.*.*.
Оранжевые прозрачные лучи озаряли небосвод: на нём не было ни облачка, и сияние Корусант-Прайм, что уже клонилась к закату, можно было наблюдать беспрепятственно — за вычетом атмосферных искажений, о которых, впрочем, вряд ли сейчас кто-то думал. Обстановка куда больше располагала к беззаботному любованию городским ландшафтом — чему и предавались сейчас те, кому посчастливилось оказаться на главной городской площади. Невдалеке, отчасти обнимая собой всю площадь, высился огромный Императорский дворец. Прежде на этом месте располагалось не что иное, как храм ордена джедаев — и те времена, когда эта часть города выглядела иначе, казались теперь куда более призрачными, чем далёкие эпохи прежних империй. Старая галактическая столица, что так преобразилась в последние годы, сегодня предстала в нарядном виде перед гостями Империал-Сити — и, конечно же, перед обитателями собственных верхних (отчасти и средних) уровней. Нижние были по-прежнему слишком заняты своей параллельной жизнью: всю суть её, чуть менее чем полностью, составляло выживание, бесхитростное и беспощадное. Однако перемены позволяли иным горячим головам надеяться на то, что рано или поздно — пусть даже не при их жизни — и этой части планеты должны будут в полной мере коснуться лучи законности и прогресса. В конце концов, работы после реорганизации Республики прибавилось у всех — а это означало, что появилось и больше мест под множеством солнц. Да, всё разительно изменилось в этот день много лет назад: ленивое и вместе с тем суматошное благодушие прежних времён осталось позади, уступив место напряжению, звенящему в воздухе. В этой атмосфере можно было различить и отголоски энтузиазма конструкторов, для которых имперские разработки открыли второе дыхание, и непреклонность новой элиты в стремлении к вершинам могущества, и затаённая досада элиты старой, больше всего похожая на скрип зубов… Всё это можно было без труда уловить, даже не обладая чувствительностью к Силе — достаточно было немного побродить по площади, где собралось немало самых разнообразных персонажей..*.*.
…Не без некоторых усилий среди пёстрой толпы, что состояла из людей, экзотов и бронированных солдат правопорядка, можно было выхватить взором две примечательные фигуры. Первая из них представляла собой, несомненно, женщину — рослую, крепкую, с чёрными как смоль волосами, среди которых загадочно блестели белоснежные пряди, обрамлявшие лицо. Женщина была одета в форму, очень похожую на офицерские мундиры имперского флота, и имела на груди адмиральскую планку; однако цвет формы отчего-то был совсем не таким, как принято во флоте — ярко-алым. Вторым был куда более таинственный субъект: его голову и плечи, слегка клонящиеся под грузом прожитых лет, покрывала длинная тёмно-бордовая — почти чёрная — вельветовая мантия с капюшоном. Тонкую набуанскую вышивку на вороте камзола, что едва выглядывал из-под мантии, можно было разглядеть лишь вблизи. Пожалуй, лишь эта серебристая строчка (и то не всякому взору) могла всерьёз намекнуть на личность своего обладателя; оттого и заметить эту деталь могла сейчас разве что его спутница, которую он — вероятно, решив обойтись без привычной трости — держал под руку. — Нет, ваше величество. Это одно из самых приятных заданий за всю мою карьеру. Но ни на одном из них мне не случалось находиться в столь занимательной среде… — …и своеобразной компании, — заметив её заминку, предположил он. — Несравненной, — нашлась она. Площадь полнилась всевозможными благами, которыми славилась Империя — пусть часть из них были доступны далеко не всем и не всегда; но хотя бы отсюда, хотя бы сегодня никто не должен был уйти голодным, скучающим и терпящим бедствия (с последним пунктом на удивление прекрасно справлялись многочисленные отряды охраны). Не чурались развлечений и двое диковинных спутников. — Не хотите ли посетить музыкальную сцену? — спросил Палпатин (а это был именно он), когда они отошли от палатки с немудреными угощеньями. — Сегодня выступают лучшие салластанские ансамбли. — Благодарю, ваше величество, — быстро отозвалась она, отрываясь от ещё тёплого шашлычка из йоганов в голубой татуинской карамели. — Однако я предпочла бы продолжить прогулку. Он неспешно кивнул и поправил капюшон свободной рукой, прежде чем странная пара вновь отправилась в свободное странствие по городской площади и окрестностям. Никем не узнанные — её хранила кабинетная таинственность должности директора Имперской разведки, его — вопиющая невероятность появления посреди толпы настоящего Императора, — они продвигались от одних увеселений к другим, от проулка к проулку, от случайного происшествия к уместной остроте… и всё это время его сухая изящная ладонь покоилась на её предплечье..*.*.
