Слухи.

Признаться, я никогда не верил слухам и думал, что это либо слишком приукрашенные новости, либо сущий бред. И поэтому я не верил ни одной сплетни, вертевшиеся вокруг неё. Надо сказать, я совершенно не замечал ничего странного в её поведение. Я думал, что она образованный, законопослушный, скромный человек. Без всякого сомнения, я бы и дальше считал её такой, если бы не один случай. Как всегда я вышел самым последним из класса, и шагал в самом конце нашего нестройного ряда, но на этот раз умудрился кое-что забыть в кабинете. Пришлось возвращаться. И, к страшной моей досаде, я увидел в кабинете то, о чём все и болтали в последнее время. О чём и плели, как оказалось вовсе и не сплетни, а правду. Тогда я замер в нерешительности в дверях. Я-то думал, что она выше этого, но ошибался. На миг я даже разочаровался в ней. Не мог понять как такое вообще могло произойти. Она сидела в кабинете и рылась в нескольких рюкзаках, что-то в них выискивая. Была сосредоточена как никогда. А я был так ошарашен и возмущён глубоко в душе, что не сразу смог что-либо сказать, а она меня вовсе не замечала моего присутствия, увлечённая своим делом. Тогда я всё же раскрыл себя и позвал ее идти со мной, ведь она как и я тоже опаздывала. Так мы и ушли, не промолвив и слова о том, что только что происходило. Она лишь косо поглядывала на меня, но упорно молчала и не спрашивал, выдам ли я её тайну. К слову, я, тогда так и не взял ту вещь, за которой пришёл в кабинет. На следующий день по нашему коллективу прошёлся слух о том, что у кого-то что-то пропало, (и это что-то было мелочью, вроде пачки сухарей). По словам очевидцев, можно было понять, что кто-то вчера рылся в рюкзаках, но, к их большому сожалению, они не смогли разглядеть кто же именно это был. Но я-то знал, что ничего они не видели и не могли увидеть, так как в то время уже были далеко от кабинета. Про вчерашнее происшествие я решил ничего не говорить ребятам. Я понимал, что если бы рассказал про то, что делала вчера она то, одноклассники её, мягко выражаясь, загрызли бы. Они, к тому времени, её ни в чём не подозревали, и мне кажется, они сами, болтая про разные сплетни, не совсем верили в них. Им было просто интересно посплетничать. После этого происшествия я твёрдо решился с ней поговорить и вразумить её, что так делать совсем нельзя. Если что-нибудь не предпринять, она не перестанет воровать. Согласитесь, уж лучше я с ней поговорю, чем в будущем разъярённая толпа, которую она сама сможет навлечь на себя своими действиями. В тот день она уже была не такой как всегда. Для меня она навсегда поменялась. Теперь её синяя кофточка не казалась такой милой, а кудряшки не такими уж, симпатичными. И даже её серые широко распахнутые глаза под длинными ресницами не смогли поменять моего мнения к ней. Она потеряла в моих глазах что-то очень весомое. Авторитет. Когда я к ней подошёл, она смотрела на меня с испугом, который перемешался с некой благодарностью. Но знала бы она как я мечусь, как борюсь с совестью! Меня воспитали так, что я не должен врать, а умалчивание, в моём представлении, тоже считалось враньём. С другой стороны я был бы ябедой, если бы раскрыл правду Но такой роли для себя я определённо не хотел. Тогда я запнулся, только открыв рот. Отведя её в сторону, подальше от всех, я не знал с чего начать: с проповеди или издалека, а потом перейти к сути разговора? А она лишь смотрела на меня своими большими глазами, и будто спрашивала, что я от неё хочу. Я выстоял. Сказал ей всё, что думаю о её низком поступке и посоветовал ей больше так не делать, и вообще не красть ничего. Я хотел донести до неё, что будь мир намного хуже неё самой, она должна быть выше этого и придерживаться норм морали, в первую очередь, лишь лично для самой себя. Мы сами творим то что нас окружает, а если мы поступаем нехорошо это может вернуться к нам бумерангом. В ответ на весь монолог она лишь кивала, смотря в пол. Щёки покрылись стыдливым румянцем. В конце она лишь сказала: — Извини, — прозвучало очень тихо, и её обычно бойкий голос превратился в писк мышки. Она была вся сжата, сгорблена, не поднимала взгляда вверх. Ей было стыдно. Я не знаю, внемла ли она моим словам до конца, но после моего разговора, она несколько дней странно поглядывала на меня, и будто избегала. Но всё же больше, по слухам, ни у кого ничего не пропадало. Видимо при разговоре я привёл весьма весомые аргументы. Может даже и припугнул её своими словами. И вот, с того самого дня, я решил для себя, что в сплетнях иногда всё-таки может присутствовать частичка правды. Но всё равно, им лучше не верить, ведь порой бывает в них много чего несправедливого. Но меня посетила и другая мысль: А откуда мне тогда было знать, зачем и почему она воровала?