Душа ванира

Кто придумал, что валькириям не больно? Кто сказал, что у храбрых воительниц Одина сердце из камня? Лив старалась иссечь эти вопросы из головы. Сейчас первостепенной задачей было выбраться из-под завалов вместе с телом. Смуглый мужчина с широкими бровями и густыми вьющимися волосами сейчас лежал рядом с ней под грудой обломков. Командиру отряда было не больше двадцати пяти лет. Ему бы еще жить да жить, если бы не вражеский снаряд, разорвавшийся так близко к базе. «Тысячный, он — тысячный», — как мантру повторяла Лив, чтобы не сбиться со счета. Окровавленными руками обхватывая тяжелый кусок бетона, она сдавленно прохрипела, но перекатила его в сторону. Теперь Лив освободилась. Осталось взять бездыханного воина, найти свой меч и бежать как можно скорее. К счастью, вынести его из завалов оказалось проще, чем она ожидала. Молодой человек был усыпан слоем песка, прилипшего к крови на лице, а большие осколки камня, нанесшие смертельные травмы, разбросало вокруг. Найти меч было и вовсе легче легкого, ведь валькирия чувствовала свое оружие на расстоянии так естественно, как ощущала продолжение своей собственной руки. «А вот и он», — Лив обошла обломки и забрала клинок, спасавший ее не раз в боях и оттого ставший чем-то большим, чем просто обычный кусок металла. — Хорошо, теперь забирайся ко мне на плечи, — почти по-матерински заботливо пробормотала валькирия, стараясь не рассматривать лицо убитого. Она перекинула павшего командира через плечо так обыденно, словно занималась этим каждый день. А впрочем так и было. Лив не знала, сколько времени прошло с тех пор, как стала настоящей валькирией. Находить самых смелых и сильных воинов со всего Мидгарда, чтобы доставить их по назначению после смерти — вот то, что стало ее повседневностью, то, для чего она была рождена. Лив сжала окоченевшие руки военного покрепче и, оглядевшись, побежала к окраине леса. Сил было так мало, что оставалось только молить Вселенную, чтобы Один не закрыл знакомый ей портал. «Успела!» — последнее, о чем подумала Лив, перед тем как вбежать со всей скорости в мерцающую полупрозрачную стену. По другую сторону ее встретил мрак, холод, запах сырости и гнили. В таком месте никто не захотел бы оказаться, а уж если попал сюда, то глаза сами бы искали свет, а ноги — выход. Лив мчалась так быстро, как могла. Покалеченные ноги не успевали восстановиться между войнами, в которых ей приходилось участвовать. Руки болели, помня тяжесть каждого павшего воина. Глаза перестали удивляться при виде боли, крови, смертей. «Валькирия» — только красивое слово для уродливого занятия. Валькирии в сущности ничем не отличались от падальщиков, крыс и воронов, раздирающих мертвечину на свалках и обочинах дорог. Но несмотря на охватившее ее чувство омерзения от странных размышлений, Лив все же шла так быстро, как позволяли ей оставшиеся силы. — Хель! — закричала валькирия, но не услышав ответа, крикнула еще раз, употребляя успевшие стать привычными асгардские ругательства. «Выводит меня из себя, Сурт ее побери! Мне что, нести этот труп к ее трону?!» — негодавала валькирия, заранее зная ответ на этот вопрос. Она шла все дальше по длинному темному коридору. Ступни при каждом шаге издавали хлюпающий звук, который эхом разлетался по сводам подземного замка Хельхейма. С потолка капала темно-красная жидкость со вкусом железа и похожая на кровь, но Лив была уверена, что это очередной жалкий трюк Хель для устрашения каждого, кто осмелится прийти в ее покои. Девушка шла вперед на свет, хоть прекрасно знала, что и этот свет — ловушка. Стоит ей приблизиться, и ее поглотит мрак, еще более плотный и густой, чем тот, который был в коридоре. Так и случилось. Лив не сопротивлялась, а покорилась темноте, уносящей ее в главный зал Хельхейма. — Ох, Лив, давненькотебя не видела. Жаль, не могу помочь. Таков был наш уговор. Ты должна все делать сама, — слова наигранной доброты слетели с фиолетово бледных губ правительницы Хельхейма. Валькирия злилась, но виду старалась не подавать. Она слишком привыкла быть в зависимом положении. Будь Лив свободна, давно бы поставила Хель на место. И не посмотрела бы, что та великанша. Но сейчас главным было не это. «Я хотел быть лучшим, победить. А сейчас я думаю, как бы не проиграть», — прорывались обреченные слова Сагра из воспоминаний. Лив не