Уже смеркалось, хотя до полной темноты было ещё далеко; да и возможно ли было вообразить кромешную темень в Империал-Сити — в городе, который ещё за прежнюю эпоху накрепко забыл, что такое сон? Палпатин и Айсард свернули немного в сторону от площади. Окрестные улицы также полнились отдыхающими, хотя их было несколько меньше. Директор то и дело осматривалась, оценивая обстановку — старый агентурный навык давал о себе знать; Император же казался вполне спокойным и невозмутимым, и в какой-то момент Исанн поймала себя на том, что не знает, чем в большей степени обусловлена такая беспечная уверенность: его могуществом или тем, что он сейчас позволяет себе не задумываться о возможной опасности… В таком случае становилось ещё более непонятно, отчего он решил всё-таки скрасить свой выход в город чьей-то компанией — да ещё и выбрал её, директора Айсард! Случись что по-настоящему серьёзное — проку от неё было бы немного… разве что помогла бы выиграть пару жизненно важных секунд. Что ж, если больше ни на что она не годится — это будет справедливо. …Исанн ощутила, как к горлу подкатывает волна непонятной досады на саму себя; но тут её невесёлые размышления бесцеремонно прервали. Кто-то из пёстрой шумной компании, что проходила мимо, свистнул им вслед: — Эй, ряженые! Эгегей! — А ещё говорят, что Император не человек. Как видите, ничто человеческое ему не чуждо! — заметил один из его спутников. — Сейчас бы салластанцу говорить о человеческом, — сыронизировал первый. — Может, у них деловая встреча! — конец фразы утонул в хохоте. Что было дальше, «ряженые», скрывшись за поворотом, уже не слышали. Тут Айсард позволила себе невесело усмехнуться. — Вы красивая женщина, Исанн, — вполголоса заметил Император. — Должно быть, нелегко жить, привлекая к себе столько лишнего внимания, а то и зависти… — Да, с этим приходится иметь дело, — призналась она и примолкла. Пока они неспешно двигались к выходу из проулков, куда свернули по случайности, её сознанием прочно завладел вихрь образов и воспоминаний. Вот отец, который попрекает её своим же физическим недостатком, перешедшим по наследству. Вот её дразнят в детстве за цвет глаз; вот обсуждают за спиной в отрочестве то, что она выросла и повзрослела слишком быстро. Сделать с этим что-либо было невозможно: отец вряд ли поддержал бы её — скорее, добавил бы к сказанному ещё пару колкостей; да и как можно заставить замолчать всех сплетников? Оставалось сделать выбор: сжаться, уйти в себя, попробовать стать незаметной… или же сделать своё тело, со всеми его достоинствами и недостатками, — неприступной, гордой крепостью, которой не касаются ни чьи-то притязания, ни глупые разговоры. Конечно же, она не могла не выбрать второе. Пусть любуются — она никогда не устанет мозолить им глаза! А слёзы, если уж снисходить до такой слабости, всегда можно оставить в душевой. Или на подушке. И вот теперь, после долгих лет на тяжёлой, неблагодарной службе, за которые Айсард успела утратить и угловатое подростковое обаяние, и пылкий румянец юности — Император называет её красивой. Человек, который, в сущности, никогда не считал внешний блеск решающим козырем — особенно теперь. Человек, которому нет нужды льстить кому бы то ни было — именно поэтому он действительно знает, что говорит. Глубоко внутри что-то перевернулось, вызвав приятное головокружение. Иногда Исанн уже чувствовала себя так — к примеру, когда подтверждались сведения, в истинности которых директор была иррационально уверена с самого начала. Однако в те моменты это имело мало отношения к ней самой… — Думаю, вы будете не против отдохнуть здесь. — Благодарю, ваше величество. Около скромного здания — очевидно, какое-то городское учреждение, двор которого мирно пустовал по случаю праздничного дня — притаилась беседка, к которой вели высокие, слегка выщербленные каменные ступени. Император вскарабкался по ним с удивительной лёгкостью; за ним проследовала и его спутница. Беседка оказалась с сиденьями, к тому же обитыми прочной древесиной редкой зеленоватой расцветки. Время, впрочем, не пощадило и её: дерево местами потрескалось, и из щелей выглядывали робкие травинки. — Коль скоро мы заговорили о зависти… До вас наверняка доходили слухи обо мне, — решилась заметить Исанн. — До меня доходит много информации, — в своеобычной манере отвечал Император, — иногда априори лишней. А