Врата Бальдура.

      Меня разбудили тычком пальца мне в нос. Хоть бы это был клинок или шестопер, пожалуйста. Я не хочу более вспоминать плен. Мулахей, этот ублюдок… Что он только со мной и моим телом не творил. Он всего меня изрезал, ломал руки и ноги булавой, а потом исцелял заново. Мое тело было постоянным комком боли и отчаяния. И я выжил, несмотря на мои мольбы убить меня наконец-то. Это было невыносимо ощущать сырой воздух шахты, и не видеть природы вокруг себя. Но меня спасли.       Не думаю, что это правда. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вероятно, это все мои галлюцинации. Боль часто заставляла меня видеть моих павших товарищей, что подбадривали меня, говорили: «Ксан, не сдавайся, ты защитник Элвендома!» — защитник? Я? Мой Лунный Клинок был именно этим напоминанием и долгом, хотя я считаю искренне, что это мое бремя, которое я по молодости выбрал, беря пример с кузена Эревайна. Да простит меня Кореллон, я не хочу быть хранителем Лунного Клинка. Но как обычно мое мнение в этом вопросе не учитывается. Сам взял меч — теперь отдувайся, как хочешь.       Надеюсь, мой долг кончится быстро, а Клинок будет в сердце какого-нибудь врага эльфов, прежде чем мое бездыханное тело упадет. Как же все надоело. Миссия была обречена. Я обречен. Смерть всегда ходит по пятам, и я жду ее так же, как скорейшей отставки. А отставка это и есть смерть. У владельцев подобных мечей не бывает пенсии. Не потому что они вечно на службе. Хотя, да, я прав в своем суждении — я буду вечность вплавлен в металл, в виде руны на поверхности лезвия. И печальна моя судьба изначально — рун на моем клинке очень много. Тем не менее, меня все еще тыкали в нос и щеку. — Хэйя, нам пора, ты встанешь? — звонкий голос человеческой девушки немного раздражал, хотя бы дай тишины, прежде чем я умру, — Ну вставай, ты вчера был весь такой больной, а сегодня такой здоровый!       Я все же встал. И посмотрел на тех, кто меня спасал. Девушка одного роста со мной, рыженькая, ее розовый плащ постоянно норовил хлестнуть меня по рукам, когда она мельтешила вокруг меня, осматривая мой меч. В итоге она озадаченно хмыкнула и отошла. Потом подошла полукровка и осмотрела меня. — Я здоров, что не очень радует, так как вы оттянули неизбежное. Я хотел уже умереть, но к вящему счастью для вас, я вновь здоров, с целыми пальцами, хотя и чувствую себя истощенным. И все же, peredhil, представься. Невежливо будет спросить у той, кто пытался оттянуть встречу со смертью. — К-какой вдохновленный с-спасением эльф. Я Кхалид. — Истинно так, — это был сарказм, чего я даже не скрывал. — А я Джахейра, Серый Плащ, — надо же, все вокруг знают из какой я организации, — И пока ты спал, ты был очень оптимистичным. Даже улыбался, dem runda. Кстати я бывала у вас в Эвереске. Звуки арф всегда там громкие, — арфистка значит, полагаю, эта миссия будет моей последней. — Скорее я надеялся на скорую смерть, друид Джахейра. И старайся не ругаться на эльфийском, — я надеялся, что она вспылит и убьет меня. Я видел в ее глазах огонь. Но ее увел заика Кхалид. — Поговорили? Идем, расскажем о задании, ты Ксан, не исключение. Идти можешь? — Могу, правда разве что к своей неминуемой гибели, но это всегда означает исключительно буквальный смысл, — я четко слышал бормотание рыженькой девушки, которое говорило о моральном духе, — Ты ведь в курсе, что эльфы прекрасно слышат?       Она лишь улыбнулась мне с загадочным блеском в глазах. Что она задумала? И все же, когда мы вышли, то я все равно оказался под землей. Под землей место для каждого, хочет он того или нет. Точнее — в земле. Хотя я бы не отказался от кремации, но как мы умрем — всегда загадка. Я вновь сосредоточил свой взгляд на своем долге. Клинок был в руке. Легкий словно перышко, он продолжал мою конечность, но я был отвратным мечником, недостаточно ловким, недостаточно сильным и выносливым. Только стой себе на месте, насылай иллюзии на каждого, кто убьет меня. Хотя в этом и нет смысла, оттягивая неизбежность. Я замкнулся в себе, шаркая по твердой дороге, но мои раздумья прервали бульканья слизи. Меч сам сбросил ножны и вспыхнул, а я почувствовал его желание защищать. Хорошо, Ксан не умрет сегодня, как ты и хочешь. — Во имя