На всю жизнь в памяти след, а над нами голубое небо (Книги про Гарри Поттера)

Миссис Уизли с сумрачным видом пошла за ними наверх. — Все ложитесь немедленно, никаких больше разговоров, — сказала она, когда они добрались до второго этажа. — У нас завтра трудный день. Джинни, скорее всего, уже спит, — добавила она, глядя на Гермиону, — и не вздумай ее будить. — Сомневаюсь, что она спит, — хмыкнул Фабиан. — Мы не можем каждую ночь выпускать их на охоту, — объяснил Рон, надевая бордовую пижаму. — Дамблдор не хочет, чтобы вокруг этой площади летало слишком много сов, это было бы подозрительно. Ах, да… Я и забыл… Он подошел к двери и запер ее. — А это еще зачем? — Из-за Кикимера, — объяснил Рон, гася свет. — Когда я первую ночь тут спал, он в три часа сюда вперся. Просто бродит по всему дому. Проснуться и увидеть, как он крадется по спальне, — удовольствие ниже среднего. Так, ладно… — Он залез в постель и повернулся к Гарри, который видел его фигуру на фоне лунного света, сочившегося сквозь грязное окно. — Что ты думаешь? — Терпеть это не мог, — фыркнул Сириус. — Бесит очень, — согласно кивнула Меда. Гарри не нужно было спрашивать, что Рон имеет в виду. — По-моему, они мало что сказали сверх того, о чем мы сами могли догадаться, — ответил он, думая обо всем, что услышал внизу. — Мы только и узнали, что Орден старается сорвать планы Волан-… Раздался судорожный вздох Рона. —… де-Морта, — твердо окончил Гарри. — Когда ты начнешь произносить его имя? Сириус и Люпин произносят. На это Рон ничего не ответил. — Да, ты прав, — сказал он. — Почти всё мы и так уже знали, спасибо Удлинителям ушей. Нового было только то, что… — Что, уже начали про… — нетерпеливо заговорил Джордж. — Про оружие, о котором сказал Сириус? — спросил Гарри. — Интересно, что за оружие? — нахмурился Карлус. — Оно должным быть важным, раз требует охраны, — заметил Фрэнк. — Скорее, проговорился, — с удовольствием поправил его Фред, сидевший теперь рядом с Роном. — Надо признать, что старые добрые Удлинители ушей нам про это не сообщали. — Что это, по-вашему? — спросил Гарри. — Что угодно может быть, — ответил Фред. — Но разве бывает что-нибудь хуже, чем заклятие Авада Кедавра? — спросил Рон. — Что может быть хуже смерти? — Потеря близких, — вздохнула Алиса. — Или мучительная и долгая смерть, — пожала плечами Белла. — Скажем, такая штука, которая сразу убивает кучу людей, — предположил Джордж. — Может, какой-нибудь особо мучительный способ убийства, — сказал Рон со страхом. — Чтобы делать людям больно, у него есть заклятие Круциатус, — возразил Гарри. — Сильней ничего не требуется. Все замолчали, и Гарри знал: другие, как и он, пытаются представить себе ужасы, которые может совершить неведомое оружие. — У кого оно сейчас, по-вашему: — спросил Джордж. — Надеюсь, у наших, — сказал Рон с нервозностью в голосе. — Очень интересно, что это за оружие, если оно представляет интерес и для Лорда? — спросил Родольфус. — Явно не обычная безделушка, — заметил Люциус. — Если так, то, наверно, у Дамблдора, — предположил Фред. — Где? — быстро спросил Рон. — В Хогвартсе? — Конечно! — откликнулся Джордж. — Ведь он именно там хранил философский камень. — Оружие наверняка покрупней размером, чем камень, — заметил Рон. — Не обязательно, — возразил Фред. — Да, размер и сила — разные вещи, — согласился с ним Джордж. — Взять, к примеру, Джинни. — Что ты хочешь сказать? — спросил Гарри. — Ты никогда не попадал под ее Летучемышиный сглаз? — Тсс! — Фред привстал. — Слушайте! Все замерли. Кто-то поднимался по лестнице. — Мама, — сказал Джордж, и думали они с Фредом недолго: громкий хлопок — и Гарри почувствовал, что на кровать уже ничего не давит. Несколько секунд спустя за дверью скрипнула половица. Миссис Уизли слушала, разговаривают они или нет. — Ну подумаешь разговаривают, ей-то какое дело? — непонимающе спросил Рабастан, но ответа не услышал. Он лежал, свернувшись под одеялом в теплый клубок, и комнату наполнял громкий голос Джорджа: — Мама говорит: вставать, завтрак на кухне, а потом она ждет вас в гостиной, там в тысячу раз больше докси, чем она думала, и под диваном она нашла большое гнездо с дохлыми