Единороги и Змеи

***

      Эта женщина была самой настоящей катастрофой.       Поднимаясь в свои покои и держа в руках лишь одну свечу, Годрик не мог не думать иначе о собственной жене. Слишком много лет прошло, а стены Йорвика до сих пор казались ему пустыми после смерти этой гордой и, возможно, даже немного циничной красавицы. После похорон Ширы прошло достаточно времени, чтобы дать ране на сердце немного затянуться, но Годрик знал точно — без нее этот замок потерял свой свет и очарование. Ему же осталось лишь довольствоваться сохранившимися портретами, один из которых висел в его кабинете, и воспоминаниями. Годрик и впрямь никогда не думал, что переживет свою супругу. В ней жизни было столько, что хватило бы с избытком на всю семью, но Эльрат, как и все боги, бывает жесток. Годрик ощутил это на собственной шкуре, как бы грубо это ни звучало.       Все считали, что этот брак станет трагедией для благородного и величественного рода, но, вопреки чужим словам и ожиданиям, вышло все совсем наоборот — и их без преувеличения счастливый брак продержался пятнадцать лет. Мог бы и дольше, если бы не эта болезнь, забравшая у Годрика любовь всей жизни, а у Фриды — мать.       Возможно, это был лишь плод его воображения, но, сев на постель, Годрик до сих пор ощущал ее запах на подушках. Словно бы хозяйка замка по-прежнему оставалась здесь, а не лежала там… В холодном родовом склепе, облаченная в любимый шелковый наряд, накрытая каменной могильной плитой.       Леди Шира была светом в жизни молодого герцога. Пусть не кроткая, непокорная, она нередко брала управление герцогством в свои руки, пока сам Годрик отсутствовал. Он всегда ей доверял, а она за всю жизнь ни разу его не подвела. Теперь было даже нелепо вспоминать их первую встречу, учитывая, что тогда они другу другу совсем не понравились. Более того, Годрик опасался блуждающих по землям Империи слухов о ней, которые, к счастью, никогда не подтверждались. Но в те далекие годы, когда Шира была еще фрейлиной Фионы и ее близкой подругой, Годрик даже к слухам относился с большой осторожностью. Правда, были они как-то слишком притянуты за уши, и, узнав будущую супругу лучше, он понял одно — это просто сложный характер и подмоченная репутация ее матери, что передалась ей по наследству, если так можно было выразиться. Впрочем, как и ее мать, Шира позволяла себе ходить по острому лезвию, смея критиковать рыцарей и политику Императора, да и смотрела на всех свысока.       Шира особо не нравилась дворянам, как и покойной матушке Годрика, леди Маргарет, которая явно не одобряла выбор старшего сына касательно будущей жены и герцогини Единорога. А вот сам Годрик не мог представить рядом с собой другую женщину. Не любил он, когда ему все время поддакивают, лишь бы угодить, а возлюбленная невеста могла как умерить пыл гордого супруга, так и грубо осадить его, не побоявшись наказания. — И ее ты видишь своей женой?! — в очередной раз тогда причитала мать, наслушавшись чужих бредней. Немолодая женщина, подбирая пышные юбки, поспевала за сыном и пыталась вразумить его, уговорить отказаться жениться на женщине, которую только открыто не обвиняли в практике темного искусства. — В Империи столько достойных девушек, а ты выбрал эту еретичку! — Это мой выбор, и впредь прошу относиться к ней с должным уважением, — мягко ответил Годрик, рассматривая на расшитых подушках украшения, как подарок невесте, и выбирая лучшее из них. — А знал ли ты, что твоя прекрасная леди два года жила в Серебряных Городах, прежде чем вернуться в Империю после смерти предателя отца?! Коварство этой женщины написано у нее на лице, да ведь свою суть отражает ее семейный герб — Змея… — И белая роза, чей ствол она оплетает, — чуть раздраженно ответил Годрик, отослав слуг, когда так ничего и не выбрал. — Матушка, змея — символ не только коварства, но еще и силы, мудрости и знания. А что касается Серебряных Городов, то сэр Колдуэлл всего лишь хотел обезопасить свою сестру, потому Шире действительно стоило отправиться в добровольную ссылку.       Скрестив руки за спиной, Годрик ловко парировал все нападки матери и отстаивал честь возлюбленной, но ни один аргумент так и не смог уверить ее в том, что Шира — достойная невеста. Она не нравилась ей ни тогда, когда свадьбу только планировали; ни на самом празднестве; ни после, вплоть до самой смерти леди Маргарет. Кроме Фионы, восторг Годрика разделили лишь Айдан и тетя Эвелина, прибывшая из обители Эльрата на свадьбу любимого племянника.       Жрица Света спокойно прошла мимо недовольной Маргарет прямо к сидящей невесте, погладила ту по светлой голове, словно ребенка, чем еще больше вызвала возмущение у вдовы Эдрика. — Как же ты прекрасна! — Шира удивленно посмотрела на нее, она не ожидала услышать о себе хоть что-то лестное из уст близких родственников Годрика. — Ваши звезды с Годриком сегодня горят ярче всех! Не позволяй никому испортить этот день. Да хранит Эльрат тебя и твою умную голову!       Айдан, стоявший рядом, довольно хмыкнул и сделал вид, что не слушает, о чем говорит тетушка. По всей видимости, обстановка в семье за время его отсутствия начала веселить молодого Драконьего Рыцаря. — Столь неожиданно услышать это от Вас, — Шира продолжала обескуражено смотреть на жрицу Света, словно бы ища подвох в ее речах, но легкая ладонь Эвелины легла на плечо, а добрая улыбка дала понять, что враждовать она не собирается. — Я настроилась слушать недовольство нашим с герцогом браком.       Эвелина тихо хихикнула, погладив девушку по спине. — Милая, настрой себя на позитивный лад! А эти стервятники, — она кивнула на гостей, — всегда найдут повод для гнусных сплетен. Не порть себе настроение. Но, я думаю, мои наставления тебе не нужны. Благо у тебя не пустая голова на плечах, а Годрику это в тебе и нравится.       Конечно, матушке Годрика не понравилось, что Эвелина встала на сторону ее невестки, и она еще до свадьбы попыталась поговорить со Жрицей, чтобы она отговорила ее сына от этой дурной затеи. Ну, понравилась ему ее мордашка, однако не уживется он с этой девушкой, да и позор какой на весь благородный род! Хотя многие домыслы Маргарет касательно Ширы были лишь плодом ее фантазии. И во время беседы в саду монастыря Эвелина сдержано упрекнула супругу покойного брата, объяснив, что не стоит пихать в жены Годрику застенчивую девушку. Вот с ней он действительно будет несчастен. — Настоящая роза своего дома, — произнесла она во время венчания племянника, и Маргарет не удержалась от колкости: — Под этой розой притаилась змея.       Почему-то, даже несмотря на заверения своей дочери-императрицы Фионы, Маргарет не могла принять леди Ширу, и уж тем более она не хотела мириться с ее высокомерием, вспыльчивостью и желанием лезть в управление герцогством. А Годрик не пресекал эти желания, многим даже потакая. Очень скоро — благодаря щедрой благотворительности — Шира снискала любовь пусть не знати, но простого народа, проживающего на землях герцогства Единорога. Но даже в этом Маргарет искала подвох. Шира, однако, стоило отдать ей должное, старалась подружиться со свекровью ради Годрика; впервые не дерзила и выслушивала все оскорбления, не отвечая на них. Она продержалась пару месяцев, но терпение не было ее сильной стороной, и сносить постоянные нападки свекрови Шира долго не смогла.       