Не ходи

Солнце лезет в глаза, теплом касается лица, даёт понежиться, сладко прикрыв веки. Ветер ласково треплет волосы, заполняет лёгкие свежестью, но не прохладой. Наде кажется, что она проглотила кусок льда, и тот вместо того, чтобы растаять, промораживает её насквозь. Ей страшно. Страшно оставаться тут, на лавочке около участка. Страшно подумать, что пристававший к ней Вова вернётся, и ей никто не поможет — вряд ли дважды так повезёт. Боль всё ещё горячо пульсирует в ноге, сопротивляется поглощающему Надю холоду. — Можно мы с вами пойдём? — вырывается быстро и встревоженно, стоит только случайным спасителям распрощаться. В возникшей секундной тишине особенно громко звучит многоголосый птичий гомон. Не ходи за ним, девочка. — Ну я не против, — отвечает он, чуть пожав плечами. Не ходи. Шуршит под ногами трава, цепляется за сапоги. Таня идёт впереди, обращение «дядя Коля» внезапно кажется удивительно правильным и уместным, а Надя чувствует, как постепенно уходит холод. Куда-то внутрь, за решётку рёбер, в глубину сердца. Застывает ледяной иголкой. Чёрт их дёрнул срезать дорогу. Ночью в лесу страшно, несмотря на уютный треск костра и умиротворяющий запах хвои. Искры взлетают в воздух и тухнут, устремляясь к земле, похожие на маленький звездопад. Надя смотрит на них и загадывает желание: простое, чистое и по-детски наивное. — Не верь ему, девочка, — слышит Надя сквозь сон неясный голос, растворяющийся в лесном шуме. Когда она просыпается, реальность заканчивается. Мистика выходит из темноты и забирает власть себе. Каждое слово, каждое предание, записанное её летящим почерком в толстой тетради, наливается жизнью, разбухает и прорывается пугающей чёрной слизью. Надя и до этого верила в суеверия, теперь они становятся способом выжить. Вздохнуть получается позже, заговаривая дяде Коле чай. Чтобы ничего плохого не случилось. А про приворот, так, глупая шутка. Чашка жжёт руки тревожным теплом, впитывает её слова. Не влюбляйся в него, девочка. Не отдавай себя, девочка. Свистит ветер между камней, только вот слова уже произнесены, ритуал проведён, а сделка заключена. Ледяная игла растёт, пробивает сердце, и это почти не больно. Их спасает не Медвежий Шаман, а дядя Коля, и от этого легче дышится и даже верится, что что-то пошло не так, что Шаман не принял жертву. Когда горячая вода в душе оборачивается ледяной, обжигает, стекая по обнажённым плечам, Надя понимает, надежды — ложь. Шаман придёт за ней. Беги, девочка. Спасайся. Надя остаётся. Потому что влюбилась. Потому что шутка про приворот оказалась никакой не шуткой. У дяди Коли руки тёплые, способные от всего защитить, и Надя в его объятьях нежится, прячется от своих страхов. А с утра сбегают Егор с Таней, и ничего не остаётся, как двинуться за ними. Надя натягивает пуховик, когда её останавливает резкий оклик. — Ты даже не думай, — у дяди Коли глаза встревоженные, больные. — Я с ума сойду, если что-то случится, — почти честно отвечает Надя, потому что, возможно, уже сошла. — Ничего не случится, — обещает дядя Коля, отвечает на быстрый поцелуй, прижимает к себе, защищает, как умеет. — Ничего не случится, — повторяет он. Тревога съедает слишком быстро, пуховик снова надет, а ноги перемешивают грязь, которая была подобием дороги. Дождь бьёт в лицо, слабый, словно уставший. Не иди, девочка. Река шумит, накатывает холодными волнами. Внутри тоже шумит, словно кто-то включил радио, не ловящее ничего кроме помех. Надя не понимает, Надя растеряна, Надя разрывается от боли заледеневшего сердца. — Прости, моя девочка, — знакомым голосом просит вода, заполняющая лёгкие.