шушерами. Через полчаса Гарри и Рон, быстро одевшись и позавтракав, поднялись на второй этаж и вошли в гостиную — продолговатую комнату с высоким потолком и грязными серо-зелеными гобеленами. — Как ты мог не сжечь его? — удивленно-грустно спросила Андромеда. — Сам не понимаю, но обещаю это исправить, — кивнул Сириус, под тяжелый взгляд матери. — Завяжите лица и возьмите пульверизаторы, — велела миссис Уизли Рону и Гарри, едва их увидела, и показала на две другие такие же бутылки, стоявшие на высоком тонконогом столике. — Это доксицид. В жизни не видела такого засилья паразитов! Чем занимался последние десять лет этот эльф-домовик? Хотя лицо Гермионы было наполовину закрыто полотенцем, Гарри отчетливо увидел, как она бросила на миссис Уизли укоризненный взгляд. — Кикимеру много лет, он, наверно, не может… — Ты удивишься, Гермиона, когда узнаешь, сколько всего Кикимер может, когда хочет, — сказал Сириус, который только что вошел с запятнанной кровью сумкой, где, как выяснилось, были дохлые крысы. — Я кормил Клювокрыла, — добавил он, отвечая на вопросительный взгляд Гарри. — Я держу его наверху, в спальне моей матери. А что касается этого стола…       Андромеда и Сириус приглушенно рассмеялись, давая друг другу пять. — Ты так не любишь этот дом, — нахмурился Регулус, сжав руку матери. — А за что? У меня нет там счастливых детских воспоминаний и туда меня совсем не тянет, — пожал плечами Блэк, Вальбурга тяжело вздохнула, понимая, что в этом есть ее вина. Он кинул сумку с крысами на кресло и склонился над письменным столом с запертой тумбой, который, как только теперь заметил Гарри, слегка подрагивал. — Да, Молли, я почти уверен, что это боггарт, — кивнул головой Сириус, поглядев в замочную скважину, — но пусть на всякий случай Грюм посмотрит, прежде чем мы это выпустим. Зная мою мамашу, всегда можно опасаться чего-нибудь худшего. — И чего же например? — приподняла бровь мадам Блэк, на что ее сын лишь пожал плечами. Внизу пронзительно лязгнул дверной звонок, и вслед за этим мгновенно разразилась такая же какофония криков и стенаний, что и вчера, когда Тонкс повалила подставку для зонтов. — Сколько раз я им говорил: не звонить в звонок! — в ярости воскликнул Сириус, кидаясь за дверь. Загрохотали его шаги по лестнице, а между тем вопли миссис Блэк в очередной раз отдавались эхом по всему дому: — Подлые негодяи, мерзкие полукровки, осквернители нашего рода, порождение грязи… — Ты же еще не сделала этот портрет? — шепотом поинтересовался Сигнус. — Сделала, но сожгу его в ближайшее время, потом другой нарисуют, — вздохнула Вальбурга. — Фред, что ты делаешь? — раздался недовольный голос миссис Уизли. — Опрыскай и немедленно выбрось! Гарри обернулся. Фред держал барахтающуюся докси большим и указательным пальцами. — Сию секунду! — весело сказал Фред, быстренько привел жертву в бессознательное состояние струей из пульверизатора и, когда миссис Уизли отвернулась, подмигнул Гарри и сунул докси в карман. — Мы хотим поэкспериментировать с их ядом для наших Забастовочных завтраков, — очень тихо объяснил Джордж. — Весьма опасное занятие, — заметил Северус. — А меня интересует, что такое Забастовочные завтраки? — спросила Доркас, посмотрев на книгу. Ловко сшибив одной струей сразу двух докси, нацелившихся ему на нос, Гарри придвинулся к Джорджу и пробормотал: — Что такое Забастовочные завтраки? — Сладости, от которых заболеваешь, — прошептал Джордж, не спуская опасливого взгляда со спины миссис Уизли. — Не всерьез, но так, чтобы можно было уйти из класса, когда тебе хочется. Мы с Фредом их этим летом изобрели. Штучки о двух концах, с цветовой кодировкой. Если съешь оранжевую половинку Блевального батончика, тебя рвет. Но как только тебя отправили с урока в больничное крыло, глотаешь темно-красную половинку… —… «и ты опять здоров и бодр, можешь делать что твоей душе угодно, вместо того чтобы тратить час на бесполезную скукотищу». Так, по крайней мере, мы пишем в рекламе, — вполголоса продолжил Фред, который, потихоньку выбравшись из поля зрения миссис Уизли, поднимал с пола и клал в карман валявшихся там и сям докси. — Но, честно говоря, они нуждаются в