Колдуэлл только твердил: «Терпи», «Не вздумай оскаливаться», «Молчи». И, выслушав указания сводного брата, Шира посмотрела на него свысока, как на идиота, чем без слов дала понять, что, раз эта женщина хочет войны, то она ее получит. И Маргарет нажила себе врага в виде очень злопамятной невестки, которая начала ставить уже ЕЕ на место. А самое важное и то, чего так боялась женщина, — Шира словно бы начала подтверждать правдивость слухов. Не прямо, но осторожно. Даже взгляд карих глаз приобрел большую лукавость и опасную холодность, заставляя кровь стынуть в жилах. И слуги в замке начали шептаться: — Госпожа то добрая, то как посмотрит — словно ледяной водой окатило. — А кричит на провинившихся так, что стены в Шио, должно быть, трясутся! Лучше не подходить к ней, когда она не в настроении… проклянет же еще…       Разумеется, Колдуэллу не понравилось то, какие разговоры начали ходить уже не то что в герцогстве — в Йорвике! И, заявившись в дом герцога во время его отсутствия из-за дел в столице, Колдуэлл попытался добиться встречи с сестрой, которая все же нехотя его приняла. Шира тогда спокойно вышивала узоры, лишь краем уха улавливая бормотание брата и не проявляя никакой заинтересованности. — Ты меня слушаешь? — грозно нахмурился Колдуэлл, а Шира и взгляд на него не подняла. — Я требую… — Требовать будешь у девочек из «Лиловой Розы», пускай они удовлетворяют тебя ответами, которые ты так жаждешь. Но, если тебе больше нечего мне сказать, то счастливого пути, дорогой брат.       Шира махнула рукой в сторону двери. Колдуэлл только рассвирепел от наглости младшей сестры, выставляющий его за дверь. Конечно, их отношения раньше-то нельзя было назвать теплыми, но после свадьбы они ухудшились настолько, что Шира предпочла бы не видеть брата вовсе. Не простила и не простит она ему свою ссылку. Правда, уходить рыцарь не спешил, чем сильнее раздражал герцогиню, вызывая у нее желание швырнуть в него стоявший рядом на столике кувшин с водой. Заодно бы охладила пыл этого зазнайки. — Мне позвать Варкаса, чтобы тебя выпроводили из замка, или сам уйдешь? — Когда до твоей бестолковой головы дойдет, что в твоем положении нужно сидеть, не показывая носа?! А ты, вместо того, чтобы прислушиваться к моим советам, наживаешь себе врагов! — Пропустив угрозу сестры, рыцарь сел рядом, чем вызвал у Ширы нервный тик. — Единственный идиот здесь сидит прямо передо мной. — Она отложила вышивание, бросив недовольный взгляд на брата. — Ты ведь так же поступил, когда император Олег казнил нашего отца! Последнее, что я стану делать — слушать тебя, а теперь пошел вон! — Шира… — Пошел вон! — крикнула она, вскочив с места и указав длинным пальцем на дверь. Шира покраснела от гнева, поджав губы, а в темных глазах сверкнула ненависть. — И без приглашения не смей ко мне больше заявляться! У меня полно дел, и в мои планы не входит слушать твои бесполезные советы.       По итогу ссоры Колдуэлл второпях покинул вспыльчивую сестру, считая, что она нанесла ему немыслимое оскорбление. Шире, по правде говоря, было плевать, что она ему там нанесла. Но, когда Годрик прибыл обратно в Йорвик, он узнал о конфликте супруги с братом, и, конечно же, донесла эту информацию до него любимая матушка. Описывая во всех красках, как Шира чуть ли не приказала вышвырнуть того из замка, а ведь сэр Колдуэлл хотел только добра своей неблагодарной сестре. Вот тогда Шира по-настоящему рассвирепела и чуть не швырнула молнией в стоявшую рядом Маргарет, которая победно ухмылялась, поправляя свои черные с проседью волосы. Благо Годрику стоило отдать должное, он, зная темперамент жены, предпочитал выяснить все лично после ужина, а не разводить скандал на пустом месте. Потому он сказал матушке, что они решат этот вопрос позже. И так мнимая маленькая победа Маргарет тут же превратилась в крах, ибо Шира вышла сухой из воды, правда, пойдя на неприятные для себя уступки: пришлось попросить прощения у своего брата. Ох, с каким же трудом и пренебрежением она писала ему то письмо… — Мне не нравятся твои отношения с Колдуэллом, — сказал тогда Годрик. — У меня не такие трепетные отношения с братом как у тебя, Годрик, — злобно бросила она, отдавая гонцу письмо.       Когда же прибыл ответ, Шира даже не стала его читать. Бросила в камин и принялась наряжаться к приезду Айдана, повторного визита которого никто не ожидал. Он в лучшем случае приезжал раз в год, но так было даже лучше: Маргарет хоть переключится на младшего сына. Но, увы, этого не произошло.       Распивая в саду всей семьей чай из Хасимы, Годрик и его мать расспрашивали Айдана о странствиях Драконьего Рыцарях. Сам Айдан делился ними этой информацией достаточно неохотно, большую часть умалчивая в целях не волновать впечатлительную мать. Он то и дело ловил ее косые взгляды на Ширу, сидевшую по правую сторону от Годрика в платье из белого шелка с золотым цветочным узором. Однако красивую женушку себе избрал старший брат… Обе женщины держались строго: выпрямленные спины, гордый взгляд, изящные и безупречные манеры. Слова лишнего друг другу не скажут, что самого Годрика очень расстраивало. Они-то все жили душа в душу, хотя Маргарет охала, когда Фиона начинала проказничать с братьями — негоже же леди так себя вести! Если своим сыновьям она еще прощала некоторые шалости, то Фионе не сильно в этом везло. А Шира, пусть и росла в роскоши с детства, мало кто знал, что происходило в это время. — Надия скончалась недавно, — прервал внезапно повисшую тишину Айдан. Годрик сильно удивился. — От родовой горячки. Ты же помнишь Надию?       Разумеется, Годрик хорошо помнил молоденькую волшебницу, что предотвратила Затмение. Друзьями они едва ли стали, но все равно на душе остался неприятный осадок, когда Годрик услышал эту новость. Шира хитро прищурилась, спрашивая, кто такая эта Надия, но без намека на ревность. Всего-то желание поддержать беседу. — Ты же год провела в ссылке в Серебряных Городах, — Маргарет встряла в разговор, не дав ответить сыну. — Уж не тебе ли знать о магах. Наверняка, с многими успела слишком близко познакомиться.       Айдан аж присвистнул от услышанного. Годрик тяжело вздохнул, а Шира… странно улыбнулась, наклонив голову в бок, так, чтобы не спало украшение, и, наконец, съязвила. — Правда, что! — воскликнула она. — Один даже сломал мою кровать. Но, если быть совсем откровенными, леди Маргарет, Вам ли говорить, какой была моя жизнь в ссылке! Я, в отличие от Вас, не в розовых садах пребывала, и не наслаждалась дивными фруктами на позолоченных подносах!       