Богатое воображение

Шурик терпеть не мог, когда стёкла запотевали — а запотевали они, будто нарочно, в самый неподходящий момент. Как правило, и носовой платок ухитрялся вывалиться из кармашка, поэтому приходилось снимать очки и вытирать рукавом. А ещё — не всегда, а иногда — Шурик ненавидел собственную неуклюжесть. Пока он протирал стёкла, журнал соскользнул с его бёдер и с шелестом свалился на пол. Ну вот, придётся искать нужную страницу, потому что номер запамятовал! Шурик не стремился к славе Гая Юлия Цезаря (хотя признавал: она бы отнюдь не помешала), однако не всегда мог что-то делать даже последовательно, не то что одновременно. Упал журнал? Шурик, не протерев вторую линзу, отложил очки, потянулся за ним и раскрыл, после замер с открытым ртом и выпученными глазами. На фотографии со страницы он увидел Нину — ту самую девушку, которую встретил на Кавказе и в которую пусть недолго, но был влюблён. И хотя влюблённость прошла, однако не забылись ни горящие глаза, ни здоровый румянец. «Спортсменка, комсомолка, красавица!» — вспомнились восторженные слова, сказанные с акцентом. Хотя Шурик не просто невзлюбил, а возненавидел Саахова за то, что тот обвёл его вокруг пальца и выставил последним дураком, однако был согласен с этим. Нина на диво хороша. Шурик знал и то, что красоту легко изуродовать — не физически, а сломав волю. Саахов, подонок, обыграл-таки его и приволок спортсменку, комсомолку и просто красавицу к алтарю, к сгорбленному дармоеду-священнику — и где отыскал такого?! Неужели для него настолько не имел значения огонёк в глазах, в который в своё время влюбился Шурик? Нина не глядит в объектив, но в глазах — обречённость и неприязнь не то к почти что мужу, не то к дармоеду в ризе, губы поджаты. Хотя свадьба не в пример пышной кавказской скромная — кроме кучки человек, например, троих прихвостней, чьи имена Шурик запамятовал (а может, и не знал из вовсе), дядя и тётя Нины, но при этом во взгляде тёмных глаз Саахова читалось: «Ну что, студент, я победил!» Обыграл! Шурик схватил журнал и потряс. Саахов даже шляпу не снял в церкви. Он заметно напряжён, будто струна — наверняка сесть до сих пор не может, а всё туда же — берёт всё, что хочет! Старый… Шурик стискивает зубы, чтобы не ругнуться, а сам думает, что Саахов сам в костюме, а платья для Нины пожалел. Та стоит в рубашке, вместо юбки — обёрнутое вокруг бёдер покрывало, а вместо фаты — кусок тюля… Стоп! Шурик несколько раз моргнул. В этой одежде Нина была, когда сбежала из дома Саахова, вспомнил он и, нащупав лежавшие на тумбочке очки, протёр их, надел и уставился на страницу с фотографией. И облегчённо вздохнул. Как? Как такое могло померещиться? В журнале всего лишь фото картины «Неравный брак» Василия Пукирева, а не то, что исказили плохо видевшие глаза. Иногда Шурик ненавидел собственное богатое воображение.