какие слухи вы имеете в виду? Продолжать было непросто, но и юлить тем более не имело смысла. — Те, что касаются меня и… вашего величества. Слишком мерзкие; не хочу озвучивать. Она было опустила глаза; но испытующий золотистый взор Палпатина требовал взаимности — пришлось ответить. — Рассказывают всякое. Но, если это то, о чём я думаю, — его тон не оставлял сомнений, — в чём же для вас их мерзость? Вам наверняка обидно, что вас недооценивают, когда говорят, что вы достигли своего высокого поста, всего лишь пройдя через императорские покои. Однако в определённом смысле нам это на руку. Такие представления о главе разведки усыпляют бдительность ряда врагов Империи, а значит, делают работу вашего ведомства более эффективной. — Да, мой Император. — Я вижу, что вы осознаёте это, — продолжал он. — Знаю и то, что вас искренне радуют любые события или явления, которые способствуют процветанию Империи. Так в чём же тогда для вас та самая мерзость?.. Он приосанился и вновь требовательно взглянул ей в глаза. — Случись то, что они обсуждают, на самом деле — вы побрезговали бы мной? Исанн молчала, не в силах ни отвести глаз, ни ответить что-либо. Она созерцала его, вдруг ставшего мощным и статным, как и положено правителю Галактики и повелителю ситхов; она чувствовала тонкий аромат сухих набуанских трав, что исходил от одежд Императора. В памяти всплыла масса раскрытых интриг и неосуществлённых планов диверсий, что ставили под угрозу его жизнь; голова закружилась от мысли о том, что, пойди всё в те моменты иначе — Исанн могла потерять его. Потерять навсегда. А вместе с ним — если не смысл жить, то чувство жизни. — Я вполне приму положительный ответ, — поторопил он, и она нехотя вынырнула из вихря чувств обратно в реальность. — Я уже не молод, многое пережил… Вряд ли я привлекателен в известном смысле. — Дело вовсе не в этом, ваше величество, — медленно покачала головой Айсард. — Они слишком низко думают о вас. И мне больно это слышать. — В чём же низость?.. — уточнил он, довольно сверкнув глазами. — Ведь не в том же, что они меня недооценивают? — В том, что на самом деле вы никогда не стали бы так поступать… с женщиной, — помолчав, выдохнула она. — У вас есть масса других рычагов влияния, в конце концов — масса личных достоинств, и вы не опустились бы до столь пошлой неискренности. — Как и вы, — сделав люфт-паузу, парировал он. — Разве нет? — Да, ваше величество. Палпатин больше ничего не спрашивал; и опыт вкупе с интуицией подсказывал Исанн, что это молчание означало предельную степень удовлетворённости прошедшим разговором. Где-то далеко уже грохотали первые праздничные салюты — в честь отдельных секторов, личностей, организаций, ведомств… — Вы всегда были предельно честны со мной, директор, а сегодня ещё и составили мне хорошую компанию. Я давно так не отдыхал душой… Впрочем, у нас есть ещё немного времени. Предлагаю вернуться на площадь. Он вышел из беседки, без труда преодолев довольно высокую ступень, и обернулся, подавая руку Айсард. — Да, ваше величество, — ответила она и спустилась в переулок. — Позвольте снова поздравить вас с Днём Империи. — Взаимно, — ответил он и легко поцеловал её руку. Этот жест показался настолько мимолётным, что она почти не придала ему значения; лишь когда перед ними вновь показались огни площади, Исанн снова будто очнулась. Пожалуй, всё сказанное и услышанное — как, впрочем, и сделанное — оставляло исключительно мало простора для интерпретации; но вот объём пространства для манёвра всё ещё оставался возмутительно неясным. …Айсард мимолётно усмехнулась казённым формулировкам, в которые ухитрялись укладываться обрывки мыслей; и лишь благодаря этому она осознала, насколько волнующей для неё получилась сегодняшняя прогулка. Прогулка? Миссия? Задание? Свидание?.. — чем бы всё это ни являлось, ни одно из известных определений не могло полностью охватить этот опыт. Оставалось лишь принимать его как есть, оставляя последние попытки понять — проконтролировать — определить — ограничить… Чем дальше, тем больше неожиданностей. Чем прямее и спокойней беседа — тем больше тревоги. Доверяет ли ей Император? Безусловно — по крайней мере, настолько, чтобы среди всех других приближённых его выбор сегодня пал именно на неё. Доверяет ли она Императору?.. Безусловно — но сильнее ли, чем страшится однажды не оправдать его доверия?.*.*.