доработке. Пока что нашим испытуемым трудновато приостановить рвоту на время, необходимое, чтобы проглотить темно-красный кончик. — Неплохо придумано, — присвистнул Гидеон. — Лишь бы это не было опасно, — сказал Тед. — Испытуемым? — То есть нам самим, — объяснил Фред. — Мы по очереди. Джордж испытывал на себе Обморочные орешки, а Кровопролитные конфеты, от которых идет носом кровь, пробовали мы оба. — На себе испытывать лучше всего, правда опасности это не снижает, — хмыкнул Ремус. — Зато страдаем только мы, а не неповинные не в чем волшебники, — пожал плечами Джеймс. — Мама решила, что у нас была дуэль, — сказал Джордж. — Значит, идея магазина не умерла? — тихо поинтересовался Гарри, делая вид, что поправляет насадку на своей бутылке. — Пока что у нас нет возможности обзавестись помещением, — ответил Фред, еще больше понизив голос: миссис Уизли перед новой атакой сделала паузу, чтобы вытереть концом повязки потный лоб. — Сейчас принимаем заказы по почте. На прошлой неделе поместили рекламу в «Ежедневном пророке». — Все благодаря тебе, друг, — сказал Джордж. — Но ты не беспокойся… Мама и не догадывается. Она перестала читать «Пророк», потому что они пишут всякую ложь про тебя и Дамблдора. — Если у них тут что-то получится, то я не пожалею денег на их обучение и в нашей реальности, если они будут этого хотеть разумеет, — сказал Фабиан, что-то помечая в своем пергаменте. Джордж двинулся к двери, чтобы ее захлопнуть, но не успел он это сделать, как в нее протиснулся эльф-домовик. Эльф не обратил на Гарри и остальных ровно никакого внимания. Сгорбившись и как будто их не видя, он медленно и целеустремленно прошаркал в дальний конец комнаты, все время бормоча себе под нос хриплым утробным голосом, похожим на лягушачье кваканье: — Воняет на весь дом и ворюга в придачу, но она-то чем лучше, мерзкая старая осквернительница рода со своими пащенками, дом моей госпожи опоганили, ох, бедная моя госпожа, если бы она знала, если бы она только знала, какое отребье они сюда пускают, что бы она сказала старому Кикимеру, ох, стыд какой, грязнокровки, оборотни, осквернители рода и воры, бедный старый Кикимер, что он может сделать… — Я был бы рад твоей смерти, — фыркнул Сириус, и Андромеда согласно закивала, соглашаясь со словами брата. — Здорово, Кикимер, — очень громко сказал Фред, со стуком закрывая дверь. Эльф-домовик остановился как вкопанный, перестал бормотать и очень отчетливо, но очень неубедительно вздрогнул словно бы от удивления. — Кикимер не видел молодого господина, — сказал он, обернувшись и отвесив Фреду поклон. Потом, не поднимая глаз от ковра, тихо, но вполне внятно добавил: — Поганый пащенок осквернительницы рода, вот ты кто. — Что-что? — переспросил Джордж. — Прости, я последнее, что ты сказал, не расслышал. — Кикимер ничего не сказал, — отозвался эльф и опять поклонился, на этот раз Джорджу, после чего вполголоса, но очень разборчиво проговорил: — А вот и братец, тоже урод мерзопакостный. Гарри не знал, смеяться ему или лучше не стоит.- — Смеяться Гарри, только смеяться, — хмыкнула Меда. — А мне интересно куда ты смотришь? Ладно Сириус, с ним все ясно, но ты по-любому навестила бы его, так почему же не останавливаешь все это? — спросила Беллатриса, посмотрев на сестру. — О, так вы все еще сомневаетесь, что ж не нужно, я обязательно помогу Сириуса во всех его начинаниях, особенно сжечь гобелен, — хмыкнула миссис Тонкс. — Андромеда, — предупреждающе протянул Сигнус. — Я замужем и больше не под вашим контролем, — напомнила его дочь, покрутив в воздухе рукой с обручальным колечком. Эльф выпрямился, оглядел всех зловредным взглядом и, словно бы думая, что его никто не слышит, снова забормотал: — И грязнокровка туточки, стоит наглая такая, ох, если бы моя госпожа видела, как бы она плакала, а вот новенький, Кикимер не знает, как его зовут. Что он здесь делает? Кикимер не знает… — Это Гарри, Кикимер, — обратилась к нему Гермиона. — Гарри Поттер. Бледные глаза Кикимера расширились, и он забормотал быстрей и яростней прежнего. — Грязнокровка говорит с Кикимером, как будто она его подруга, ох, если бы только госпожа видела, с кем Кикимеру приходится