Желания
26 марта 2021 г. в 22:08
День не задался с самого утра у обоих. Пасифика не могла подняться с кровати, тело будто бы свинцом налилось, веки потяжелели, а горло отказывалось издавать какие-либо звуки. Когда мама смотрела на градусник, то кинула многозначительный взгляд на свою дочь, положила пачку жаропонижающих и ушла на работу. Отец ушел еще в пять утра. А вернутся оба около одиннадцати ночи.
Пасифика не понимала, почему они все еще живут вместе. Отец нашел себе новую пассию. Женщина достаточно приятная, Пасифика знала ее как папину помощницу. У нее есть сын и дочь, последней сейчас восемь. И папа это бросил так, невзначай, за чашечкой чая в субботу утром.
А мать каждые выходные меняет мужчин. Сначала Пасифику это бесило, но потом что-то щелкнуло внутри. Мать мстила ее отцу, за все: за постоянные измены, за вечные скандалы, за отсутствие дома. Но что их держало вместе? Ответ пришел так же внезапно – она. Пасифике будет восемнадцать через пару месяцев, а заявление на развод, лежавшее у папы на столе, так и не подписано.
Мать и отец вышли из неполных семей, и Пасифика прекрасно понимала, что они хотели обеспечить ей детство, но она уже не ребенок. Она видит все и слышит все. Не дура. И когда отец отчитывал ее за то, что она ходит непонятно где по ночам, а мать причитает о неправильности проведения ночи с мужчиной, Пасифика лишь закатывает глаза. Кто бы говорил – ее постоянная мысль.
Пасифика тысячу раз говорила матери, что вот он – Диппер Глифул, выходец из интеллигентной семьи, имеет устоявшиеся принципы, и доверяет Пасифика ему, как себе. И вроде бы отцу говорила – Диппер всегда ее защищал. А они и не верят. «Он сын своих родителей» - твердит мистер Пайнс. Тогда почему он не позволил себе и пальцем тронуть Пайнс, без ее согласия, не позволял себе переходить черту, не позволял себе быть причиной слез? Ее слез. Родителям было все равно.
И вчера была очередная истерика от матери, о неправильности нахождения с Глифулами на расстоянии вытянутой руки, и не дай бог ближе. И отец орал, как не в себе, Диппер-зло воплоти и не о каких чувствах речь и не идет.
А Пасифика улыбалась – так глупо и беззаботно, как влюбленная дура. И все равно на крики родителей, они поймут. Сами такими были.
А на утро мать лишь качает головой, сидя на кровати у дочери. После звонит отцу, мол, привезешь ребенку апельсинов и меда. И лекарства оставляет на тумбочке, около стакана с водой.
А Пасифика встает лишь к полудню. Голова раскалывается, горло режет, мышцы груди болят после сильного кашля. Она всегда так болеет. Температура не большая, относительно. Всего 38,2. Собрав всю волю в кулак, блондинка встает с кровати и направляется на кухню.
Быстрый, насколько возможно в ее состоянии, завтрак. Теплая ванна и ничего больше.
Большая толстовка, купленная специально для дома, прикрывала почти все бедра, достигая коленей. А на ногах шерстяные домашние носки. Волосы слегка влажные после банных процедур, водопадом спадают вниз. Самый прекрасный вид для лета.
Последний день отдыха. Последний день пока можно не думать об учебе или одноклассниках, которые ляпают своим языком бред и несвязанные предложение о внешности и характера кого-либо. Последний день, когда можно забыть о правилах и необходимом этикете.
Последний день, когда можно повеселиться, отдохнуть, посвятить себе. Последний день, который можно провести в компании с Мейбл или Диппером… Диппер. Так много произошло с ними за это лето. На пальцах не перечислить.
Он всегда спасал ее, всегда помогал. А об их перепалках можно было книги писать. Со стороны, для всех людей, это была чистая ненависть. Диппер находил в этих спорах что-то родное и близкое сердцу. Пасифика находит в таких словах не обиду, а радость. Они больные, сумасшедшие, им обоим плевать на это.
- А рубашку Дипперу я не так и не отдала, - говорит блондинка, поднимаясь в комнату за ноутбуком. Предмет гардероба лежит на стуле, аккуратно сложен и складки не найдешь. А в следующую секунду Пасифика звонко чихает, прикрывая рот рукой. Вот угораздило же ее заболеть в последний день лета. – Правду говорю.
Ее безмерно радует тот скромный факт, что сам Диппер Глифул, взгляд которого радует любую девушку, отдал свой неизменный предмет гардероба – рубашку. Светло-голубая, почти белая, а на воротнике красуется вышитое имя дизайнера – ручная работа. И ни одна не удосужилась даже потрогать ее, а Пасифике он сам отдал ее.