Это точно была последняя капля. Уйдя из беседки в свои покои, Шира с пренебрежением стянула с головы диадему и швырнула ее на постель, как и прочие украшения, оставив только кольцо на пальце. Погрязшая в своем консерватизме Маргарет пила ей кровь почти год, заставляя в светлой голове зреть план, как избавиться раз и навсегда от этой вредной старухи. Конечно, влюбленный Годрик сразу одернул недобрым словом мать и поспешил за женой, которая точно не собиралась лить слезы из-за глупого оскорбления. Скорее смеялась, вспомнив слова Маркела перед свадьбой, которые он тихо шепнул ей на ухо в тот день. «Если начнет сильно зазнаваться — а я тебя уверяю, она начнет — то твое тайное, еще детское увлечение избавит тебя от этой досадной старой проблемы».       Так что утешительные объятия супруга не помогли ей избавиться от этой мысли, скорее напротив — она плотно засела у нее в голове. Пока Годрик находился в родном герцогстве, Шира особо не занималась политикой, из-за чего у нее было достаточно времени, чтобы обдумать все свои проблемы и найти пути их решения. Потребовалась только одна преданная служанка, выполнившая приказ своей госпожи. Сифа — худенькая рыжеволосая девочка с веснушками лет пятнадцати, которую Шира защитила от семьи — во время визита у баронессы — и взяла к себе в служанки, верно и честно выполняла все порученные дела, не распуская язык. И была безмерно благодарна за то, что миледи обращалась с ней хорошо и даже приказала обучить ее письму и чтению. Слишком много хорошего сделала для простых людей герцогиня, всегда улыбалась им и не брезговала общаться с крестьянами напрямую, выслушивая их жалобы и проблемы и, конечно же, большинство их решая. — Говорят, что, когда герцогиня была в ссылке, она постигала искусство врачевания! — общались между собой люди, и вот леди Шира уже не коварная ведьма, а добрая волшебница, пусть с суровым нравом. Кажется, так начали говорить, когда она вылечила и поставила на ноги сына графа, повысив еще больше свой авторитет.       Потребовался целый сезон, чтобы все, наконец, сложилось, как задумывалось по плану. А леди Маргарет, постоянно осуждая жену сына, сама не замечала, как начала постепенно чахнуть, но продолжала выпивать свежезаваренный хасимский чай и есть блюда с большим количеством пряностей, даже не ощущая никакой разницы. А холодная осень совсем подкосила ее здоровье, заставив обеспокоенного Годрика позвать лекарей, а после выслушать неутешительный вердикт. И Шира, стоявшая позади, как всегда, облаченная в лучшие наряды и драгоценности, поддерживала супруга и молилась с ним за здоровье леди Маргарет.       Состояние ее, однако, ухудшилось настолько, что женщина едва могла самостоятельно передвигаться, но разум еще был ясен. Обвинить в болезни она могла только одну женщину, хотя Годрик уже не внемлил словам матери, наблюдая за ее состоянием. Шира же ухаживала за свекровью, хотела та или нет. Сначала сама, а когда Маргарет в ярости швырнула в нее кубок с лекарством, стала отправлять уже свою служанку Сифу. — Я все сделала, как Вы мне велели, миледи, — застенчиво проговорила она, опустив голову. Шира, оторвавшись от чтения на своем диванчике, коротко кивнула ей с улыбкой. — Только леди Маргарет постоянно проклинает Вас, потому пьет только то, что лекарь лично отдаст ей в руки. Сэр Годрик приказал, чтобы я только приносила еду.       Странная улыбка озарила лицо герцогини. Она глубоко вдохнула, смотря, как за окном садится солнце, а ветер гонит сухие листья по земле. Осень — прекрасное время года, когда Силанна начинает увядать, чтобы весной снова расцвести. Лучики солнца падали на кроваво-алые рубины тиары, красиво поблескивая и отражая свет. Шира отложила книгу, положив ногу на ногу, откинулась на мягкие подушки и прикрыла глаза, наслаждаясь победой и долгожданной свободой. Ради этого стоило потерпеть скверную старуху еще несколько месяцев. Все равно, по словам Годрика, осталась ей от силы неделя, а то и меньше, хотя он не переставал уповать на милость Эльрата.       И в последнюю ночь Шира все же не удержалась и пришла к женщине, что так ненавидела ее. Маргарет лежала бледная, с эльрастианским крестом в правой руке, но еще с открытыми глазами, ожидая когда, пробьет ее час. Меньше всего ей хотелось видеть перед собой невестку, которая пришла позлорадствовать над ней, но, вопреки домыслам, лицо Ширы оставалось хладнокровным. Маргарет перевела взгляд на предмет своей ненависти и с хрипом прошипела: — Гадюка!..       Без усмешек Шира закусила нижнюю губу, не обратив внимание на это оскорбление. Все, что сейчас скажет Маргарет, будет лишь бреднями умирающей старухи, и не более. — Я ведь пыталась подружиться с Вами, но Вы с первого дня меня ненавидели, — спокойно ответила Шира, присев на край постели. Не исповедь, но нужно же врагу знать, за что с ним поступили так. — Вам не нужно было меня любить, мы могли просто не обращать друг на друга внимание. Но я могу Вас понять… Вы — мать. Если кто-то однажды будет представлять угрозу моим детям — я порву того на куски. Не удивляйтесь такому печальному концу — он нас в итоге всех ожидает. Только вот в одном Вы все же ошиблись: я никогда не была для Годрика угрозой. — Однажды… он увидит твое истинное лицо… — Шира перехватила ее руку, схватив за запястье и до боли сжав его, так что крест выпал из рук. — Он увидит и возненавидит тебя. Ты будешь гореть на костре… ты — женщина, которая разрушила нашу семью. Отравила Единорога… — Я не женщина, — в мертвенно-холодном взгляде мелькнула угроза. — Я — ведьма. Вы же меня постоянно так называли? Но Вы, должно быть, мучаетесь от боли?       Ответом послужил еще более болезненный хрип. Шира вытащила небольшой хрустальный флакончик из декольте платья и поводила им перед носом умирающей. — Это настойка эльфийского корня. Ее используют в малых дозах, чтобы притуплять боль, но, как и любое другое лекарство, она еще и является опасным ядом. Смерть наступает быстро и совершенно безболезненно. Это лучше, чем мучиться от судорог.       Морщинистая рука, потянулась к заветному флакончику, но Шира дернула рукой назад. — Хочу, чтобы Вы знали: я делаю это ради Годрика, иначе, поверьте, я бы еще долго наблюдала за Вашими страданиями. Но я слишком люблю своего мужа и не хочу, чтобы он смотрел, как Вы мучаетесь.       Маргарет следила с отчаяньем в глазах, как Шира подходит к столику с лекарствами, наливая в ее серебряный кубок немного воды, а после выливая в нее всю настойку. Она делала это так просто: руки не дрожали, а лицо не выражало никаких эмоций. Спрятав сосуд обратно в платье, Шира помогла Маргарет выпить до дна содержимое кубка и заботливо накрыла ее одеялом, не забыв всунуть в руку выпавший крест. — Не надо было враждовать со мной, леди Маргарет.       Интуиция подсказывала Шире, что, даже зная, чем их вражда в итоге закончится, Маргарет продолжала бы стоить ей козни и всячески мешать. Но все это было уже в прошлом, а сейчас у Йорвика осталась лишь одна хозяйка. А Годрик был благодарен Эльрату хотя бы за то, что его мать ушла без лишних страданий во сне. Он находил утешение в жене и сестре, но Фиона тяжелее всех переживала смерть матери, а вместе с ней это гнетущее настроение подхватывал сам Годрик. На похоронах императрица упорно не хотела отходить от матери, продолжая лить над ней слезы, пока Шира и Маркел стояли позади.       