иметь дело, ох, что бы она сказала… — Не правильный домовик, — шепотом заметила Лили, благо никто из Блэков ее не услышал. — А что тебе тут надо? — спросил Джордж. Огромные глаза Кикимера метнулись в его сторону. — Кикимер чистит, — сказал он уклончиво. — Очень правдоподобно, — произнес голос у Гарри за спиной. Это вернулся Сириус. Стоя в дверях, он недружелюбно смотрел на эльфа. Шум в коридоре прекратился — возможно, миссис Уизли и Наземникус перенесли скандал на кухню. При виде Сириуса Кикимер отвесил ему до нелепости низкий поклон, распластав нос-рыльце по полу. — Да встань же ты прямо, — раздраженно сказал Сириус. — А теперь отвечай: что ты задумал? — Кикимер чистит, — повторил эльф. — Кикимер верой и правдой служит благороднейшему и древнейшему дому Блэков… — Благороднейшему и грязнейшему, — сказал Сириус. — Чистит он… — Господин горазд пошутить, — проговорил Кикимер с новым поклоном. — Кто сказал, что я шучу? — вопросительно изогнул бровь Блэк. Потом опять принялся бубнить: — Господин — мерзкая неблагодарная свинья, он разбил материнское сердце… — Да не было у моей матери никакого сердца! — вскинулся Сириус. — Старуха только злобой и была жива. — Сириус! — крикнули на него Блэки. — Я такого сейчас не говорил, а за будущие слова ответственности не несу, — холодно ответил им Бродяга. Кикимер еще раз поклонился. — Как будет угодно господину, — пробормотал он яростно. — Господин недостоин стереть грязь с обуви своей матери, ох, бедная моя госпожа, как бы она плакала, если бы увидела, что Кикимер ему служит, ох как она его ненавидела, как он ее разочаровал… — Твой домовик говорит твоими же словами, — заметил Сириус. — Я так не думаю, никогда не думала, — тихо ответила Вальбурга. — Хватит пожалуйста, я все прекрасно поняла, была не права, и прошу прощения за сказанные вчера слова. — Не ужели ты больше так не думаешь? — иронично спросил лорд Блэк, его мать ничего не ответила, покачав головой. — Я спросил тебя, что ты задумал, — холодным тоном напомнил ему Сириус. — Всякий раз, как ты приходишь и прикидываешься, будто чистишь, ты утаскиваешь что-то к себе в комнату, чтобы мы не могли это выкинуть. — Кикимер никогда ничего не уносит с надлежащего места в доме господина, — возразил эльф, а потом забормотал скороговоркой: — Госпожа не простила бы Кикимеру, если бы выкинули гобелен, семь веков он был в семье, Кикимер должен его спасти, Кикимер не позволит господину, осквернителям рода и их пащенкам уничтожить семейное достояние… — Так я и думал, — сказал Сириус, бросая презрительный взгляд на стену. — Не сомневаюсь, что она обработала гобелен с изнанки Заклятием вечного приклеивания, но, если смогу, я непременно от него избавлюсь. А теперь, Кикимер, вали отсюда. — Сжечь не вариант, — ехидно заметила Белла. — Можно вместе с домом, — пожала плечами миссис Тонкс. Ослушаться прямого приказа Кикимер не посмел, но, шаркая мимо Сириуса к выходу, он взглянул на него с глубочайшим отвращением и ни на миг не переставал бубнить: — Как из Азкабана вернулся, так стал гонять Кикимера туда-сюда, ох, бедная моя госпожа, что бы она сказала, если бы увидела, во что превратился дом, всякое отребье живет, сокровища выбрасывают, она объявила, что он ей больше не сын, а он здесь, и говорят, ко всему еще и убийца… — Побормочи у меня еще — и стану убийцей! — желчно сказал Сириус и захлопнул за эльфом дверь. — Сириус, у него с головой не в порядке, — вступилась за Кикимера Гермиона. — Я думаю, он не понимает, что мы его слышим. — Слишком долго был один, — объяснил Сириус, — исполнял безумные приказы, которые отдавал ему мамашин портрет, и разговаривал сам с собой. Но, кроме того, он всегда был зловредным маленьким… — Если бы можно было дать ему свободу, — мечтательно сказала Гермиона, — тогда, кто знает… — Ему нельзя дать свободу, ему слишком многое известно об Ордене, — сухо возразил ей Сириус. — К тому же потрясение его убьет. Попробуй предложить ему покинуть дом — посмотришь, как он это воспримет. — Неужели жалко? — спросил Регулус. — Может будет хоть в чем-то полезен, — пожал плечами Сириус Сириус пересек комнату и подошел к гобелену во всю ширину стены, который