И в столь светлой голове путались мысли. И ни одна из них не была с романтическим подтекстом. А если такие мысли и появлялись, то сразу же откидывались на дальний уголок сознания. Пасифика и не допускала того, что сам Глифул мог в нее влюбиться.
А формулировка «сам Глифул» появилась в ее речи давно, как только он стал вести себя как самовлюбленная стерва, - так его характеризовала Пасифика. И как она его не называла, но с каждым днем все больше влюблялась. Она и не понимала это. Без него было скучно и как-то… Пусто…
Она этот факт не признавала, хотя сердце трепетало. Но и сам Глифул не отличался правильностью мысли. Вся голова занята голубыми глазами и светлой макушкой. И как же он благодарен своей неугомонной сестре сейчас.
Мейбл устраивает вечеринку в честь их дня рождения. И каждый год была интрига – кто пройдет. Она раздает приглашения сама в день вечеринки. Пасифика называла это самой глупой идеей. Она была всегда приглашена.
И вот сейчас Диппер едет к дому Пайнс, дабы отдать приглашение, выпить чаю или не только. Тут как пойдет. И приглашение для него – просто предлог. В отличии от Пасифики, Диппер разобрался в своих чувствах и понял чувства оппонентки. Им необходимо поговорить до того, как Глифулы уедут из города.
Трель звонка заставили Пайнс вздрогнуть всем телом и подорваться со второго этажа своего дома. Родители решили оставаться в столь приятном месте, сняли даже дом.
Открыв дверь, Пасифика застывает на месте. Его она не ожидала увидеть.
-Привет, - говорят они одновременно. Глаза в глаза. Они не отводят взор. Просто не могут.
-Заходи, - Пасифика вовремя опомнилась, пропуская Глифула внутрь. – Чай, кофе?- Пасифика поправляет свои, уже высохшие, волосы, достающие ей до талии.
-Потанцуем? – заканчивает фразу Глифул, садясь за стол на кухне. Пайнс закатывает глаза, ничего не отвечает. Она не против потанцевать.
Только не против блондинка потанцевать с ним. Хоть здесь, на кухне, без музыки и людей. Она не будет против. Поставив чайник, девушка повернулась к Глифулу. Он выглядел так, будто бы решал что то для себя.
А он решал. Не мог оставить ее одну в этом городе. Не хочет оставлять одну. Не хочет уезжать.
-Заболела все-таки? – непринужденно спрашивает Диппер, оглядывая блондинку еще одним взглядом.
-Как…- она сглатывает. - Как ты догадался?
-Ты очень бледная и на тумбе лежат жаропонижающие, - Диппер говорит это так просто, как бы молвил о погоде. И она уже привыкает к этому.
- Не ты ли говорил, что я похожу на бледную поганку?- острит Пайнс, наливая воду в чашки. Знает же, он пьет крепкий и черный чай. Как-то само запомнилось.
А он помнит, что Пасифика любит зеленый и без сахара. Вроде ты не знаешь человека, это так очевидно для тебя. Ты не знаешь его любимый цвет, аромат духов или одеколона. Но ты знаешь какой чай он пьет, когда она встает, какой любимый фильм.
- Никогда бы не сказал так тебе, - быстро проговаривает Диппер, беря чай. – Уверена что это был я?
- О, Глифул, я тебя ни с кем не спутаю!- восклицает Пайнс и сразу же чихает.
***
И Диппер не думает о том, что тоже может заболеть. Он думает о том, что Пасифика очень мило чихает, морща свой аккуратный носик. Думает о том, что ее нужно напоить чаем, закутать в плед и лечить. Он треплет ее по голове, говоря что то по типу «будь здорова, расчихалась тут», наслаждаясь мягкостью волос.
- Спасибо, - шепчет она, смотря в родные глаза. Отпивает чай, боясь снова взглянуть в омуты напротив. А он улыбается. – Пойду рубашку принесу, - улыбается, поднимаясь с места, блондинка. Но ей, в который раз, не дают.
Диппер держит ее за руку, притягивая ближе. Они смотрят в глаза друг другу мучительные пять секунд. Вечные пять секунд. Такая привычная тишина, не напрягает – расслабляет.
И она не уйдет никуда, и он не уедет. Так ведь люди находят родственную душу? Тех, с кем не хочется расставаться. Кого хочется обнимать, целовать. Улыбку кого хочется видеть всегда. Так ведь?
А он уедет… И она уйдет… Только не сегодня, не сейчас, когда его губы так нежно касаются ее…
А ведь отец был прав, он – сын его родителей…
Примечания:
Пока так. Финал открыт, думайте как хотите. Жду ваше мнение в комментариях, какой тут финал? Что там произошло вообще? Почему такая фраза в конце? Ваш ответ!