Зыбь

Лежу на кровати в тёмном номере. Головокружение. Почти ничего не чувствую. Что я там принял? Что я только не смешивал, наверняка отменная дрянь вышла. А сколько этого было? Помню, часть сознания умоляла остановиться… Но сильнее как всегда оказался голос, твердящий: "Я Кит Джон Мун, и не носить мне этого славного имени, если я не выпью эту отраву до последней капли!". Эх… Но теперь-то уж поздно о чём-то говорить. Вообще отчасти даже приятно лежать тут, балансируя между сном и явью, чувствовать, как всё тело наливается свинцом, и понимать, что ни за что на свете сейчас не сможешь заставить себя пошевелиться. Просто чудо, что мне удалось добраться до своего номера, а тем более до своей кровати. Снизу ещё слышны чьи-то немногочисленные голоса и даже музыка, но мне настолько лень просто прислушиваться ко всему этому невнятному шуму, что я тут же забываю о его существовании. Стараюсь заснуть… Тут дверь в комнату бесшумно открывается, на пол падает длинная полоска неприятного жёлтого света, но сейчас же исчезает. Щёлкает замок. Это Джон. Теперь он ходит по комнате. Слышу его мерные, твёрдые шаги и считаю про себя: один, два, три… четыре… Дальше путаюсь, сбиваюсь и забываю об этом. Никогда бы не подумал, что так ходит человек, выпивший только что не меньше, чем я. На слух не отличишь от шагов трезвенника. Остановился. Наверное, прислушивается. Стараюсь дышать как можно тише: хочется немного поволновать Джона. Судя по всему, мне это удаётся: он быстро подходит к кровати, садится на край и наклоняется к моему лицу, стараясь уловить дыхание. У меня не выходит даже сдержать улыбку, не то что не дышать, поэтому Джон облегчённо вздыхает и встаёт. Лично мне этого совсем не хочется, и я, преодолевая слабость и тяжесть во всём теле, старательно шепчу: "Не уходи…" Я не слышу своего голоса и не знаю, слышит ли его Джон, но он остаётся. Не раздеваясь, ложится рядом со мной и обнимает меня за плечи. Я знаю, что, как только я усну, он уйдёт в свой тёмный угол и ляжет спать, но, пока он рядом, можно не думать об этом. И вот в последнее мгновение перед погружением в тяжёлый глубокий сон меня в очередной раз пронзает страшная мысль, которая, однако, не в силах уже противиться топкому забытью, поэтому растворяется в густом дурмане, как и всё прочее… Я не знаю, проснусь ли я завтра утром.