.
— Не… не… не…
— Спокойно, это шутка была. — примирительно проговорила я, — Надеюсь, хоть понравилось?..
Он нервно дёрнул головой. На моё удивление — положительно. После чего прикрыл глаза, став окончательно похожим по цвету на вызревший помидор. Закрытое руками лицо, невнятный бубнёж, который смахивал одновременно на мат и на молитву. Язык непонятный, но мне чёт даже стыдно стало, что так внезапно разбудила, лишив возможности «погрешить» хотя бы во сне.
«А чё, если он там во сне Ребекку за сиську держал?!» — обиделась я внутренне. Надулись губы, я свела брови к переносице, поджав колени и обхватив их руками, насколько позволяла грудь. На Фенцио покосилась с таким видом, что другой бы уже извинялся даже за убийство Кеннеди. Этот же, увидев край моей задницы, выглянувший из-под своей рубашки, хрипло выпалил скороговоркой:
— Прикройся, грешница!..
Я приподняла бровь:
— Афигеть… Меня подержали за грудь, против воли, можно сказать, а я грешница?!.. — картинный вой: — Нет в жизни справедливости!..
Но одеяло всё-таки накинула на ноги.
— П-пэ… П-прости… — донеслось с пола, и он наконец поднялся. — Я привык спать в одиночестве… Вот и…
— Ой, да все мы живые, но в следующий раз не удивляйся, если я обниму в ответ. — Я хмыкнула, когда у ангела дёрнулся глаз: — Потому что как раз я не привыкла спать одна. Тоже знаешь ли… Понравилось… Я даже согласна на то, чтобы Ости забирала ключ каждые выходные…
Фенцио перекрестился, помотал головой, спешно отвернувшись. Стояк ещё не получил необходимую «свободу». Бочком-бочком, но он рванул в ванную, придерживая «ценность» рукой через карман пижамных штанов. Дверь снова с грохотом захлопнулась, через десяток секунд в душевой лейке зашумела вода. Даже не представляла, как он стрессанул после такого пробуждения. И плохо представляла себе последствия. Впрочем, теперь даже помирать точно не страшно было…
И тем не менее, я продолжала улыбаться, сидя в постели. Минут пять, примерно. Что ж, можно выставить себе очередную «ачивку» — без балахона видела. Теперь ещё и в таком встрёпанном виде с ленточкой на голове, с голым торсом. К физиономии прилила краска, и я уткнулась носом в одеяло, стараясь осадить внезапно обозначившееся смущение. Удавалось плохо. Даже все бредовые сны сейчас как-то не имели решающего значения. Только картинка и капелька ощущений.
Почему-то это было милым. Без преувеличения. Даже если ему снилась не я…
Задумалась слишком глубоко, походу, поэтому, когда на макушку легла ладонь, вздрогнула от неожиданности:
— Ты плачешь?..
«Не плачь!..» — добавил мозг словами Диноферия. Походу, это реально семейная и наследственная черта. Я уткнулась физиономией глубже в одеяло на коленях, стараясь не ржать и исподволь балдея от такой банальной ласки, которая почему-то не останавливалась. «Вот тебе и сухарь, который в каноне убивал всех для начала ритуала…» — удивлённо пронеслось в голове. И всё же, издеваться не хотелось.
Я выпрямилась:
— Нет. Всё в порядке. Правда… Не стоит переживать. — Суетливо выскользнув из постели, я подхватила со стула свои шмотки, собираясь удрать в ванную после него, заодно умыться и переодеться.
Уже на пороге услышала неуверенный вопрос:
— Чаю будешь?
«Англичанин хуев…»
— А кофе есть?
— Есть… — усмехнулся он наконец.
— Тогда лучше кофе…
Я юркнула в пропаренную комнатушку, закрыв за собой дверь и прислонившись к ней спиной. В запотевшем зеркале отражался нечёткий силуэт в белой мужской рубашке, с прижатым к груди барахлом. Если не стирать конденсат — даже симпатичная, наверное. Внутри снова поднималась горечь и неведомая хрень с оттенками чернослива. От лёгкого перевозбуждения и воспоминаний, привкус собственной энергии стал почти приторным, действительно — чернослив.
— Странно, что по башке не дал за то, что перешла на «ты»… — удивлённо подумала я…
«Всё страньше и страньше…» — проговорила внутренняя Алиса.