Черный наряд совершенно не шел молодой герцогине, по ее мнению, правда, деваться было некуда и нужно было выдержать положенный траур по этой старой карге. Чтобы скрыть свое не слишком-то печальное лицо, Шире пришлось надеть траурную кружевную вуаль. А вот Маркелу было тяжелее — приходилось выкручиваться актерской игрой, чтобы изобразить нечто похожее на скорбь. Им, как приближенному (и любовнику) Ее Величества и жене главнокомандующего имперской армии, повезло, что за их спинами никто не стоял, а значит, не мог подслушать интересный разговор: — Могу поздравить тебя сразу с двумя победами, — шепнул некромант. — Признаться, я не думал, что твоего терпения хватит на целый год. По моим подсчетам, старуха должна была умереть через три-четыре месяца после вашей с Годриком свадьбы. — О чем ты? — она повернулась полубоком к собеседнику, словно бы не понимая, о чем идет речь. — Старушка пристрастилась к острому, вдобавок распивала сомнительный чай, да и постоянное волнение. Лекари ее предупреждали. Не моя заслуга, что она их не слушала. А я скорблю вместе со своим мужем.       Маркел чуть не рассмеялся от услышанного, а вот Шира расплылась в откровенной улыбке, благо, одеяние позволяло. — Я могла бы с ней подружиться, но она отказалась. — Мне бы тоже не хотелось с тобой дружить. — Шира закатила глаза. Будто бы ей хотелось того же самого… — Уверен, будь твоя воля, ты сейчас нарядилась в свой лучший наряд… — И станцевала на ее могиле, — прервала она его. — Целый год она пила мне кровь, и кто еще из нас ведьма! А потом я бы устроила праздник, но люди не оценили бы мой восторг. — Ну что ж, да упокоит Эльрат ее душу. — У меня язык не повернется сказать «аминь».       Маркел согласно кивнул, цокнув языком. Маргарет и впрямь была вредной, консервативной старухой, правда, было интересно слушать рассказы Фионы о том, как она досаждала Шире. Конечно, было понятно, кто выйдет победителем из этой маленькой женской схватки, но всегда приятно, когда кроме тебя на нервах твоего врага играет кто-то другой. Пусть даже недолго. Плач Фионы меж тем становился все сильнее, из-за чего маленький Николас захотел подойти к матери, но Шира взяла на руки ребенка, прижав к груди, и быстро откинула одной рукой темную ткань с лица, дабы не пугать мальчика. На мгновение она уловила благодарный взгляд мужа, и, пока Годрик возился с Фионой, Шира окружила заботой наследника Империи, который едва ли понимал, почему все вокруг плачут. Так что в компании супруги дяди ему было вполне комфортно, а Годрик понял в тот день, что материнство Шире к лицу. Хоть своих детей у них пока еще не было.       И ведь, к счастью, Годрик, не ошибся в своем предположении. Он год скорбел по матери, проводя дни в молитвах и политике, погружаясь в них с головой, чтобы хоть немного сбросить этот груз с души. Так, пока он разбирался в делах родного герцогства, Шира частенько сидела рядом с ним, читая и подписывая документы своей рукой. Тогда Годрик посчитал не то чтобы странным, но достаточно любопытным, что платья Ширы стали какими-то широкими, более свободными, да и ее аппетиту можно было позавидовать. Только во время обеда она съела в тот день четыре блюда и десерт. Это наводило на кое-какие мысли, но Шира ничего не говорила ему о странных изменениях. — Не думай, что я хочу тебя обидеть, но ты сильно поправилась, — осмелился сказать Годрик, вглядываясь в лицо супруги. Та и бровью не повела — только обмакнула перо в чернильницу, продолжая писать ответ графу аккуратным почерком. — Скоро поправлюсь еще сильнее, — ответила она как ни в чем не бывало. Годрик широко распахнул глаза, пытаясь сопоставить все в уме. — Не смотри ты на меня так! Твой сын тоже хочет есть, и мне приходится есть за двоих.       Признаться, не так он рассчитывал узнать о беременности Ширы. Но она ведь никогда не была похожей на остальных женщин Империи, так что вместо того, чтобы как можно скорее сообщить радостную весть своему герцогу и мужу, она ждала, пока Годрик сам догадается. Хотелось злиться и радоваться одновременно, но выбрал он, конечно, второе. Пора было уже горю смениться на долгожданную радость. Знал же, на ком женился, а потому вряд ли могло быть как-то по-другому в их семье теперь. Правда, Шира немного поспешила с выводами, и родился не мальчик. — Госпожа подарила жизнь здоровой девочке! — воскликнула повитуха, когда ребенок плачем оповестил всех о своем рождении.       Уставшая от первых тяжелых и изнурительных родов, Шира сразу попросила дать поддержать ей малышку, которую еще даже не успели омыть. Бедняжка оказалась не той, кого все ожидали, но от этого она не стала менее дорога и любима матерью и отцом. С Годриком они думали над именем для мальчика, но варианта, что родится девочка, в голове не проворачивали. Однако Шире это не помешало быстренько подобрать подходящее имя и для дочери, которое самому Годрику совсем не понравилось. Он осторожно расхаживал по просторной комнате на руках с дочерью, завернутой в беленькое одеяльце с вышитыми на нем узорами единорогов, пока ее мать отдыхала на мягких подушках. — Елизавета звучит достаточно величественно для всех, а мы будем звать ее ласково Лиззи.       Рыцаря аж передернуло от сокращения этого имени. «Лиззи!» — точно нет! Категорически нет! Хотя Шира настаивала на нем, и это чуть не привело к ссоре. — Никакой Лиззи! — тихо воспротивился он, стараясь не разбудить спящего ребенка. — Неподходящее имя для будущей герцогини. Даже обсуждать это не буду!       Шира, не привыкшая к отказам, яро настаивала на том имени, которое выбрала для дочери сама. Не Годрик же носил этого беспокойного ребенка все девять месяцев и не он испытывал на себе все «прелести» родов. По итогу их маленькая семейная ссора закончилась победой Годрика. Пускай потакая многим прихотям жены, он все же мог твердо сказать ей «нет», если считал, что его мнение верное. Поэтому в этот раз Шира осталась, можно сказать, ни с чем. Хотя это было ложью…       Нянек у Фриды почти не было, а кормилицы так тем более. Вопреки сложившимся многолетним устоям, Шира кормила дочь сама. Благо больше никто ей докучал, а Годрик уже не решался лезть в подобные вопросы — по большей части, потому что в них почти не разбирался. Его дело — обучить будущего наследника фехтованию, стратегии, возможно, привить любовь к охоте, а так как родилась девочка, то ее воспитанием будет заниматься мать. Тогда герцог увидел еще одну открывшуюся ему сторону Ширы: матушка она заботливая, глотку перегрызет за своего ребенка и никого лишнего к дочери не подпустит. Так служанка, которая должна была сидеть с маленькой наследницей Единорогов, тайком отлучилась из детской — ведь ребенок все равно спит — но Фрида невовремя проснулась и начала капризничать, привлекая к себе внимание, и ее плач услышала другая девушка. Заглянув в комнату и никого там не обнаружив, служанка, весьма неуспешно, принялась успокаивать ребенка. Хотела как лучше, но по головам получили все: невовремя подошедшая Шира, увидев, что с ее девочкой другая служанка, пришла в ярость. Забрала Фриду к себе на руки и закричала так, что весь Йорвик слышал эти вопли. Няньку приказала бросить в темницу, а ту, что без спроса полезла к наследнице, просто вышвырнула из комнаты. Еще и Годрик попал под горячую руку, пытаясь выяснить причину скандала. Под раздачу попали все, кто мог, а остальные прятались по своим углам, взывая к Эльрату, чтобы их не коснулся гнев герцогини. Учитывая почти нарциссичную натуру госпожи, никто не предполагал, что больше себя она будет любить свою дочь, которая, пусть еще младенец, но успокаивала мать тем, что она с ней возилась. Признаться, даже Годрик не ожидал такого рвения жены к материнству, даже зная, что Шира любила детей.       