Этот сладкий привкус Ritter Sport

«Так вот теперь сиди и слушай, Он не желал ей зла, Он не хотел запасть ей в душу, И тем лишить ее сна. Он приносил по выходным ей сладости, Читал в ее ладонях линии. И он не знал на свете большей радости, Чем называть ее по имени…»

Ночная мгла опустилась на Лондон, дождь устало барабанил по серому асфальту, смывая следы людей, оставляя после себя лишь холодное ощущения присутствия. Идти по темным, безлюдным улицам становилось все противнее и противнее. Я жила на самой окраине столицы, в богом забытом месте, пропитанном бедностью и гнилью. Пройдя ещё несколько метров, я увидела очертания своего дряблого двухэтажного домика, который ничем не отличался от других домов в этом районе: невысокие здания, потрепанные крыши, разбитые окна. - Цыпа, иди к нам, мы сегодня добрые, угощаем, - кричали мне в след очередные пьяницы, когда я проходила мимо одного из здешних баров. Как же хотелось ответить что–то резкое этим противным личностям, но неприятностей мне в жизни и так хватало, не хотелось нарываться на новые. Быть изнасилованной, а потом забитой до смерти в темном, отвратительно пахнущем переулке, согласитесь, не лучшая смерть. Порывшись в кармане, я нашла ключи, и долго провозившись со старым замком, я со скрипом открыла дряхлую входную дверь. Зайдя в квартиру, я замерла на месте от удивления. На кровати сидел мужчина, окруженный слабо мерцающим свечением лампы. Его дорогой костюм, резал глаза на фоне старой, скрипучей кровати, такого же древнего и разрушенного шкафа, камина, от которого осталось одно только название и несколько разрушенных кирпичей, а также дополняющие атмосферу ужаса следы серости и гнили на потолке. Если бы давали премию за самый страшный и непригодный для жительства дом, мой бы точно получил гран-при. - Кто Вы? - опомнившись, проговорила я. - Джим Мориарти, - коротко ответил мужчина, вставая с кровати и медленно подходя ко мне. - Что Вы здесь делаете? – спросила я, настороженно вглядываясь в лицо незнакомца, судорожно стараясь вспомнить, где я могла видеть этого молодого человека, но учитывая его внешний вид, я поняла, что вряд ли это мой знакомый. - Жду Вас, - также спокойно ответил Джин, как будто бы так и должно быть, как будто он каждый день вот так вот вламывается в мой дом. - Разве мы с Вами знакомы? – продолжала я импровизированный допрос. - Заочно, - всё так же односложно отвечал мужчина, не отрывая взгляда от моего лица, он лишь чуть заметно наклонил голову, хитро прищуривая глаза, создавалось впечатление, что мужчина хочет прожечь меня насквозь своим пристальным, изучающим взглядом. - И что же Вы хотите от меня? – спросила я, отходя от мужчины, по направлению к шкафу. Попав под дождь, я намочила одежду и жутко хотела переодеться. - Поговорить, - обернувшись, сказал он. В комнате повисла тишина, я жутко хотела снять с себя неприятно прилипший свитер и старые порванные промокшие джинсы. К сожалению, в квартире была всего одна комната, выйти и переодеться у меня не было возможности, поэтому я просто повернулась спиной к мужчине, аккуратно сняв свитер и джинсы, бросив их на кровать, я стала одевать рубашку. Справившись со всеми пуговицами и одев наконец–то любимые шерстяные носки, я вновь повернулась к мужчине. - И о чем Вы хотели поговорить? – поинтересовалась я, присаживаясь на кровать, укутываясь в одеяло. Мужчина тоже подошел к кровати, и, присев на краешек, повернулся ко мне, протягивая мне мой любимый клубничный "Ritter Sport". - Это же Ваш любимый, - проговорил он, одаривая меня чуть заметной, такой усталой улыбкой. - Как ты узнал? – незаметно для себя перешла я на «ты». Отвернувшись, мужчина уставился в темноту и немного помедлив, начал свой рассказ: - Я увидел тебя впервые неделю назад в продуктовом магазине, ты так мечтательно разглядывала витрину с шоколадом, и на следующий день я видел тебя перед этой витриной и через два дня, и так на протяжении всей недели. Почему-то мне показалось, что ты будешь не против, если мы с шоколадом заглянем к тебе в гости, - говорил мужчина, так и не повернувшись ко мне. - Хочешь? – прервала я Джима, протягивая плитку шоколада. Он повернулся на звук, чуть заметно улыбнулся и лишь устало помотал головой. В комнате повисла тишина, и именно в эту самую секунду мне самой показалось, что я хочу поговорить с этим человеком, не было страха или недоверия, я просто хотела поговорить. Кровать была хоть и старая, но довольно большая, я аккуратно подвинулась на другую сторону, мужчина