Когда они вернулись на площадь, уже почти стемнело, и последние лучи заката беспощадно тонули в мягком свете фонарей. Палпатин вновь держал Айсард под руку; мимо проплывали звуки музыки и голосов, а на стенах дворца, вызывая смутный трепет, белели имперские гербы посреди огромных полотнищ. — Ваше величество, — тихо произнесла Исанн с тенью сожаления в голосе. — Нам пора возвращаться. — Торжественная часть вечера прекрасно состоится и без нашего участия, — возразил Император с ласковой усмешкой. — Все поставлены в известность о том, что я не смогу присутствовать на празднествах во дворце, поскольку провожу чрезвычайно важную инспекцию. Та даже не улыбнулась в ответ. В сущности, эти его слова были абсолютной правдой: нельзя в полной мере понимать настроения в обществе, не погрузившись в самую гущу событий, пусть и приправленных атмосферой торжества. Кроме того, Айсард прекрасно знала, что дворцовое мероприятие кишит осведомителями и провокаторами из разведки — а значит, все кривотолки относительно отсутствия его величества окажутся на столе директора не позднее завтрашнего полудня. — Полагаю, вы со мной согласны, — лаконично подытожил он, давая понять, что прекрасно уловил и мысли Исанн, и её эмоции: волны горячего усердия, которое в подобные моменты граничило с охотничьим азартом. — Отрицать мудрость вашего величества — более чем оскорбительно; это крайне опрометчиво. Тем, кто зайдёт далеко по этому пути, придётся столкнуться с объективными последствиями своей недальновидности. В её интонации на удивление красиво сочетались безграничный холод презрения и горячая пружинящая нотка, в которой личная преданность была неотделима от чувства долга… и от чего-то ещё, понятного без слов исключительно им двоим. — Не зная вас, можно было бы решить, что это грубая лесть, — тонко улыбнулся он. — Между тем, это чистая правда, — губы Исанн тоже медленно расплылись в улыбке: тёплой, томной, понимающей — совсем не холодной и жёсткой, как порой в служебное время. — Как бы то ни было, я могу согласиться с тем, что настало время покинуть площадь, — заметил Император. — Во дворце есть немало мест, достойных вашего внимания, директор..*.*.
— Ваше величество?.. — осведомилась Айсард. Она далеко не сразу решилась нарушить тишину, но прошло уже немало времени с той поры, как они покинули площадь и отправились во дворец, а замысловатый маршрут, что состоял из узких коридоров и столь же скромных по размерам лифтов, всё не заканчивался. Единственным источником света был маленький фонарик, который Айсард несла в руке, в то время как её спутник шёл чуть впереди, задавая направление. Несмотря на то, что директор за годы службы успела составить довольно обширное представление об устройстве дворца, его подземная часть — в особенности та, что не имела отношения к помещениям Инквизитория — была ей совершенно неизвестна. Возможно, те коридоры, которыми приходилось продвигаться сейчас, являлись частью какого-либо тайного замысла Императора. Настолько тайного, что само его существование было лишь домыслом, наивной попыткой объяснить себе происходящее. — Я могу понять ваше смятение, — проговорил Палпатин в ответ, — но, уверяю вас, это совершенно излишне. Проходы и помещения, расположенные на этом уровне, закрыты для всех посторонних, и на то есть свои причины. — Да, ваше величество. Тревога схлынула. Хотя слова Императора внесли ясность лишь относительно того, что сейчас он не собирается давать разъяснений, но его ответ нёс в себе успокоение уже благодаря тому, что вообще был произнесён. В конце концов, здесь никто не обязан посвящать её в детали..*.*.
