Заботься

Кота принёс отец. В пять лет Банджи уже знал, что у некоторых мальчишек отцы приходят домой каждый вечер, у некоторых — отцов вообще нету, как у рыжего Юджина, который живёт через улицу, а он — особенный. Его отец появлялся не каждый день: бывало, пару раз в неделю, бывало, Банджи успевал зачеркнуть в календаре на стене целых семь, а то и десять дней. За такое дело Банджи, случалось, дразнили — не так, конечно, как толстяка Тома или курносого Сэмми, но дразнили. Зато, думал Банджи, у других отцы пили и поколачивали мам, а его мама зачеркивала дни в календаре вместе с ним, много улыбалась, постоянно что-то напевала, пока шила или готовила, и каждый вечер прихорашивалась перед большим зеркалом, краснея и сияя глазами, будто девчонка, и казалась самой красивой на свете. В общем, Банджи привык, что надо ждать — и отец обязательно придёт. Даже если зачеркнуть придётся больше, чем десять или даже двадцать дней. И отец в очередной раз пришёл, поставил на пол в крошечной прихожей бумажные пакеты с продуктами, расстегнул потёртую кожаную куртку, пропахшую табачным дымом, морем и кисло-острым — так пах порох, Банджи помнил: как-то взрывал с друзьями на пустыре пугачи, правда, от мамы потом попало. И у отца про порох спрашивать тоже было нельзя. А тот вытащил из-за пазухи что-то чёрное и лохматое; оно посветило зелёными глазищами и развернулось в здоровенного, но тощего взъерошенного кота со сломанным ухом и шрамом через нос. Отец опустил кота на пол и подтолкнул его к Банджи: — Давай, заботься. Банджи это сказали или коту — было непонятно. — Милый, где ты нашёл это чудовище? — всплеснула руками мама и упёрла кулаки в бока. — И где ты вообще пропадал в этот раз? Она делала вид, что сердится, но поправила волосы так, что сразу стало ясно — не сердится, просто волновалась, как волнуется, когда Банджи допоздна гуляет или бегает в порт без спроса. И если отец, сняв солнцезащитные очки, подхватит маму на руки, она больше не будет волноваться. Банджи посмотрел на кота, кот посмотрел на Банджи. — Я ему и миски купил, — сказал отец, не выпуская маму из рук. — Там, в пакете. — Ох! — встрепенулась мама. — Покорми его, золотко, а потом бегом мыть руки — и за стол, всё остынет же! Кот имя так и не получил, но быстро освоился, отъелся, обзавёлся гладкой роскошной шубой и оказался на удивление покладистым и спокойным. Даже мяукал он почти беззвучно. За мамой ходил хвостом, а на Банджи обращал внимание только по особым случаям — когда выпрашивал лакомые кусочки. Застукав их как-то за расковыриванием горячего, только из духовки, мясного пирога, мама даже не стала ругаться — громко засмеялась, стоя перед выглядывающими из-под стола преступниками. Она смеялась долго, а потом села прямо на пол, одной рукой погладила кота, а другой — прижала к себе Банджи, и начала так же громко плакать. Девяносто три дня спустя Банджи стоял перед новым, блестящим надгробием, крепко держась за руку отца — непривычно строгого в чёрном костюме и без солнцезащитных очков. Отец положил на свежий дёрн у края плиты пару красных цветов, ссутулился, сдавил руку Банджи почти до боли, вздохнул и сказал: — Пойдём-ка домой. В этот вечер Банджи впервые увидел отца с бутылкой: он пил быстро и молча, мрачнея на глазах, а потом долго курил у раскрытого окна. Но, заметив Банджи в углу кухни, отец спросил абсолютно трезвым голосом: — Уложить тебя спать, или?.. Банджи мотнул головой: сам. Сам умылся и почистил зубы, как учила мама, сам взял пижаму из ящика в шкафу, сам застелил постель без единой складочки, сам лёг и постарался заснуть без печенья с молоком и колыбельной. Ночью кот пришёл и свернулся тёплым клубком у него под боком. И тогда Банджи подтянул его поближе, уткнулся в густую шубу и попытался заплакать.