Кикимер пытался уберечь. Гарри и другие последовали за ним. Гобелен выглядел немыслимо старым. Он сильно выцвел, и местами его проели докси. Но золотая нить, которой он был вышит, блестела достаточно ярко, чтобы видно было ветвистое родословное дерево, берущее начало, насколько Гарри мог понять, в глубоком Средневековье. На самом верху гобелена крупными буквами значилось: «БЛАГОРОДНЕЙШЕЕ И ДРЕВНЕЙШЕЕ СЕМЕЙСТВО БЛЭКОВ» Чуть пониже девиз: «Чистота крови навек»        Миссис Тонкс и Сириус показательно скривились, выражая все, что думают об этом самом девизе. — А тебя здесь нет! — воскликнул Гарри, внимательно изучив нижнюю часть дерева, относящуюся к нашему времени. — Есть, — сказала Вальбурга, посмотрев на сына. — Я вот где был. — Сириус показал на маленькое круглое обугленное отверстие в ткани, точно прожженное сигаретой. — Моя дорогая мамаша меня отсюда выжгла, когда я сбежал из дому. Кикимер очень любит про это тихонечко бормотать. — Ты сбежал из дому? — Да, в шестнадцать лет, — ответил Сириус. — Решил, что с меня хватит. — И куда ты отправился? — спросил Гарри, глядя на него во все глаза. — К твоему отцу, — сказал Сириус. — Твои дед и бабка проявили себя с самой лучшей стороны. Приняли меня как родного сына. Школьные каникулы я провел у них, а когда мне стукнуло семнадцать, заимел собственное жилье. Мой дядя Альфард оставил мне приличное завещание — потому-то, наверно, его тоже убрали с этого гобелена. Так или иначе, с тех пор я сам о себе заботился. Но на воскресном обеде у мистера и миссис Поттер я всегда был желанным гостем. — Ты нам как сын, поэтому всегда рады видеть тебя дорогой, — улыбнулась ему Дорея, Сириус благодарно кивнул, заметив грусть в глазах матери. — К тому же без тебя явно было бы скучно, — усмехнулся Карлус, насмешливо посмотрев на сына и его лучшего друга. — Но… почему ты… — Сбежал отсюда? — Сириус горько усмехнулся и провел рукой по своим длинным спутанным волосам. — Потому что я их всех люто ненавидел — родителей с их манией чистокровности, убежденных, что быть Блэком — чуть ли не то же самое, что быть королевской крови… идиота братца, который по слабости характера им верил… Вот он. — Ну спасибо Сириус, — нахмурился этот самый брат. — Просто ты никак не поймешь, что ни чистота крови, ни деньги не сделают тебя богаче и счастливее, — сказал лорд Блэк, а Вальбурга кажется полностью поняла, какую ошибку она допустила не только в детстве сына, но и при вчерашнем разговоре. Сириус ткнул пальцем в самый низ дерева — туда, где значилось: «Регулус Блэк». Рядом — дата рождения и дата смерти (после которой минуло уже пятнадцать лет) — То есть в ближайшее время, — с болью прошептала Вальбурга, сжав руку младшего сына. — Но ты даже до выпуска получается не дожил, — заметил Рабастан, грустно посмотрев на лучшего друга. «Он не выйдет из этого дома, пока я не узнаю как он погиб», — пообещал Сириус, чувствуя себя виноватым в смерти младшего брата. — Регулус был моложе меня, — сказал Сириус, — и он был гораздо лучшим сыном, о чем мне постоянно напоминали. — Но он умер. — Да, — сказал Сириус. — Безмозглый идиот… Он стал Пожирателем смерти. — Ты шутишь! — Да брось, Гарри, ты ведь уже достаточно знаком с этим домом, чтобы понять, какими волшебниками были мои родственнички, — брюзгливо проговорил Сириус. — Твои… твои родители что, тоже были Пожирателями смерти? — Нет, нет, но поверь мне, они считали, что Волан-де-Морт прав в идейном отношении. Они всей душой были за очищение расы волшебников, за избавление от магловской примеси, за то, чтобы у руля стояли чистокровные. И они не были в этом одиноки. Очень многие до того, как Волан-де-Морт показал себя во всей красе, полагали, что у него очень даже здравые идеи… Но когда родители увидели, на что он готов пойти ради власти, они струсили. Впрочем, я уверен, что они считали Регулуса, который сразу встал под его знамена, настоящим героем. — Нет, нет конечно, — покачала головой Вальбурга. — Не было выбора, вы же ушли, — заметила Белла. — Ушли, но сражаемся против него и до сих пор живы, — парировала Меда. — Его что, убил мракоборец? — спросил Гарри. — Нет, — сказал Сириус. — Нет, его