Очередной коридор упёрся в стену, разветвляясь на два противоположных хода; посреди стены открылась дверь, и из помещения, что скрывалось за ней, наружу хлынули приятные красноватые лучи. — Мы прибыли, директор, — объявил Палпатин. — Добро пожаловать в скромную обитель, которую, впрочем, можно назвать и хранилищем. Это зависит исключительно от ваших воззрений на природу кайбер-кристаллов. Взору гостьи предстал крупный красный кристалл неправильной формы, подвешенный посреди комнаты прямо в воздухе. Почти сразу Исанн заметила необычные устройства на полу и на потолке — кристалл помещался точь-в-точь между ними. Судя по всему, это была установка, которая генерировала мощное магнитное поле, не позволяющее своеобразному экспонату упасть. — Орден джедаев запрещал исследования кайбера и веками жёстко удерживал монополию на его применение, — заметила Айсард. — В дальнейшем эта информация также была доступна довольно узкому кругу лиц. Я вряд ли могу располагать последовательными воззрениями на природу этих кристаллов. — Кайбер-кристаллы имеют нечто похожее на сознание, отчего некоторые считают их одушевлёнными, — пояснил Палпатин, — но сходство это очень отдалённое. Единственное его проявление, которое лежит на поверхности, — избирательность реакций кристалла… Никто из одарённых, кто прежде находился рядом с этим экземпляром кайбера, не мог долго выдержать его сопротивление. Возможно, ваш покорный слуга, — при этих словах Император саркастически ухмыльнулся, — единственный, кто мог при виде этого камня думать о чём-то помимо того, чтобы немедленно рассечь его на части и воспользоваться как основой для оружия… Что же до неодарённых — само взаимодействие с этим веществом невозможно без тонких технологических процедур, отчего обладание им как таковое становится для них практически бесполезным. Кайбер-кристалл продолжал переливаться, временами излучая волны тепла — невидимые сами по себе, но столь мощные, что красноватые световые лучи слегка рябили под их воздействием. С некоторым усилием Айсард оторвалась от созерцания кристалла, чтобы взглянуть на Палпатина. Судя по сдержанной улыбке, ему доставляло немалое удовольствие рассказывать о кайбере. Исанн, глубочайше преданная Императору и при этом не чувствительная к Силе, не только была способна сохранить в тайне всё услышанное, но и никогда не воспользовалась бы этой информацией в недобрых для Императора целях. Этим и объяснялось её присутствие в закрытых подземных чертогах. — Физико-химические свойства кайбер-кристаллов весьма неоднородны, — медленно продолжал Палпатин. — Они сочетают в себе минеральную и органическую составляющую. Обычно их соотношение в теле кристалла примерно равное, однако встречаются экземпляры, в которых есть перевес в сторону одного из компонентов. Обилие органики в составе отличает кристалл, который вы видите, от большинства подобных ему. Он излучает тепло в пространство сам по себе, в то время как другие кристаллы способны на это лишь в контакте с живой материей. Тем не менее, по остальным свойствам это такой же кайбер-кристалл, как и все прочие. Когда-нибудь я смогу найти достойное применение этому уникальному экземпляру… Исанн старалась внимательно слушать, временами вглядываясь в кристалл, но всё яснее замечала, что с нею самой что-то происходит. Ей хотелось как можно дольше не покидать эту таинственную комнату — жар кайбера, невзирая на свою интенсивность, действовал бодряще после долгого дня, и это было приятно. А может быть, виной всему являлось присутствие Императора? Так близко. Так тепло. Никого больше… — Я вижу, вы впечатлены, — заметил он уже совсем иным тоном. Похоже, всё, что он хотел рассказать Айсард о кристаллах, уже прозвучало; теперь фокус внимания оказался на ней самой. Не то чтобы это было легко выдержать. — Здесь так жарко, — вдруг вырвалось у неё. В ответ на это Палпатин легко махнул рукой, и магнитная застёжка