Но Фрида постепенно росла, а вместе с этим прибавлялись новые заботы. Шира хотела сделать из дочери копию себя, потому начала с простого: с пошива платьев по своему вкусу. Если первое время девочка как-то еще терпела все эти «хлопоты с переодеванием», то очень скоро ей наскучило сидеть и смиренно ждать, пока мать подберет ткани. — Ты же будущая герцогиня, Фрида! — всегда спокойно повторяла ей мать. — Сиди спокойно. Ты — леди, а значит, выглядеть должна подобающе.       Ребенку было все время скучно. С другими детьми ей очень редко удавалось поиграть, еще и мать всегда таскала ее за собой попятам, куда бы ни пошла. Вскоре Фрида начала показывать свое недовольство, но, наблюдая, как матушка злится на кого-либо, начинала опасаться капризничать, хотя на нее саму Шира никогда голоса не повышала. Даже когда нерадивый дядюшка Колдуэлл взбесил ее настолько, что она в порыве бешенства бросила в стену чей-то женский портрет, позвав стражу, чтобы те вышвырнули рыцаря из замка. Фриду тогда привлекали разные блестящие камни у матери на украшениях и одежде, и она без разрешения повытаскивала все из шкатулок и шкафов, рассматривая каждый камушек. Бардак был страшный, но Шира, увидев последствия любопытства дочери, долго молчаливо хлопала глазами, оглядывая комнату. А потом… ничего.       Ни криков, ни наказания, ничего из того, что можно было ожидать. Сломанные тиары отдали ювелиру, платьям вернули прежний вид, в комнате навели порядок. Самой Фриде за эту шалость ничего не было, кроме разговора о том, что нельзя брать — а тем более ломать — украшения матушки. Впрочем, у нее самой появилась первая брошь, которую Фрида поразглядывала, покрутила со всех сторон и быстро забыла, что та у нее есть. Куда больше ее заинтересовали доспехи отца, которые так и манили своим блеском. Хотелось вытащить меч, взять его в руки и махать так же, как это делал отец… и маленькую голову посетила гениальная идея. Сбежав из-под надзора матери, пока та отвлеклась на разговор с сэром Варкасом, Фрида мигом вылетела из покоев и рванула к заветной стойке. Вот только единственное, что она могла сделать — глазеть на отполированную до блеска сталь, ибо ни до меча, ни до шлема тем более, она не дотягивалась. Однако, быстро сообразив подвинуть столик, дочь Годрика ловко заскочила на него и нацепила на себя шлем, принадлежавший еще ее деду — герцогу Эдрику. А вот с мечом вышла неувязка — он оказался слишком тяжелым для ребенка пяти лет, но Фрида все равно смогла его вытащить и протащить до самого сада, где можно было тайком поиграться, пока матушка не хватилась сбежавшей из-под носа дочери.       Слуги быстро начали обыскивать весь замок, пытаясь найти сбежавшую госпожу, которая притаилась за кустами с белыми розами, считая, что нашла лучшее укрытие. И когда очередной слуга пробежал мимо, Фрида, поправив спадающий на глаза шлем, наконец, выползла, устав валятся в грязи, и тем самым дала обнаружить себя отцу. Обеспокоенный Годрик тут же повеселел, увидев на чумазой дочери шлем отца, а рядышком тот самый меч — благо клинок был тупой, и Фрида при всем желании не поранилась бы об него. — Ты здорово напугала нас всех, а твоя мать чуть без чувств не осталась.       Фрида недовольно фыркнула, когда Годрик снял шлем с взъерошенной головы. — Так приказал бы забрать у матушки одну из корон, — Фрида широко улыбнулась, красочно представляя эту картину. — Все чувства к ней вернулись бы сразу.       Годрик согласно кивнул, не найдя аргумента против. Супруга действительно любила только Фриду, его и роскошь. Ну, и конечно же, себя. Если раньше это занимало у нее первую степень лидерства, после любви к Годрику, то теперь главенствующее место занимала их дочь. Все-таки она спокойно простила ей поломку многих любимых украшений, а подобные вещи вряд ли кому-либо другому сошли с рук. — Пойдем, юная воительница. — Годрик подхватил на руки дочь, оставив меч и шлем пока валяться в саду. Ведь теперь их все равно нужно будет чистить. — Иначе Шира разнесет весь наш замок по кирпичикам в поисках тебя любимой. И не сбегай так больше, ясно?       Фрида согласно кивнула, но несмотря на строгий голос отца, глаза его оставались по-прежнему добрыми. Брошенное снаряжение вскоре вернули на место, а наследнице с удвоенной силой начали прививать любовь к занятиям, достойным леди, которые Фриду даже не интересовали. Разве ей нравилось смотреть и слушать игру матери на различных музыкальных инструментах, но не упражняться в музыке самой? А занятие танцами так и вовсе казались Фриде пытками. Ну, не получалось у нее быть такой же ловкой и грациозной, как мать. Куда занятнее было наблюдать за тренировками отца, а после упражняться тайком самой с найденным деревянным мечом, хотя Шира была категорически против таких забав. — Мужчины берут желаемое силой, — повторяла она дочери раз за разом после очередного побега, расчесывая рыжие волосы. — Женщины — умом. Ты должна быть умной, расчетливой, а не кидаться на идиотов вояк с мечом. За тебя это будут делать другие. — Юстициары отлично владеют мечом и находятся на службе в имперской армии! — Дуры потому что, — невозмутимо ответила на ее аргумент мать. И, достав кулон из шкатулки, принялась подобающе наряжать дочь. — Ты — моя кровь, и ты не должна быть как они. — Ирина Грифон управляла герцогством Волка и нагами и отлично владела мечом! — Все-таки книжка о выдающихся личностях Империи дала свои плоды, в особенности снабжая аргументами, дабы убедить мать позволить Фриде заниматься тем, чем ей хочется. Правда, из-за пристального и недовольного взгляда матери в зеркале по спине девочки пробежал холодок. — И я хочу учиться в академии боевому искусству, чтобы быть как отец. — Только через мой труп.       Через труп матери Фрида перешагивать не собиралась, однако вышивать цветочки тоже не желала, потому постоянно убегала, когда ей давали в руки иголку с нитью и тканью. Для нее были занятия поинтереснее, так что она смело нарушала весь распорядок дня, составленный матерью специально для нее. Фрида даже была готова стойко выдержать любое наказание. И когда переписанные тексты на монлин заканчивались, она возвращалась к старому, не желая мириться с желаниями матери касательно себя. Их отношения начали портиться после того, как обе стали упорно настаивать на своем. Фрида не желала уступать матери, как и та ей. Годрик, видя непослушание дочери, решил, что пора заканчивать эти семейные страсти, от которых на его еще не такой уж старой голове появились первые седые волосы.       