принял этот жест за приглашение и, сняв пиджак, прилег на кровать, поверх одеяла. Лишь скрип кровати от моих движений и чуть слышное чавканье нарушали тишину. - Сколько в тебя влезает шоколада? – вдруг спросил мужчина, внимательно разглядывая, как я доедаю последний квадратик любимого лакомства. - Я не ела этот шоколад уже почти 7 лет. В меня влезет, наверное, целая тонна, - неожиданно для себя звонко засмеявшись, ответила я. Мужчина вновь улыбнулся, только уже более шире, искреннее. Пошарив во внутреннем кармане пиджака, он достал ещё одну плитку моего любимого "Ritter Sport". - Что ж, буду знать и приносить больше, - сказал он, протягивая мне ещё одну шоколадку. И Джим не соврал. Он часто приходил ко мне в гости, почти каждый день встречал меня на кровати в свете приглушенной лампы, как в первый день нашего знакомства, рассказывал о своей работе, меня не смущала её специфика, а он любил рассказывать, делиться впечатлениями, новыми планами и идеями. Сначала он приносил только шоколад, потом я случайно обмолвилась, что очень люблю кофе в баночках и шоколадные круассаны, и мужчина приносил и их. Но он никогда не ел и не пил со мной, только внимательно разглядывал и улыбался. Так продолжалось около месяца, он приходил, мы долго разговаривали, хотя в основном говорил Джим, рассказывал о своей работе, но никогда не спрашивал меня о моей жизни. Не спрашивал, почему я так плохо живу, где работаю и как вообще докатилась до такой жизни. Не знаю, ночевал он у меня или уходил, когда я засыпала, но просыпаясь утром, я ни разу его не видела, только кофе и записка «Приятного дня». Однажды, зайдя в квартиру, я увидела приглушенный свет, любимый, горячий эспрессо в баночке, три плитки шоколада и упаковку круассанов, но вместо самого Джима на кровати лежал аккуратно сложенный листок бумаги. «Прости, мне нужно уехать, дела. Я вернусь и обязательно всё расскажу, ты же знаешь, я не могу по–другому. Джим.» Было выведено идеальным подчерком на плотной бумаге. Мориарти не приходил ровно восемь месяцев, но каждый день дома меня ждал неизменный набор: кофе, шоколад, круассаны. Мы встретились снова только в Рождество. Возвращаясь домой с работы, я аккуратно срезала по пути небольшую ёлку, и, наслаждаясь её запахом, шла домой. Открыв дверь, я вновь увидела слабо мерцающий свет и знакомый силуэт мужчины, который теперь не сидел на кровати, а стоял у окна, вглядываясь в веселые компании людей, гуляющих по улице. - Они так счастливы, - проговорил он, обернувшись. Мужчина подошёл ко мне, и, протягивая огромный букет ярко-белых роз, невесомо коснулся моей щеки своими мягкими губами. - С Рождеством, - коротко проговорил он, отстранившись. - С Рождеством, - чуть слышно повторила я, на что мужчина вновь широко улыбнулся. В этот день он впервые выпил со мной принесенное им виски и поел запеченного гуся, которого он также принес к нашему праздничному столу, вернее, кровати. И он вновь не соврал мне: Джим с увлечением рассказывал он своём новом деле, которым он занимался восемь месяцев, рассказывал о своих путешествиях и коварных планах. Только сегодня я не уснула так рано, стрелки часов были уже на пяти, а я до сих пор лежала на груди у Джима и слушала его увлеченный рассказ. - Расскажи мне что–нибудь о себе, - неожиданно попросил мужчина. На что я резко встала и вопросительно посмотрела на него. - Мне интересно, правда, - мягко улыбнувшись, ответил он на мой немой вопрос. Я лишь чуть заметно улыбнулась, и, вновь пристроив голову на его груди, начала рассказ. - Почти семь лет назад, когда мне было девятнадцать лет, в нашем доме произошел страшный пожар, мои родители и младшая сестра умерли, задохнувшись дымом, меня не было в тот момент дома. С тех пор пришлось бросить университет и пойти работать, дабы иметь возможность снимать хоть какую–то квартиру и покупать еду. Без образования мало куда берут, поэтому почти всю жизнь я проработала официанткой. А вообще я хотела стать писательницей, с детства пишу стихи и разные рассказы. Вот и всё, моя жизнь скучна и заурядна по сравнению с твоей. - Вау, ты пишешь стихотворения. Может, продемонстрируешь мне что–нибудь? – спросил Джим с явным интересом. - Тебе не понравятся, - проговорила я, поднимаясь с его груди. - Вот она - твоя благодарность, - шутливо проговорил он. - Хорошо, тогда за шоколадку, - резко повернувшись, так же шутливо сказала я. - Да хоть за тысячу! - Ловлю на слове! - Я никогда не бросаю слов на ветер, - уже очень серьёзно ответил мужчина.