алого мундира ослабла: борты разошлись в стороны, открывая взору серую форменную майку, облегавшую полные груди. В воздухе повисла короткая пауза; до слуха донеслись негромкие, будничные слова — что-то про тепловой удар, которого сейчас только не хватало, — и Исанн сочла уместным вовсе снять мундир. — Смею надеяться, эта небольшая экскурсия стала достойным праздничным подарком для самой верной из моих подданных, — подытожил свою долгую речь Император. — Вы оказали мне столь высокое доверие, пригласив сюда, — отозвалась Исанн. — Это… это больше, чем просто подарок. — И это озадачивает вас. Исанн задумалась. Не в первый раз Император точно называл то, что с нею происходит, и от одного этого ей порой становилось легче. Однако с его ремаркой будто оказался запущен обратный отсчёт. Чем меньше продлится пауза — тем лучше… Чем… — Я думаю об ответственности, — коротко подытожила она всколыхнувшиеся обрывки мыслей. — О том, что я даже не представляю, чем могу отблагодарить вас. Император испытующе глядел на неё. Не было сомнений, что он прекрасно знает, как ответить на это — но предпочитает хранить молчание. Кристалл продолжал жарко сиять. Исанн вспомнила, что алый мундир, наскоро сложенный пополам, до сих пор висит на её предплечье. «Я опасаюсь разочаровать вас. Ошибиться, забыться, сделать неверное движение… — что угодно». «Я слишком дорожу вами, чтобы позволить себе риск потерять вас только из-за своего несовершенства». «Я так хочу быть ближе к вам, что единственное, что кажется возможным, — оставаться как можно дальше…» — Мой Император, — наконец проговорила она; её ладони сами собой развернулись навстречу ему. И он сделал шаг..*.*.
Объятия были словно кокон, уютный и вместе с тем прочный; это порождало двойственные чувства. Исанн хотелось оставаться в нём, потеряв счёт времени, но где-то в глубине души, словно мотылёк в иллюминатор шаттла, бился импульс ускользнуть первой, прежде чем руки Палпатина будут разомкнуты помимо её воли, возвращая Исанн в привычное одиночество. Это нельзя было назвать ни сомнением, ни недоверием; и всё же она не могла ни отрицать этих чувств, ни перестать им противиться. — Мой Император, — прошептала она, пока её голова покоилась на его плече. — Простите меня. — За что? Плотный вельвет мантии всё ещё соприкасался с кожей плеч; но Император отстранился, чтобы взглянуть в разноцветные глаза. Конечно же, он уловил её чувства. Мотылёк оказался в сачке. — За слабость, — никакие слова не смогли бы враз обозначить всего вороха переживаний, поэтому она сказала первое, что пришло на ум, только бы не молчать. — Это не та слабость, которую я мог бы считать пороком, Исанн. Она — следствие вашего жизненного опыта, а не результат личного выбора. Более того, я убеждён, что в определённом смысле этот опыт принёс вам не только страдания, но и немало пользы. Исанн опустила глаза — но лишь на пару мгновений. — Мне кажется, я понимаю, о чём вы, — не без горечи усмехнулась она. — И не могу с этим не согласиться. — От своего опыта и преимуществ, созданных им, не следует отрекаться; но стоит ли всегда ограничивать себя его рамками?.. — Вероятно, нет, — задумалась Айсард. — Но как я пойму, что пора выйти за их пределы? Объятия наконец разомкнулись; однако за этим не последовало ни боли, ни одиночества. — Не усложняйте, директор. Вы думали, я отпущу вас без долгой беседы за праздничным ужином? — вдруг рассмеялся Палпатин. — Или всё ещё не желаете дразнить празднословов из высшего света? — Напротив, — в тон ему подхватила Айсард. — Сочту за честь как можно более основательно подкрепить их подозрения! — В таком случае вам пора приступить к этой, несомненно, почётной миссии. Она набросила на плечи мундир, когда Император направился к выходу. Подземные коридоры и лифты уже не озадачивали и не страшили. Крылья и тельце беспокойного призрачного мотылька надолго впитали жар кайбера. Ночь обещала быть долгой…