Фрида несгибаемым упрямством пошла в мать. Она так же не собиралась мириться с тем, что ей не нравилось. Годрик доходчиво объяснял это жене, но Шира считала, что их единственная дочь просто хочет обычного баловства. Годрик, тяжело вздыхая, решил, что уже весь его военный опыт ничто по сравнению с этими двумя. Дочери было только десять, а она нос воротила и сбегала с занятий. В последний раз это было уже нечто из ряда вон выходящее, и Шира чуть с ума не сошла, когда юную наследницу не могли найти весь день. Оказалось, что Фрида все то время находилась на поляне, улучшая скверный навык фехтования и вспоминая то, что успела подсмотреть у отца. Когда же наследницу лично передали матери, Фрида думала, что такое ей точно с рук не спустят, ибо привезли ее, когда уже стемнело.       Шира, по правде говоря, держалась стойко. Лишь покрасневшие от слез глаза и небольшая дрожь в руках выдавали ее беспокойство. — Это был жалкий и необдуманный поступок. — Впрочем, дрожащий голос тоже сильно ее выдавал. — Ничего не хочешь сказать, госпожа моя? Отец также был зол, но еще больше обеспокоен подобной выходкой. Фрида вдруг поняла, что сказать ей нечего, а расшатанные нервы ее матери отец решил поберечь. Слуги отвели Фриду в комнату, пока Шира приходила в себя после подобного потрясения. — Хочешь знать мое мнение по этому поводу? — спросил жену Годрик. Шира флегматично пожала плечами, принимая из рук мужа кубок с вином. — Пора прийти к компромиссу, иначе это так и будет продолжаться. Как ты хочешь сделать из Фриды личность, если стараешься из всех сил подавить все ее личные качества, превращая нашу дочь в свою копию? — Хочешь сказать, я виновата? Годрик тяжело вздохнул, но продолжил: — Я хочу сказать, что Фрида имеет право выбора. Знаю, ты ее любишь, хочешь защитить, но она так и будет будет продолжать сопротивляться. В итоге либо нас хватит удар от этих выходок, либо ты просто сломаешь ее своими желаниями.       Разумные слова разумного мужчины. Шире пришлось посмотреть на свои действия под другим углом и согласиться скрепя сердце, что Фриде нужна свобода. Они с Годриком еще долго обсуждали этот инцидент, и Шире пришлось признать одно — она была неправа. Но не так сильно, как бы Годрику это хотелось, хотя то, что она это осознала, уже было чем-то весомым. Фрида получила первый урок дипломатии, когда в тот же вечер, после разговора с мужем, Шира прошла к дочери в комнату с книгой в руке. Сама Фрида уже лежала в постели, но, когда в комнату зашла мать, резко села, не ожидав ее визита. Шира, присев к дочери, вернула ей отнятую на днях книгу о легендарных воительницах и сказала, что была неправа, и что она не имеет права лишать ее того, что ей нравится. — Я разрешаю тебе упражняться с отцом на мечах и в стрельбе из арбалета, но ты также должна будешь продолжать обучение музыке, танцам и этикету. — Значит, вышиванием больше не будешь меня мучить? — Шира отрицательно кивнула головой с легкой улыбкой на устах, заставив Фриду воссиять от радости.       Хороший исход разрешившегося конфликта: обе получили, что хотели. Все остались более или менее довольны, хотя танцы Фриде все еще не давались.       Спокойную семейную идиллию нарушило пятое затмение, которое было предсказано Слепыми Братьями. Демоны нападали отовсюду, убивали людей и жгли поселения, всюду царил Хаос, к которому пусть все готовились, но наблюдать всегда было тяжело. Годрика призвал на защиту его император, и герцог с войском второпях покинул дом, попрощавшись с семьей. В Йорвике было относительно безопасно, но, когда один — пусть низший — демон оказался в саду, где под присмотром матери Фрида играла с кухарским мальчиком, все изменилось. Пока Шира размерено прогуливалась по дорожкам, бросая иногда взгляд на дочь, отродье Шио кинулось на одного из детей: Фрида отделалась испугом и поцарапанной ногой, а мальчику, увы, не повезло. Ударив деревянным мечом по голове демона, Фрида только больше рассердила его. Спасение пришло только от Ширы, что услышала крики детей и тут же рванула обратно, подбирая юбку. Герцогиня одним заклинанием поразила чудовище, защитив самое дорогое, что у нее было. Осознав, что и в Йорвике больше не безопасно, а в Когте сидит Маркел, Шира попросила убежище в обители Эльрата, где несла службу Эвелина, и где саму Ширу знали как благочестивую женщину. Постаревшая жрица выделила им с Фридой небольшую комнату, ознакомив с распорядком дня, который они должны были соблюдать на время своего пребывания. Отринув гордость, Шира сердечно поблагодарила ее за проявленное милосердие, на что Эвелина спокойно кивнула. Заодно залечила двоюродной племяннице ногу.       Оставшись после вечерней молитвы в зале, Шира велела дочери отправляться в постель, а сама осталась сидеть перед статуей Эльрата и догорающими свечами, чьи огоньки отражались в карих глазах. Рядом по окну била ветка яблони, раскаченная ветром, на которую Шира пару раз отвлекалась, думая, что кто-то стучится. На герцогиню напала позабытая меланхолия, разбавленная полным незнанием, чем же закончится вся эта история. От Годрика ни весточки, а ожидание сводило с ума, и никакая молитва Богу Света не была способна успокоить то, что творилось на душе у Ширы. Эвелина, опираясь на трость, заметила несвойственное поведение супруги племянника и, подсев рядом на деревянную скамью, первая начала разговор: — Он вернется к тебе, — словно бы точно зная, о чем думала собеседница, сказала она. — Всегда возвращался. Этот случай не будет исключением.       Шира поднесла ладонь к огню, чувствуя, как пламя обжигает кожу, не задевая ее. Она подняла глаза на статую, ощущая лишь пустоту. — Немного непривычно видеть тебя в простом платье, без всех твоих украшений, — по-доброму усмехнулась Эвелина, вызвав грустную улыбку и у Ширы. — Сердце Единорога — так, кажется, назывался тот рубин, подаренный тебе Годриком на свадьбу? Огранка в форме сердца, как символ его любви к тебе. — У меня совсем не осталось веры, леди Эвелина, — призналась она.       И двое не заметили позади себя темноволосую голову человека, подслушивающего их разговор.       Эвелина понимающе кивнула, убрав ладонь Ширы от огня. — Да знаю я, что у тебя нет веры. — Давно? — удивилась Шира. — С того дня, как Маргарет просила переубедить Годрика жениться на тебе. — Жрица скривилась, чем удивила герцогиню. — Ужасная женщина. Никогда не понимала, что такого Эдрик в ней увидел, но я предпочла не лезть в это. Ты многое пережила, и, если одни обращаются к своему Богу за помощью, то другие напротив — отворачиваются от него. — Мою мать и меня называли ведьмой; отца казнили за то, чего он не делал; родной брат отправил меня в ссылку, а последней каплей стали мои последующие неудачные беременности. Одного сына не смогла выносить, а второй умер после рождения. Пора признать, что Эльрат меня ненавидит. Да и я не святая! — Ты не ангел — это точно! — Деревянная трость ударила по полу. Никто не собирался исповедоваться, но обстоятельства сложились так, что Шира захотела побыть немного хоть с кем-то откровенной, и Эвелина была тем человеком, который мог ее выслушать. Она приобняла ее, стерев с лица слезы, и Шира положила голову ей на плечо. — Знаешь, почему я не была против тебя?       