уничтожил Волан-де-Морт. Или, скорее, его уничтожили по приказу Волан-де-Морта. Вряд ли Регулус был такой важной персоной, чтобы Волан-де-Морт стал лично им заниматься. Насколько мне удалось выяснить после его гибели, Регулус ввязался было в игру, а потом запаниковал из-за того, на какие дела его хотели послать, и попытался пойти на попятный. Но Волан-де-Морту ведь не подашь прошение об отставке. Либо пожизненная служба, либо смерть. — Почему ты не пришел ко мне? — спросил Сириус, а до Регулуса кажется дошло, почему он погиб. С этими книгами все его планы совсем вылетели из головы. Слизеринец поджал губы, не ответив на вопрос брата, но при этом кинув мимолетный взгляд на побледневшую мать, что с силой сжимала его руку, боясь, что тот вот вот исчезнет. — Обед, — раздался голос миссис Уизли. Она вошла, высоко держа перед собой волшебную палочку, на кончике которой балансировал громадный поднос с сандвичами и сладкими пирожками. Лицо у нее было красное, вид все еще очень сердитый. Все двинулись к ней, торопясь утолить голод, но Гарри остался с Сириусом, который наклонился к гобелену. — Уж не помню, сколько лет я на это не смотрел. Вот Финеас Найджелус… мой прапрадедушка… самый непопулярный директор Хогвартса за все времена. Араминта Мелифлуа… двоюродная сестра моей матери… попыталась протащить через Министерство закон, разрешающий травлю маглов. — Не получилось, — наигранно-грустно вздохнула Меда. — А не ты ли к этому руку приложила? — заинтересованно приподнял бровь Сигнус, но ответа не услышал. А вот дорогая тетушка Элладора. С нее началась семейная традиция обезглавливать эльфов-домовиков, когда они становились слишком стары, чтобы носить чайные подносы… Разумеется, стоило в семье родиться кому-нибудь хоть чуточку человечней, от него отрекались. Тонкс, к примеру, я тут не вижу. Может быть, поэтому Кикимер не исполняет ее приказов — вообще-то он должен слушаться любого члена семьи… — Ну меня то там нет, — пожала плечами Меда, откинув голову на плече мужа. — Вы с Тонкс, выходит, родственники? — удивленно спросил Гарри. — Да, ее мать Андромеда была моей любимой двоюродной сестрицей, — ответил Сириус, пристально разглядывая гобелен. — Андромеду, гляди, тоже отсюда убрали… — Я рядом до самого конца, — улыбнулась Меда, обнимая брата. — И я тоже, сестренка, — усмехнулся Сириус, целуя сестру в макушку. Он показал на очередную обгорелую дырочку, расположенную между двумя женскими именами — Беллатриса и Нарцисса. — Сестры Андромеды тут как тут, потому что они вышли замуж за кого надо, за чистокровных респектабельных волшебников, но Андромеда вышла за магла, за Теда Тонкса, и поэтому… Сириус изобразил прожжение ткани волшебной палочкой и горько усмехнулся. — И я рада, что так вышла, — заметила миссис Тонкс, увидев виноватый взгляд супруга. — Я счастлива и любима, а это главное. Гарри, однако, было не до смеха. Он смотрел на имена, вышитые справа от обугленного отверстия, оставшегося от Андромеды. Двойная линия золотого шитья соединяла Нарциссу Блэк с Люциусом Малфоем, а другая линия, вертикальная и одиночная, шла от их имен к имени Драко. — Ты в родстве с Малфоями! — Все чистокровные семьи в родстве между собой, — сказал Сириус. — Если ты готов разрешить сыну или дочери брак только с кем-то таким же чистокровным, выбор очень ограничен. Нас, таких, почти и не осталось на свете. Молли моя свойственница, Артур, если память мне не изменяет, мой троюродный племянник. Но здесь их можно и не искать: кто-кто, а Уизли — отъявленные осквернители рода. — Жаль, что ребенок один, — вздохнула Цисси, кладя голову на плече мужа. — Может быть и не один будет теперь, — прошептал ей Люциус. Но Гарри уже перевел взгляд на имя Беллатриса Блэк, стоявшее левее. Двойная золотая линия соединяла его с именем Родольфус Лестрейндж. — Лестрейндж… — произнес Гарри вслух. Это слово потревожило что-то в его памяти. Откуда-то он его знал, но не мог сразу вспомнить откуда. Оно вызвало странное, неприятное ощущение в недрах живота. — Они в Азкабане, — коротко сказал Сириус. Гарри посмотрел на него с любопытством. — Беллатрису и ее мужа Родольфуса поместили туда одновременно с Барти