Тира, что это за херня? — Отойди, от меча в битве со слизью толку нет! — Динахейр скандировала заклинание, и огненная вспышка вновь взревела, как вчера. От слизи осталось, а от нее ничего не осталось, только почерневший след действия огненного шара на местности. Но меч не воплощал на себе ножны. Он все еще пылал голубым огнем. Опасность еще не миновала. Ну и ладно. Умру, так умру. — Кстати, а почему мы идем этой дорогой, можно ведь обратно вернуться тем же путем? — Нет. Нельзя, — Джахейра с грустью говорила, — Пока вы все спали, мы дежурили, и разведали обстановку. Кобольдов в шахте нет, к счастью. Но мост, если его можно так назвать, обвалился. Сам или помог кто, я не знаю. Этот выход запасный. Он недалеко от Нашкеля. В паре часов пути или около того. — Нормальные герои всегда идут в обход или типа того? — Гириас пожал плечами, когда задавал этот риторический вопрос. К чему такой энтузиазм, лучше просто лечь и умереть, чем бороться. Но я вновь посмотрел на мага-рашеми. Она скрывала ото всех что-то. Это было в ее походке, повадках и ужимках. Сосредоточенность на каждой детали в ее взгляде говорило об одном. И это не радовало. Эх, такая молодая и красивая для н`тел-квессир, какая жалость, что придется поставить ей свечку за упокой и выпить вина, не чокаясь. А этот Кхалид? Он жизнь положит, чтобы его более смелая жена была счастливой. И он умрет. У всех маленькие шансы, но вместе они, возможно, увеличат их. Не намного. На пару процентиков. Я не боюсь за себя, мне плевать, что я умру. Осознание неизбежного не вызывает трусости и желания спрятаться подальше. Это лишь убивает весь оптимизм. Столько моих друзей, родных, просто знакомых давно уже в Арвандоре.       Пока я размышлял, я увидел рассвет на пустоши, в которой ничего кроме скал из песчаника, высохшей травы и кривых недоразвитых деревьев. Но я вдохнул полной грудью действительно свежий воздух взамен спертого, и пропахшего грибком пополам с дерьмом. Глаза даже заболели. Я три или четыре недели не видел света солнца. Сложно следить за временем, когда каждый час это боль. И на нас направили лук и клинки. — Стоять, вы не приспешники Тазока, и да, я узнала тебя, за твою голову назначена награда. Но мы тебя убьем за нашего властелина! — она обращалась к лидеру группы. — Блять, может уберешь нахер своих маленьких амазонок и свалишь наконец-таки? — он кивнул нам, чтобы мы готовились к атаке. — У нас судьба быть постоянно в опасности, или я просто такой невезучий? Ладно, эти хотя бы выглядят не слишком сообразительными. — Не смей нас недооценивать! — две девушки в кожаной броне скрылись из виду, надо держать ухо востро. Та, что угрожала, стала читать молитвы Сирику. Помощницы Мулахея? Ладно, не до этого сейчас, я произнес заклинания ослепления и замешательства и к счастью, они сработали, сирикистка перестала молиться, но я все еще думал о тех двух убийцах, их нигде не было, и вот я услышал шорох за своей спиной. Мой меч ловко отбил удар кинжалом, метившим мне прямо в печень, и я старался откинуть ассасина подальше от себя. В ее голове застряло три стрелы, за которые она судорожно схватилась и упала, словно желая вытащить. Раздался душераздирающий крик.       Сирикистка-жрец ползла с отрубленными ногами, оставляя после себя бурый след, но Гириас схватил ее за волосы и стал бить головой о землю, держа окровавленный цвайхандер все еще в боевой готовности. Какой он жестокий.       На меня напала вторая убийца, но в этот раз атаковала с расстояния. Дротик вошел в плечо. Именно той руки, которой я черчу сигилы заклинаний в воздухе. Она поняла, что мечник я дерьмо. Я побежал на нее, готовясь умереть, и этого, судя по ее удивленному лицу, эта сука не ожидала. Мой меч загорелся сильнее, и я ловким движением по глазам ослепил ее, выжигая очи ассасина. Она заорала и стала резать воздух вокруг меня. Но удалось только порезать мою мантию. Как там меня учили? Удар в нос. Больновато. Не боец я, кулак будет болеть еще долго. Так, теперь укол в область груди. Лезвие горело в ее ране, и прожигало себе путь вплоть до того, что гарда уперлась в ее кожаный панцирь. Она плюнула мне кровью на лицо, перед тем как обмякнуть на клинке. И я его выронил из рук. Она была тяжелой. Но на