Шира отрицательно качнула головой, хлюпая носом. Именно сейчас она ощущала себя девочкой из далекого детства. — Ты сильная личность, Шира, а не безвольная дурочка, какой была Маргарет. Вы с Годриком идеально друг другу подходите. Он — честь и сила, но ты — расчетливый ум в этой семье. Годрик не доверил бы герцогство жене, которая может только рожать детей да поддакивать ему. — Но он и не доверил бы герцогство женщине, которая уже давно не верит в его Бога. — Уже доверил, — твердо и уверено сказала Эвелина. — У него теперь дочь есть от нее. Для Годрика есть вещи поважнее веры — это верность и преданность. Я помню это радостное личико, когда он в слух зачитал твой ответ на свое предложение. — «Видит Бог, буду я добра и всегда верна Вам!» — процитировала Шира конец письма. — Знаю, ты считаешь всех мужчин поголовно идиотами, но Годрик прекрасно все видит. Просто он смирился с этим. Конечно, его это расстраивает, но не настолько, чтобы начать тебя ненавидеть.       Женщины рассмеялись в голос. Эвелина не знала все, но видела достаточно, чтобы составить полную картину их отношений с Годриком. Многое останется с Широй как самые страшные секреты, однако это разговор помог ей снять камень с души, хотя бы на время. Годрик отсутствовал шесть месяцев, а последнее письмо было три месяца назад. Неизвестно было, жив ли он, но Эвелина уверяла, что, раз его звезда горит, значит, жив, а потому — жди. Фрида ждала мать уже в комнате, где они вместе спали на одной маленькой кровати. Ни о какой роскоши речи идти не могло, и только благодаря высокому статусу им дали эту комнатушку с одной кроватью, стулом, шкафом и мутным зеркалом. Неудобно, но, пока демоны осаждали их родной дом, им идти было некуда. Хотя Фрида никогда никому об этом не говорила, но с матерью было спать спокойнее, особенно, когда Шира обнимала ее даже во сне.       Проведя еще несколько месяцев в этом аббатстве, что Шира, что Фрида начали привыкать к такому образу жизни. Они не голодали, грязными не ходили, но представить мать снова в дорогих тканях Фриде уже стало трудно. Тем более, ей так шло голубое платье простого покроя, без всяких узоров. В свободное время Фрида продолжала тренироваться с мечом, пока матушка помогала послушницам, а после пробития колокола они шли обедать рыбой — после добровольного заточения с матерью Фрида пообещала себе, больше никогда не станет употреблять в пищу это существо. Новостей по-прежнему не было, что заставляло Ширу уже терять надежду. Так она даже расплакалась, когда гонец принес весть, но не ей, и вообще дело касалось нужд монастыря. — Тетушка говорит, что отец скоро вернется и мы отправимся домой, — успокаивала Фрида мать, обняв ее.       Шире хоть бы узнать, живой Годрик или нет, а когда они вернутся, вопрос уже другой. Если будет нужно, она просидит в этих застенках, питаясь одной кашей, рыбой и яйцами хоть десять лет, пока не дождется своего герцога. Осень заканчивалась, отчего Шира начала мириться с мыслью, что ее муж, скорее всего, мертв. Возможно, весть отправили в Йорвик, но из-за их отсутствия там она не дошла, поэтому они ничего не знали, продолжая лелеять в сердце надежду. В последнюю неделю осени одна новость все-таки дошла до их монастыря — император вместе с авангардом мертвы, но Война Серого Альянса закончилась победой над порождениями Шио. Герцогиня замерла на месте, услышав эту новость. Не стала ничего расспрашивать. Развернулась и ушла в сад, где просидела под яблоней несколько часов, смотря в одну точку. Эвелина после последней молитвы отвела ее обратно в комнату, заставив по дороге взять себя в руки. — В конце концов, у тебя еще дочь! Цепляйся за нее, раз больше не за что!       Спустя еще два дня Фрида разбудила ее из-за странного шума внизу. Послушницы вели тихий образ жизни, а там слышался лязг металла, смешанный с грубым голосом. Заплаканная герцогиня с трудом разлепила глаза после бессонной ночи, прислушиваясь к звукам. И когда шаги приблизились к их комнате, Шира мигом вскочила на ноги и заслонила собой Фриду, приготовившись защищать себя и дочь. Во вскинутой вперед руке матери Фрида заметила странное темное свечение, не похожее на магию весталок. Такое она никогда не видела, но магия потухла, когда дверь отворилась и на пороге комнаты оказался Годрик. Раненый, в помятых доспехах, но живой… Они стояли друг на против друга, долго всматриваясь, не веря в то, что видят перед собой. Он распахнул руки в стороны, и Шира тут же бросилась ему в объятия с поцелуями, невзирая на побитый вид герцога. Она плакала и одновременно смеялась, пока он кружил ее в воздухе, а потом подхватил и Фриду. Эвелина, стоящая сзади, умиротворенно улыбалась, в очередной раз пожелав им благополучия.       Длилось оно, правда, не долго. Полученная рана от демонической магии подкосила Годрика, и ни одно заклинание Света не смогло ему помочь. Шира сама ухаживала за мужем, гоняя лекарей, чтобы те сделали хоть что-то, дабы поставить его обратно на ноги. Но все отвечали ей как один — лекарства нет. — Герцог не успел отправиться вслед за императором, но прежде, чем портал закрылся, демоны поразили магией Хаоса всех, кто находился рядом, — тараторил низенький старичок с длинной седой бородой, запинаясь почти на каждом слове под напором гневной госпожи. Рука у Ширы была тяжелая, ей ничего не стоило схватить лекаря за горло, сжав его со всей силы. — А мне плевать, кто кого поразил! — выкрикнула она в лицо старичка, так что него у затряслись колени. — Лечи его, иначе я скормлю тебя и всю твою семью голодным псам! — Миледи, герцогу поможет только Эльрат… — А тебе никто не поможет, если он умрет!       Все, кому повезло остаться в стороне, мысленно похоронили старого лекаря, ибо герцогиня — особенно в гневе — выполняет свои обещания. Толкнув старика к постели, да так, что он сначала упал, Шира, подобно бешеной собаке, огрызалась на всех, заставляя слуг работать не покладая рук и неустанно заботиться о герцоге. Кто решался отлынивать от работы, получал суровое наказание, которое было для всех уроком. Не попадало разве что только Фриде, но она и не лезла под горячую руку матери. Если говорили «уходи», то скрепя сердце ей приходилось покидать отца. Естественно, ни один из прибывших лекарей не мог помочь Годрику с недугом. Ни магией Света, ни магией Земли — они только отсрочили неизбежное, притупляя страдания.       