Краучем-младшим, — продолжил Сириус все тем же резким тоном. — С ними был и Рабастан, брат Родольфуса. — Говорить о нас явно не приятно, — с грустью отметила Белла. — Напомнить за что в Азкабан попала? — спросил Сириус. Тут Гарри вспомнил. Он видел Беллатрису Лестрейндж у Дамблдора в Омуте памяти — в странном хранилище мыслей и воспоминаний. Высокая темноволосая женщина с тяжелыми веками, стоя перед судьями, заявила, что по-прежнему верна лорду Волан-де-Морту, что гордится своими стараниями отыскать его после его падения и что настанет день, когда она будет вознаграждена за преданность. — Ты никогда мне не говорил, что она твоя… — Что с того, что она мне двоюродная сестра? — вскинулся Сириус. — По мне, так никто из них мне не родня. Она уж точно мне не родня. Я не видел ее с твоего возраста, если не считать короткого взгляда в тот день, когда ее доставили в Азкабан. Думаешь, меня гордость может распирать от такого родства?        Сириус болезненно усмехнулся, пряча лицо в волосах жены. — Конечно, идеальное место для штаб-квартиры, — сказал Сириус. — Когда здесь жил мой отец, он снабдил дом всеми средствами безопасности, какие только были известны волшебникам. Его невозможно засечь, поэтому маглы, если бы даже захотели, в принципе не могут сюда явиться. А теперь, когда Дамблдор добавил свою защиту, более безопасного дома не найти нигде. Дамблдор, к твоему сведению, хранитель тайн Ордена, поэтому ни один человек не в состоянии найти штаб-квартиру, если он лично ему не сообщит, где она находится. Адрес, который Грюм показал тебе вчера вечером, был написан рукой Дамблдора… — Сириус издал короткий лающий смешок. — Если бы мои родители увидели, как сейчас используется их дом… Впрочем, мамашин портрет мог дать тебе некоторое представление… — Если бы в день твоего побега, ты сразу сказал все что тебя тревожило или бесило, то возможно всего этого бы и не было, — заметила его мать. Секунду-другую он молча хмурился, потом вздохнул: — Я бы не прочь выйти отсюда хоть на короткое время и сделать что-нибудь полезное. Я спрашивал Дамблдора, нельзя ли мне проводить тебя в Министерство — разумеется, в облике Нюхалза, — чтобы оказать тебе моральную поддержку. Что ты об этом думаешь? — Это очень опасно, окажись ты в Министерстве, тебя может сразу поцеловать Дементор, — нахмурилась Марлин, обеспокоенно посмотрев на мужа. Всю главу она напряженно крутила браслет на своем запястье, боясь сказать хоть слово, ведь отчасти Сириус ушел из дома и из-за нее, но Лина не хотела его ссоры с родителями, особенно сейчас. — Не волнуйся, — сказал Сириус. Гарри поднял глаза и понял, что крестный все время смотрел на него. — Я уверен, тебе ничто не грозит. В Международном статуте о секретности совершенно точно есть пункт, разрешающий применять волшебство для спасения своей жизни. — Но если меня все-таки исключат, — тихо спросил Гарри, — можно будет мне вернуться сюда и жить с тобой? Сириус печально улыбнулся: — Посмотрим. — Я бы гораздо меньше тревожился из-за этого разбирательства, если бы знал, что мне не надо будет отправляться к Дурслям, — упорствовал Гарри. — Скверно же тебе там приходится, если ты предпочитаешь этот дом, — мрачно проговорил Сириус. — Не дом, а тебя, — заметила Лили. — Согласен, он хочет проводить больше времени с тобой, так ему видимо спокойнее, — кивнул Джеймс, посмотрев на лучшего друга. Когда Гарри взял с полки неприятного вида серебряный инструментик, похожий на многорукие щипчики, вещица по-паучьи побежала по его руке и попыталась проколоть кожу. Сириус схватил ее и прихлопнул увесистой книгой, называвшейся «Природная знать. Родословная волшебников». — Ты ее когда-то тоже сжечь хотел, — усмехнулась Нарцисса. Среди прочего в шкафчиках обнаружилось, например, такое: музыкальная шкатулка, начавшая, когда ее завели, издавать чуть зловещую, бренчащую мелодию, от которой все почувствовали странную слабость и заснули бы, если бы Джинни не догадалась захлопнуть крышку; массивный медальон, которого никто не смог открыть; несколько старинных печатей; и, наконец, в пыльной коробочке орден Мерлина первой степени, врученный деду Сириуса «за заслуги перед