«За меня поплачут январи, И все слёзы заметут снегами. Только душу мне, прошу, не рви, И бессонными не приходи ночами. Забери свой голос золотой. Из иллюзии я счастья не построю. И тебя не назову "Родной", Я ведь даже грош ещё не стою. За меня поплачут январи. И слезу на вкус я не проверю, Но безжалостно мне лгут календари, Я в весну попасть уж не успею. Я застыну в этой пустоте, Где снега на солнце белоснежны. Я умру, а ты и не узнаешь где, Так безжалостно разрушились надежды.»

Джим внимательно вслушивался в каждое слово, казалось, он не может издать ни единого звука. - Эх, Элисон, ничего ты не понимаешь в людях, - вдруг сказал он. - Почему это? – не понимая, проговорила я. - Потому что мне очень понравилось. Всё, заводим традицию, шоколад в обмен на стихотворения, - радостно проговорил мужчина, что–то печатая в телефоне. - Хорошо, я не против, - весело ответила я. Не знаю, говорил ли он правду, что ему понравилось стихотворение, в любом случае, я не могла ему отказать, тем более, когда он так улыбался, да и тем более, я уже прекрасно уяснила, Джим никогда не врет. Ведь утром мне действительно доставили ровно тысячу плиток моего любимого шоколада.

«Ей было где-то двадцать шесть, Когда он очень тихо помер. Ей даже не пришлость успеть В последний раз набрать его несложный номер. Но в первый раз несла она ему цветы, Две ярко-белых лилии, В знак, что более никто, кроме него, Так не называл ее по имени…»

Вернувшись вечером домой, я не увидела привычного света в комнате, не было ни шоколада, ни кофе, ни круассанов. Я сразу почувствовала, что–то не то, как будто бы по сердцу колотили огромный молотком. Каким–то внутренним чутьём я понимала, я больше никогда его не увижу. Мои размышления прервал скрип входной двери, я резко обернулась и увидела абсолютно незнакомого мне мужчину. - Меня зовут Себастьян. Джин Мориарти просил отвести Вас в одно место, - коротко проговорил мужчина, протягивая мне пальто. Выйдя на улицу, я увидела темно-синий "Ягуар", покорно сев на задние сиденья, я вновь углубилась в свои мысли, лишь иногда разглядывая ночные, но до сих пор оживленные улицы Лондона. Примерно через полчаса мы остановились около шикарного особняка. Себастьян проводил меня во внутрь и показал, в какую комнату я должна идти. Зайдя туда, я увидела на небольшой прикроватной тумбочке огромный букет белых роз, мой любимый клубничный шоколад, кофе, круассаны и такой же аккуратно сложенный листок бумаги, как и в прошлый отъезд Джима. «Здравствуй, любимая Элисон, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Прости, что так вышло, но ты же знаешь, я не могу по–другому. Я ни о чём не жалею, кроме того, что больше никогда не услышу твои стихотворения. Напоследок прошу лишь об одном, будь счастлива и воплоти все свои мечты. С любовью и нежностью, Джим. P.S. Все необходимые документы найдешь в сейфе. Пароль – твоя дата рождения. И помни, я всегда рядом.»

«И было ей семьдесят шесть, Когда её самой не стало. Нет, не страшила её смерть, Скорей, она о ней мечтала. Бывало, знаете ли, сядет у окна, И смотрит-смотрит-смотрит-смотрит в небо синее. Дескать, когда умру я встречу его там, И вновь тогда он назовет меня по имени…»

Не было ни одного дня, что бы я не вспоминала Джима. Ведь не смотря на его смерть, каждый вечер дома меня ждал неизменный набор: кофе, шоколад, круассаны. Он никогда не бросал слов на ветер, он действительно на протяжении всей жизни не покидал меня. Я тоже не могла его обмануть, каждый вечер за чашкой кофе и плиткой любимого "Ritter Sport" я рассказывала ему стихотворения. И даже став известной поэтессой, на всех моих книгах было только одно посвящение - «Д.М.» Спасибо за счастье, дорогой. И пусть тебя ненавидел весь мир, для меня ты был и навсегда останешься самым лучшим мужчиной на свете.

«Какая в сущности смешная вышла жизнь, Хотя, что может быть красивее. Чем сидеть на облаке и, свесив ножки вниз, Друг друга называть по имени.»*

*группа Високосный год "Лучшая песня о любви"