И промакивая лоб Годрика влажной тряпкой, Шира видела последний выход. Ее муж умирал, герцогство находилось в запустении, люди голодали, ее саму уже прозвали тираном. Как исправлять это все, она не имела ни малейшего понятия. После пережитого стресса голова совсем отказывалась здраво мыслить, но прибывший священник перевернул все, заставив Ширу прибегнуть к тому, от чего она отказалась много лет назад. Не совсем, конечно, иначе бы у нее ничего не вышло, однако прибывший на тайную встречу Маркел не сразу признал в крестьянке давнюю соперницу и герцогиню. Утолив любопытство, зачем Шире нужны столь сомнительные редкие ингредиенты, некромант сильно расстроился, поняв, что к чему. А потом рассмеялся. — Тебе судьба такой шанс дала, стать регентом при малолетней дочери, а ты… Эх, ты разбила мне сердце своим ответом, моя дорогая. Я же тебя все годы считал своим врагом, а ты оказалась обычной влюбленной дурочкой… Какое разочарование!       Будь его воля, он бы устроил целый драматический спектакль. — Принес или нет? — настойчиво переспросила Шира, сцепив руки на груди. Маркел вытащил из-под плаща маленький сверток. — Конечно, принес! Не каждый день мои враги просят меня убить их. — Она протянул ей то, что она желала, низко поклонившись. — Ты же помнишь, что тебе недолго останется после ритуала. Навскидку дам тебе месяца два-три, но ты старайся привести свои дела в порядок как можно быстрее.       Насвистывая незнакомую песенку себе под нос, Маркел покинул герцогиню в приподнятом настроении и вернулся в Коготь. А Шира принялась за дело, за которое ее могли бы сжечь на костре. У нее бы осталась Фрида, но девочка уже итак слишком самостоятельная, а Годрик сможет один позаботиться о ней. Сама Шира знала — смерть мужа она бы не перенесла.       Она улыбалась, когда Годрик, наконец, пошел на поправку, зная про себя, что скоро сама так же будет лежать на этой самой постели, но с другим исходом. Относительно долго Шира скрывала болезнь, постоянно принимая определенные лекарства и пользуясь косметикой. Однако чем дальше, тем больше ухудшалось ее самочувствие, и ой как же не вовремя она потеряла сознание прямо перед Годриком. Пару недель удавалось врать, что это просто переутомление, но ей становилось все хуже и хуже. Жизнь покидала ее, но умирать подобно свекрови она не собиралась.       «Белая роза уходит с достоинством».       Предчувствуя скорый конец, Шира собрала последние силы, чтобы принарядиться с помощью верной служанки, и упросила Годрика прогуляться немного в саду. Фрида также резвилась после занятий, но остановившись вдали, так, чтобы она не заметила родителей, Шира, шедшая под руку с Годриком, села на лавочку, обсуждая успехи дочери. — Все-таки она очень похожа на тебя! — Шира слышала в его голосе грусть, что вызвало печаль и у нее. — Фрида будет намного лучше меня! Она не такая вспыльчивая и куда более сдержанная. Хотя ей не хватает грациозности, я знаю, что она очень умна.       Годрик согласился с этим. Он не говорил Фриде, что мать умирает, хотя Шира не одобряла это решение. Все равно придется сказать ей, когда придет время, отчего на душе становилось тяжелее. Хотя внутри себя Годрик лелеял надежду, что Эльрат еще улыбнется им.       По пути в спальню Шира в последний раз оглянулась на дочь, запоминая в ней черты лица Годрика. Фрида мельком уловила взгляд матери, которая помахала ей рукой прежде, чем отец увел девочку обратно. Такой Фрида запомнила свою мать, еще не зная, что видит ее в последний раз.       Алое платье, любимая тиара из рубинов, украшающая голову, на шее то самое Сердце Единорога, а на губах печальная улыбка.       Когда утром Фриду позвал отец, в руках у него была та самая корона, которую он бережно положил на расшитую подушку. Фрида наблюдала за лицом и действиями отца, не совсем понимая, что происходит, и почему все такие печальные. Годрик долго молчал, стараясь собраться с силами, чтобы все объяснить. Но, устав ждать, Фрида сказала, что лучше навестит мать, раз все молчат. И знакомая служанка громко всхлипнула в стороне, а после и отец все же сказал то, из-за чего слезы непроизвольно прокатились по щекам, в то время как лицо оставалось непроницаемым. — Я не успела с ней попрощаться... — вымолвила она, ощущая горький сдавливающий ком в горле.

***

      Фрида внимательно слушала доклад, пока Дункан пил иролланское вино. Принесли только некоторые из украшений, но, когда герцог Оленя взял в руки документ, в котором описывалась примерная общая сумма, он поперхнулся вином. — Это старый список, Дункан, — сообщила ему Фрида, беря увесистую шкатулку. — Большинство украшений мать продала после пятого затмения, чтобы хоть на что-то можно было начать восстанавливать герцогство. — Ваша матушка была доброй женщиной. — Дункан кивнул, все еще поражаясь любви к роскоши покойной матушки Фриды. Сама она издала какой-то нервный смешок, явно не соглашаясь с этими словами. — Скорее неоднозначной. Для одних тиран, для вторых — ведьма, а третьи до сих пор зовут ее доброй госпожой. — Что-то ты не восторге от матушки, Фрида, — бросил он через стол бумагу. — Слишком часто тебя шлепала?       Фрида закатила глаза. Забавно, что спустя долгое время на некоторые ее поступки начинаешь смотреть совсем по-другому. Хотя Дункан ошибался, и она вообще-то была единственной, кому все прощалось, ее все еще одолевали смутные сомнения. Может, не все слухи были такими уж ложными?.. В воспоминаниях было еще живо то странное свечение в руке матери. Почти такое же, какое было у Маркела, когда он колдовал. А Дункан, пускай порой он и вел себя как полный болван, заметил, как изменился взгляд Фриды, когда она вытащила из шкатулки рубиновое колье. Красота да и только, но тяжеленная, должна быть! Оставшись наедине с Фридой, он смог полюбопытствовать, чем же его воительница-невеста озабочена, ведь ей столько досталось, не считая короны. Мысленно взвешивая все за и против, Фрида больше хотела отмахнуться, но сдалась после долгих (и очень надоедливых) уговоров. Выслушав ее, Дункан и бровью не повел, произнеся только «Ну и что?» — Предположим худший, по твоему мнению, вариант — твоя матушка баловалась темной магией. — Фрида тяжело выдохнула, скрестив руки на груди. — Но это было в ссылке, а потом она просто была готова тебя, неблагодарную, защищать. Однако во время брака леди Шира ничем подобным не занималась. Уж думаю, Годрик бы заметил, если бы его женушка воду мутила. — Это только предположение, но… — Слушай, — прервал он ее. — Наш друг, Архимаг и Первый в Круге, тоже иногда прибегает к магии Тьмы, Илайя почти только ей и пользуется, но они помогли одолеть Биару. Магия — это средство, а не показатель того, насколько плох человек. Ты любила ее, она любила тебя — вот пусть так все и остается!       Слова Дункана немало удивили, но еще больше успокоили. Прокрутив Сердце Единорога со всех сторон, Фрида решила, что Дункан скорее прав, чем нет. И пусть ее мать, вероятно, была не самым хорошим человеком, она, однако, делала все для своей семьи. В голове все еще всплывал тот последний образ. Никто из знатных дам не уделял столько внимания своим детям, как ее мать ей. И хотя у нее был скверный характер, Фрида, повернувшись к портрету Ширы, подумала, что, действительно, пусть так все и остается. Тайны ее матери умерли вместе с ней в тот день, и ворошить прошлое она не собиралась. Фриде хватит того, что она и Годрик очень ее любили, а большего ей не надо.