знала, помогают ли они, или наоборот делают ее слабее, мешая разуму быть холодным и расчетливым. Сломали ли обстоятельства ванира или же закалили его? Она знала только то, что не хочет забыть произнесенные им речи. Ну, а если бы Лив была до конца честна с самой собой, то по какой-то неведомой ей причине она не хотела забывать самого Сагра. Лив бы отдала многое, но никогда не забыла бы его сетования, которые она легко парировала своим оптимизмом и бойким нравом; волшебный звук его голоса, когда он складывал известные только ему слова в заклинания и приводил растения в движение, пробуждая силу леса; запах его тела, что был приятнее всего, когда сочетался с соленым морским ветром; касание грубых шершавых рук, пока с губ слетали неловкие признания в робкой симпатии. Этих причин было достаточно. Поэтому Лив не проиграет. Она до проступившей крови прикусила губу, из последних усилий разбежалась и закинула тело воина в центр залы с начерченным кругом. — В яблочко! — закричала Хель и расхохоталась, следя как труп командира охватило белое пламя и, явно получая чуть ли не физическое удовольствие от происходящего. Затем круг, обрамленный золотыми рунами, сдвинулся, как люк, и тело полетело вниз. От смеха Хель температура в зале понизилась до того, что у Лив пошел пар от дыхания. Стало до мурашек жутко. Лив никогда ничего не боялась, но эти раскаты грома сжимали даже ее храброе сердце, ведь так звучал страх, так смеялась сама смерть. Сглотнув, чтобы снова получить возможность дышать, валькирия громко и уверенно заявила: — Я выполнила часть нашего договора. Это был тысячный воин, лучший из лучших и его получила ты, как и остальных. Теперь ты должна исполнить свое обещание, как истинная правительница мира мертвых. Говоря это, Лив намеренно опустила глаза, бесцеремонно внимательно разглядывая ноги Хель в надежде смутить великаншу. Хель могла перенести многие обиды и упреки, но ей трудно было игнорировать тех, кто пристально рассматривал ее разлагающуюся, как у трупа, нижнюю часть тела. Все же она оставалась женщиной. — Тысячный? А ты хорошо считала, моя милая?! Ты должна мне по меньшей мере еще сотню бойцов! Ты хоть знаешь, как много забрал у меня Один? Знаешь, сколько у него уже накопилось воинов в Вальхалле? Неужели он расстроится, если я заберу всего несколько? — одна темно синяя половина тела Хель всхлипывала, будто была готова расплакаться, а вторая сохраняла невозмутимое спокойствие и высокомерность, соразмеряемую с ее мертвенной бледностью. — Я не желаю встревать в ваши с Одином споры. Свое обещание я выполнила. Воинов ровно тысяча. Теперь твоя очередь выполнять обязательства. Или ты забыла, что сама скрепила договор кровью? — угрожающе подняла бровь Лив. С этим аргументом невозможно было спорить. Любые договоры, заключенные на крови, должны были быть исполнены в точности, иначе обе стороны вызывались на суд к Одину, а невыполнение каралось смертью. — Ну, хорошо-хорошо. Я отдам его тебе, как и обещала, — после недолгих раздумий Хель встала с трона, на котором восседала, и спустилась к девушке, гордо задрав подбородок. — Я удивлена, что ты так долго продержалась. Твои друзья уходили один за другим, думая, что не смогут дождаться тебя. Первым сбежал рыжий Плут. Говорят, у него появились дела поважнее. Лив поморщилась. Обида, что ей хотелось вычеркнуть из души, загорелась снова. Она знала, что не Локи, не Улль, не Лиод не спасли бы Сагра, но комок злости не выселялся из груди. Хель подошла к гигантскому изумрудному ларцу и спустя несколько мгновений вытащила оттуда светящийся ключ. Великанша прижала его к груди и зловещим шепотом произнесла заклинание. Ее костлявые руки взметнулись вверх и медленно начали опускаться. Следуя этому движению, с бесконечно высокого потолка начало опускаться нечто, объятое светом. Когда нечто приблизилось, Лив не удержалась, вскрикнула и зажала рот ладонями. Она не видела Сагра так давно, что ей казалось, что сердце не выдержит от радости, увидеть его невредимым снова. Тело травника плыло вниз в светящемся облаке тумана, пока Хель продолжала шептать. Когда он опустился, девушка подошла к нему совсем близко и заметила, что он был очень бледен. Таким бледным Сагр не был, даже когда умирал и Хель забрала его к себе. На лбу ванира лежала тяжелая морщина, скулы болезненно остро проступали из-под