Министерством». — Это означает, что он отвалил им кучу золота, — с презрением сказал Сириус, бросая орден в мешок для мусора. — Именно так он и сделал, — фыркнул Сириус, почувствовав на себе взгляд матери. — Возможно, но это все-таки ценность семьи, — заметил Сигнус, не дав ни слова сказать сестре, дабы избежать семейного конфликта. Несколько раз в комнату бочком проскальзывал Кикимер. Он пытался утащить под набедренной повязкой то одно, то другое и, когда его на этом ловили, бормотал страшные проклятия. Когда Сириус вырвал из его цепких рук большое золотое кольцо с геральдическим украшением Блэков, Кикимер залился слезами гнева и заковылял прочь, сдавленно рыдая и честя Сириуса такими словами, каких Гарри раньше не слыхивал. — Отцовское, — сказал Сириус, швыряя кольцо в тот же мешок. — Кикимер был не настолько предан ему, как мамаше, но все-таки на прошлой неделе он попытался умыкнуть его старые брюки. — Это перстень главы рода, — заметил Карлус, покачав головой. — Хорошо, что отец не слышит, — нахмурился Регулус. После гостиной настала очередь столовой на первом этаже. Когда в буфете там обнаружились пауки размером с блюдце, Рон быстро вышел налить себе чаю и не возвращался часа полтора. Весь фамильный фарфор с геральдическим украшением и девизом Блэков Сириус бесцеремонно побросал в мешок, и такая же участь постигла старые фотографии в потускневших серебряных рамках. Те, кто был на них изображен, пронзительно вопили, когда разбивались покрывавшие их стекла. Снегг мог сколько угодно называть это занятие очисткой, но, по мнению Гарри, это была самая настоящая война с домом, который при поддержке Кикимера очень упорно сопротивлялся. — О да, это она и есть, — усмехнулся Фабиан. — Интересно кто победит, — поддержал брата Гидеон. Эльф-домовик по-прежнему совался всюду, где они собирались, пытался стащить из мешков для мусора все, что только мог, и его бормотание становилось все более оскорбительным. Сириус дошел до того, что замахнулся на него старым тряпьем. Кикимер устремил на него водянистый взгляд и сказал: — На то она и воля господина. — Потом, повернувшись спиной, очень громко забормотал: — Но господин не прогонит Кикимера, нет, потому что Кикимер знает, что они затеяли, знает, господин строит козни против Темного Лорда, стакнувшись с грязнокровками, изменниками и отребьем… — С годами стал еще наглее и отвратительнее, — поморщилась Андромеда. Тут Сириус не обращая внимания на протесты Гермионы, схватил Кикимера сзади за набедренную повязку и с силой вытолкал из комнаты. Вечером в среду, когда все сидели за столом и ужинали, миссис Уизли повернулась к нему и тихо сказала: — Гарри, я выгладила к завтрашнему утру твою лучшую одежду, и я бы хотела, чтобы ты сегодня вымыл голову. От первого впечатления очень многое зависит. — Не во всех случаях, — покачала головой Доркас. Гарри показалось, будто в желудок упал кирпич. Рон, Гермиона, Фред, Джордж, Джинни — все разом умолкли и посмотрели на него. Гарри кивнул и попытался заставить себя дожевать кусок, но во рту вдруг сделалось очень сухо. — Как я туда буду добираться? — спросил он у миссис Уизли, стараясь придать голосу беззаботность. — Артур возьмет тебя с собой на работу, — мягко ответила она. Мистер Уизли подбадривающие улыбнулся ему через стол. — Посидишь у меня в кабинете, пока не начнется слушание, — сказал он. Гарри перевел взгляд на Сириуса, но прежде чем он задал вопрос, на него ответила миссис Уизли. — Профессор Дамблдор не считает целесообразным, чтобы Сириус отправился с тобой, и я… —… совершенно с ним согласна, — стиснув зубы, договорил за нее Сириус. — Он не может тобой командовать, — резонно заметил Джеймс. — Присутствие в Министерстве Сириуса опасно, — в один голос сказали Меда и Марлин. Миссис Уизли поджала губы. — Когда Дамблдор тебе это сказал? — спросил Гарри, глядя на Сириуса. — Он был здесь прошлой ночью, когда ты спал, — сказал мистер Уизли. Сириус задумчиво ткнул вилкой в кусок картофеля. Гарри опустил глаза в тарелку. От мысли о том, что Дамблдор побывал в доме перед самым разбирательством и не захотел с ним увидеться, ему стало еще хуже — хотя хуже, казалось, было некуда.