Женщина с янтарными глазами

Холодным и пасмурным был тот далёкий, расплывчатый день. Ресницы мои неподвижно тяжелели, глаза, ничего не выражающие, отражали бесцветный пейзаж, пейзаж отчуждённого, созерцающего молчания. Я долго лежал на твёрдой земле, не чувствуя собственного ослабевшего, разбитого тела, и смотрел как падает снег – чьи-то замёрзшие, остывшие слёзы. Даже небо ко мне безразлично, даже оно ничуть не грустит. Робкие ручьи самых отрешённых, неподходящих и странных мыслей, неумолимо замедлялись, готовясь навсегда покрыться ледяной коркой. Даже застывшая кровь моя, которая уже давно перестала покидать неподвижное тело, медленно вытекая из тонких, оставленных искусно заточенным лезвием, ран, почернела и припорошилась белыми перьями, словно выпавшими из крыла ангела. Но он не подобрал с земли измятого, обессилевшего самурая, который сражался за глупый, выдуманный им самим, идеал. Да, ангел не забрал того, кто проиграл в бесполезной битве. И я остался лежать на замёрзшей, твёрдой земле, всеми оставленный, всеми забытый. Мои упрямые, окаменевшее пальцы, должно быть, всё ещё сжимали рукоять окровавленного меча, но я не мог даже закрыть глаза – настолько всё во мне остановилось. И только белый, медленный снег всё падал и падал вниз, тяжеля мои уставшие ресницы. Должен ли был я умереть в этот холодный, пасмурный день? Мои мысли замерзали, мутные глаза переставали различать мрачный, окружающий мир. Приятное бессознательное «нечто» растекалось по телу, обволакивало и затягивало тлеющие угольки разума в вечную, кромешную тьму. Я уже поверил, что мне больше не придётся ничего защищать, не придётся обнажать холодную катану, что больше ничья смерть не останется на моей совести. Когда долгожданная освобождающая от обязательств тьма уже почти обняла мои истощённые конечности, я услышал, как поёт женщина. Её спокойный, ласковый голос доносился до меня как будто из другого, далёкого мира. И казался он мне таким успокаивающим и добрым, а слова песни - знакомыми… И живо представилось мне, что я снова стал маленьким. Затаив дыхание, я сидел на коленях у матушки и слушал, как чисто и красиво она поёт: «Развяжи надежды узелок. Алой-алой ленточкой заката Всё уходит, так и ты иди. Опускаясь вниз, в холодный сток, Тишиной и миром суть объята. Гаснет небо, вечность впереди…» Я медленно открыл глаза и увидел склонившуюся надо мной незнакомую женщину в богато-алом кимоно, расшитом причудливыми узорами. В руках она держала такой же карминовый бумажный зонт. Видимо, она укрывалась им от снегопада, но сейчас зонт защищал от снежинок меня, а сама женщина осторожно убирала своей нежной рукой снег с моего бледного лица, улыбалась и пела эту знакомую, грустную песню. Я не слышал ни её шуршащих шагов, ни как она приблизилась ко мне и укрыла от снега. Я, молча, не в силах вымолвить ни слова, смотрел на свою загадочную незнакомку. Она казалась мне такой живой и яркой, словно излучающей свет на фоне затянутого смертью неба. В её янтарных, искрящихся глазах не прочёл я ни осуждения, ни жалости, ни ленивой благосклонности. Но я видел в них бесконечную, согревающую заботу. Быть может, она была сказочным существом, плодом моего воображения? - Не грусти, самурай, - сказала мне женщина с янтарными глазами, нежно гладя мою замёрзшую щеку своей тёплой ладонью. – Ведь если снег падает с небес, то это вовсе не значит, что он должен падать и в твоём сердце. Не отчаивайся на своём нелёгком пути, я вижу, что ты сильный и смелый юноша, которого ждёт впереди ещё много и много счастливых, торжественных лет под лепестками цветущей сакуры. Я знаю, ты уже смирился со своей участью и готов был принять смерть здесь, в безлюдных горах, где давно земля пропиталась кровью отважных воинов. Но я не позволю тебе умереть. Так что, когда поправишься, обещай, что будешь защищать меня, пока не придёт моё время, самурай. Она улыбнулась мне ласково, с чувством, а я не мог даже пальцем пошевелить ей в ответ, но мне так хотелось сказать ей хоть что-нибудь, хотя бы спросить её имя. Снежные хлопья падали на землю, укрывая её пушистой, белой тишиной. Незнакомка внимательно, с улыбкой смотрела на меня, а я тихо, из последних сил смотрел на неё. Я уже поверил, что мне больше не придётся ничего защищать, но теперь мне казалось, что судьба вновь подарила мне того, ради кого я готов был сражаться. Холодным и пасмурным был тот далёкий, расплывчатый день. Ресницы мои неподвижно тяжелели, глаза, ничего не выражающие, отражали бесцветный пейзаж, пейзаж отчуждённого, созерцающего молчания. И только один необыкновенно яркий, вырвавший меня из объятий темноты образ навсегда запечатлелся в моём холодном сердце: искрящиеся, янтарные глаза.