Я, Махидевран

      — Что с тобой, дорогая? — мягко сказала Валиде, выпутывая испуганного ребёнка из рук дочери. Мустафа бросился ко мне и уткнулся лицом в платье. Я присела, обняла его и стала утешать, встревожено поглядывая на Хатидже, которая теперь рыдала в объятиях своей матери.       — Может быть, позвать лекаря? — спросила её Валиде. Слово «лекарь» произвело волшебный эффект: Хатидже содрогнулась и смолкла, закусив дрожащую губу.       — Н-нет, матушка, н-не н-надо лекаря, — сказала она со всхлипами. Было понятно, что она изо всех сил старается овладеть собой.       — Подайте воды Хатидже-султан! — велела Валиде служанкам. Пока она пила, стуча зубами о край серебряного кубка, я спросила:       — Валиде-султан, может, нам с Мустафой лучше уйти?       — Нет-нет! — мгновенно вскинулась Хатидже. — Прошу, Махидевран, останься. Простите меня, матушка, и ты, Махидевран, тоже прости меня. Мустафа, дорогой, ты тоже прости меня, я не хотела напугать тебя. Прошу, подойди ко мне. Мустафа вопросительно посмотрел на меня.       — Подойди, дорогой. Поцелуй руку тётушке Хатидже, — улыбнулась я. На этот раз всё получилось как полагается. Мы все заулыбались. Как бы мне ни хотелось ещё о многом поговорить с Валиде, пора было сваливать в сад, тем более, что для моего сына впечатлений уже было более чем достаточно.       — Валиде-султан, позвольте нам с Мустафой пойти прогуляться по саду. Хатидже-султан нужно отдохнуть с дороги, и потом, она, наверное, очень хочет встретиться с Повелителем.       — Хорошо, ступай, Махидевран, — сказала она, взмахивая рукой. — Сафийе, — перевела она взор на одну из служанок, — иди, скажи Сууд-аге, пусть узнает, может ли Повелитель принять Хатидже-султан. И пусть быстро идёт сюда с ответом. А сама иди вместе с Махидевран-султан, помоги ей с нашим шехзаде. Мустафа быстро поклонился и буквально вылетел за двери, хлопая полами кафтана, как крыльями. Ну, какой он лев? Воробушек! Я вышла следом за служанкой. Кажется, я хочу глотнуть свежего воздуха (и воли) не меньше Мустафы.       …Всё-таки в положении матери шехзаде есть и ещё (немалый) плюс: я могу спокойно сидеть на скамейке в тенёчке, пока с моим ребёнком играют и носятся по жаре служанки. Я с улыбкой наблюдала за их игрой и настолько ушла в себя, что не сразу услышала, как шуршит песок на дорожке под чьими-то шагами. Я вздрогнула и повернула голову: ко мне шла Хатидже. Она уже успела переодеться в более подобающее её статусу платье и даже, пусть робко, улыбалась. За ней, и я не поверила своим глазам, скромно сложив руки, семенила не кто иная, как Нигяр-калфа. Вот так номер! Валиде отдала Нигяр в услужение дочери?! Нет, я, конечно, понимаю, что Ибрагим — мужчина молодой, полный сил, и этой его мужской силы наверняка хватит на двух Хатидже плюс две Нигяр, но нельзя ж её так нагло… Хотя, о чём это я? Кажется, пока ещё мои выводы слишком поспешны. Я сделала вид, что хочу встать навстречу, но Хатидже протестующе замахала руками и сама села рядом со мной.       — Нигяр, иди поиграй с шехзаде Мустафой, пока я разговариваю с Махидевран-султан. И скажи Сафийе, чтобы она вернулась к Валиде-султан.       — Слушаюсь, госпожа, — Нигяр поклонилась и убежала к играющим.       — Вы уже встретились с Повелителем? — поинтересовалась я.       — Нет, к сожалению. Сулейман занят делами. Я попросила передать ему, что буду с тобой в саду. Мы замолчали.       — Как здесь хорошо… — вздохнула через какое-то время Хатидже. Причём, вздохнула не печально, а вроде даже радостно. Как будто впервые за долгое время смогла дышать полной грудью.       — Добро пожаловать домой, Хатидже-султан. Аллах вернул вас в родной дом, к вашей семье. Велика Его милость. Жаль только, что вы вернулись из-за таких обстоятельств… Я покосилась на неё. Она неотрывно смотрела на Мустафу, и в её глазах опять дрожали слёзы. Да сколько же можно плакать! Воистину, велики резервы человеческого организма. Но если так дальше пойдёт, у бедняжки наступит обезвоживание.       — Простите моё любопытство, Хатидже-султан… — придала я голосу робости.       — Да, дорогая, спрашивай. Только, прошу, давай без церемоний, хотя бы когда вокруг никого нет. «Отлично, подружка», — подумала я и сказала:       — Могу я спросить, почему вы так расстраиваетесь, глядя на Мустафу?       — Ах, Махидевран… Ты даже не представляешь, какая ты счастливая! «Ну, почему же не представляю? Это ж счастье великое, попасть в сериал в персонажа, который заведомо проигрышный, и тянуть его за уши к счастью, преодолевая всеобщее сопротивление. Включая и его собственное».       — …Мой муж был достойным человеком, он ничем меня не обижал. Но он был много старше меня. Теперь он ушёл в лучший мир, а у меня даже ребёнка нет… Вот поэтому я и плачу. Как бы я хотела, чтобы и у меня был такой прекрасный сын, как у тебя, машалла, пошли ему Аллах долгих лет жизни!       — Не печалься, Хатидже. У тебя всё ещё будет, иншалла. Ты молода и красива. Будет у тебя и муж любимый, и детки счастливые. Два сына и дочка.       — Махидевран? — её большущие глаза уставились на меня с изумлением. — Ты разве провидица?       — Нет, — пришлось мне выкручиваться, — просто я от всей души желаю тебе счастья, Хатидже.       — Спасибо, дорогая! — конечно, она опять заплакала. — Только с моим-то злосчастьем, матушка опять найдёт мне почтенного, то есть, престарелого мужа… «Ага, вот на этих словах пора нам кое-куда пойти, подружка».       — Пойдём, прогуляемся, — я встала и потянула её за собой.       Не зря я всё-таки зарисовывала маршруты во дворце Топкапы и вокруг. Я точно знала, где покои моего Султана, а также я знала, что у Хранителя покоев комната рядом и балкон у них общий. Теперь только бы Ибрагимушка не подвёл…       И он не подвёл, умничка. Едва только мы с Хатидже оказались у балкона, Паргалы — конечно, совершенно случайно, — заиграл на скрипке. Ладно, никакой случайности не было. Я знала, что примерно в это время он каждый день играет на скрипке. Мы замерли, словно очарованные. На самом деле, замерла как очарованная только Хатидже. Что касается меня… Ну, вот не понимаю я скрипичной музыки. Для меня это не музыка, а просто… набор звуков, по названию которых именуется инструмент, то есть, скрипов. Длинные, короткие, высокие, низкие… Но всего лишь скрипы. С духовыми инструментами, кстати, у меня та же история. Не понимаю. Но всё же не скажу, что я совсем бревно в восприятии музыки. Фортепиано и гитара мне нравятся, даже очень. А вот прикинь, что бы было, если бы наш Паргалы играл на гитаре? Ты могла бы влюбиться в его музыку? «Заткнись!!!»       Как бы там ни было, Ибрагим всё-таки играл не на гитаре, а на скрипке, и, значит, наслаждалась звуками не я, а Хатидже.       — Ах, что за чудесная музыка! — прошептала она. — Махидевран, ты знаешь, кто это так прекрасно играет на скрипке?       — Хранитель покоев, Ибрагим-ага. Лучший друг нашего Повелителя.       — Да? — устремила она на меня затуманенный… нет, на этот раз не слезами, а мечтами, взгляд. — Вот бы посмотреть на него…       — Разве ты не знаешь друга Султана? Паргалы Ибрагим с юных лет неразлучен с Повелителем. Только одно то, что он — друг Повелителя, единственный, кого Султан удостоил чести называть своим другом, говорит, что Ибрагим-ага очень достойный человек. К тому же, он очень умный и храбрый.       — А каков он… из себя? — Хатидже заалела щеками. И стала при этом очень хорошенькой. — Я слышала, что они подружились, когда Сулейман был санджак-беем в Манисе, но я там бывала редко и не видела его.       — Что ж, если он сейчас выйдет на балкон, ты его увидишь. Но, скорее всего, он вместе с Повелителем спустится сюда, в сад. Ты же сказала, что будешь ждать Повелителя в саду. Так что, нужно скорее вернуться, пока нас, точнее, тебя не хватились.       И мы пошли назад, к тому месту, где оставили играть Мустафу. Но всё-таки немного опоздали.       Я не обратила бы внимания, но Хатидже вдруг потянула меня за руку назад и зашипела громко:       — Смотри, Махидевран! Там полно янычар! Они окружили Мустафу! Что они делают?! Признаюсь, я вздрогнула. Но присмотревшись, выдохнула с облегчением:       — Хатидже, ты напугала меня. Посмотри же внимательнее. Это свита Повелителя. А вон он сам стоит, возле скамейки. Разве кто-нибудь может причинить вред шехзаде в присутствии Султана? И, между прочим, Ибрагим-ага стоит рядом с ним. Идём.       Чем ближе мы подходили, тем радостнее было у меня на душе: Сулейман о чём-то разговаривал с Ибрагимом и смеялся, а Мустафа, оказывается, показывал своё умение владеть саблей, сражаясь с одним из янычар.       После подобающих приветствий я отошла в сторонку, а Султан обнял свою сестру и говорил с ней очень ласково. Потом познакомил её с Ибрагимом. Эти двое (как и полагалось по сценарию) явно понравились друг другу. Они заговорили о музыке (конечно же), пока Сулейман со смехом принялся сам сражаться с сыном. Сабли были, конечно, деревянные, но насколько я могу понимать, фехтовал он довольно серьёзно, не столько играя, сколько обучая шехзаде. Так что, мне оставалось только счастливо улыбаться, глядя на эту идиллию.       Но кое-что меня всё-таки немного насторожило и опять вернуло к мысли, так ли легко будет переломить канон. Я заметила, как, прячась за идеально выстриженными кустами, якобы из почтения к господам, Нигяр просто пожирает глазами Ибрагима и Хатидже.