истонченной кожи. На лице травника застыла гримаса боли, той самой, которую пришлось испытать перед смертью. Казалось, что ему очень холодно. Если смерть это сон, то этот сон был кошмаром для Сагра. Чтобы проверить, что это действительно тот, ради кого пришлось обмануть самого Одина, стать рабыней Хель, Лив протянула руку и прикоснулась к ладони Сагра. Она была знакомой, шершавой и огромной, но такой ледяной и почти забытой, что в горле у девушки предательски запершило. Она, не отрываясь, смотрела на лицо Сагра и пыталась понять, сможет ли вообще спасти его. Со времени их последней встречи его было не узнать. Казалось, он уже давно принадлежит Хельхейму, и ничто не исправит этого. Все это время великанша внимательно следила за каждым движением Лив. Слегка наклонив голову, она едко усмехнулась: — Да ты, не иначе, влюблена в этого ванира, Лив. Иначе зачем тебе было заходить так далеко? До Лив не сразу донесся смысл слов Хель. Но как только она поняла, то сразу же убрала руку от Сагра, нервно прижимая ее к своей острой кольчуге. — Ты ошибаешься, Хель, — процедила валькирия, пряча испуганные глаза. — Сидишь целыми днями в своем подземелье, белого света не видела, а судишь остальных! Да что тебе известно о любви?! Великанша откинула прядь темных волос и улыбнулась так мечтательно, как улыбается влюбленная школьница в Мидгарде. — Ну, если ты так рассуждаешь, то я понимаю в любви куда больше, чем ты, воительница. — Мы странствовали вместе. Сагр спасал всех нас и не один раз. Он всегда поддерживал, помогал мне понять все эти проклятые девять миров, в тайнах которых я погрязла, — отыскивала все новые причины Лив. — Конечно, я ему благодарна. Я спасаю его, потому что должна ему и испытываю теплые чувства. Но, Хель, как ты не понимаешь, Сагр — ветте, как и ты впрочем. Он не только управляет природой. Он и есть природа! Как ты себе представляешь любовь к нему? Это все равно что любить горы и холмы, сады и поляны! Ты можешь обожать их или ненавидеть, но они никогда не будут вместе как любящая пара. Человеку и богу не суждено идти одной дорогой. С каждым словом Лив, сорвавшейся на крик, грудь Хель поднималась и опускалась все быстрее и быстрее от негодования. — Я не стану тебя уговаривать, глупая валькирия. Не хочешь признавать этого и не надо! Но вот только из-за того, что обманула меня, властительницу царства мертвых, ты поплатишься, — Хель понизила голос, опускаясь до зловещего шепота. — У тебя есть минута до того, как двери Хельхейма закроются. Не успеешь вынести своего травника — он останется на веки вечные у меня в плену. Если ты не успеешь унести свои ноги, то тоже будешь служить мне вечно. Валькирии не требовались дальнейшие разговоры. Она знала, что Хель не шутила. Лив ступнями почувствовала резонирующую вибрацию от сдвигающихся каменных плит на входе в Хельхейм. Девушка не теряла больше ни секунды, схватила Сагра и забросила его себе на плечи, но тут же упала вместе с ним. Его тело было холодным и твердым, словно высечено из мрамора. Оказалось, что ванир был куда более тяжелым, чем те воины, которых она переносила в царство мертвых. — Боже, Сагр, прошу тебя, очнись и помоги мне хоть немного, — скрежетала зубами от напряжения Лив и хлопала его по щекам, стараясь разбудить, но все попытки оказывались тщетными. — Время идет, — оскалила острые зубы Хель. — И без тебя знаю! — прокричала Лив и снова ухватилась за Сагра. На этот раз ей удалось удержаться на ногах. «Я справлюсь. Я умру, но вынесу его отсюда». Лив делала шаг за шагом, оставляя за собой те жертвы, на которые пошла, согласившись на сделку. Она знала, что бесчисленные войны изменили ее. И никому Лив не сможет объяснить причину этих перемен. Лишь тот, кто видел столько, сколько видела она, понял бы ее. Единственное, что она могла сделать это спасти Сагра, чтобы ничего из того, что ей пришлось выдержать, не было напрасно. А потому она рвала сухожилия, увязала по колено в хлюпающей под ногами крови длинного коридора, кричала от боли, но продолжала идти вперед. Наконец каменные плиты шумно сомкнулись в сантиметре за спиной валькирии. Она упала на землю, роняя Сагра рядом с собой, и почти задыхалась. Голова налилась свинцом. У висков бешено стучала кровь. Последнее, о чем валькирия могла думать перед тем, как провалиться в темноту: «Пожалуйста, только очнись».