фоне я слышал крики о помощи. Крики сирикистки. Но это была не жрица. Жрица с размозженной камнем головой лежала рядом с колдуньей и ее защитником. Это была лучница, которая ранила ту надоедливую муху в розовом, что сейчас шипела от боли, глядя на свое раненое плечо. Сирикистке-лучнице отрубили обе руки, и теперь она пыталась убежать, но споткнулась, и теперь Гириас ее допрашивал. — Кто вас посылает по мою душу, скоты?! — сирикистка не слушала его. — Т-Ты слишком сильно ее. — О, Владыка обмана и безумия! Прими же меня в своих чертогах! — она откусила себе язык и захлебнулась своей кровью. — Сука! — он отрубил ей голову взмахом меча, вновь вкладывая оный в удобный футляр для двуручного меча на спине. А я вспомнил, что у меня в плече торчит дротик, и я истекаю кровью. Ко мне подбежала Джахейра, и резко вытащила этот дротик, прочитав молитву. Стало легче, и раны не осталось. Только шрам и испорченная мантия. Как же не люблю я тратить свои косметические заклинания. Я жестами начертил заклятье, и моя мантия вновь стала целой. Я лишь поправил ее темно-фиолетовые складки на плечах, чтобы не стесняли движения. Имоэн, громко ругаясь, проталкивала стрелу в ране, чтобы вытащить. У нее были слезы на глазах. — Что ты делаешь? — Гириас подошел к ней и смотрел на ее муки. — Стрелу вытаскиваю, ух, — она закусила губу до крови, — Помоги, пожалуйста, силы не хватает.       Гириас легко протолкнул стрелу ей в ране, а потом вытащил оную из другого конца, а сама Имоэн заорала во все горло и чуть не упала от боли. Затем он вновь воспользовался той силой, от которой мое естество чуть не сжалось в ужасе. Это не магия исцеления. Я не чувствовал потоков природной энергии. Чужеродная мощь шла прямиком из паладина. — Кто…Что ты такое? — я не постеснялся спросить. На меня взглянул даже Минск. А потом все посмотрели на Гириаса. — Ты же маг, почему ты удивляешься моей силе? — Я тоже чувствую это. Вчера еще. — И я, — Джахейра что-то хотела сказать, но замолкла. — Не молчите, ребят. Имоэн, тебе хорошо? — она кивнула и в демонстрации своих слов помяла воздух парой ударов кулаками, — Ну и славно. — Г-Горайон что-то н-нам не договаривал. Это в-все что я понял. — Не травите душу, я сам не знаю, откуда во мне это. Сны еще эти.       Динахейр подняла бровь. Неужели она хочет узнать о снах. — Сны, ты можешь надругаться на природой, эти убийцы, — моя миссия не несла ничего кроме моей гибели, и с ним мои шансы угасли с концами, — Да, я был прав. Для меня эта миссия последняя в жизни. — Минск не понимает, почему эльф с магическим мечом так грустит, — его хомяк что-то пищал. У него есть хомяк? А по нему не скажешь, что он следопыт, — Понял, Бу. Не грусти, Ксан, о неотвар…нетро… Иногда Бу говорит очень сложные слова, но я кажется его понял. Не грусти, умереть мы успеем. — Именно. Но мне все же хочется успеть на самый последний караван, — я и сам не очень верю в свои слова, но большая ладонь рашеменца похлопала меня по плечу, когда мы продолжили путь после обыска трупов.       Имоэн скакала вокруг нашей группы, хвастаясь новым луком, как какой-то подросток в Эвереске. Я вспоминал, как я радовался, когда Лунный Клинок избрал меня. Каким же дураком был я тогда. Ноги болели от дороги, но Джахейра вовремя дала фляжку с соком из друидских ягод.       И мы оказались вновь в Нашкеле спустя несколько часов. Рядом с храмом Хелма находился мэр в окружении стражи. Полуэльф читал документы и менялся в лице с серьезного на отчаянное. — Спасибо вам, авантюристы. Теперь вы герои этой местности. Возьмите. А мне, похоже, больше незачем быть мэром. Остались долбаные бандиты, что грабят наши караваны. Вам стоит вернуться в Берегост, но сначала отдохните. Я карнавал для успокоения людей профинансировал с местными помещиками. — Не стоит, я просто делал свое дело, — Имоэн без всяких церемоний забрала мешок с золотыми монетами. — О, карнавал! А мы пойдем? Гири, Гири, пойдем? — Конечно, как вы ребят смотрите на это? — что я мог ответить, развлечься перед кончиной не самое разумное занятие, но разве у меня есть выбор? Минск сказал, что обязательно покажет в поединке на мечах, какой он сильный, но Динахейр кашлянула. Гириас сказал, что победит всех на турнирах сам, а победу посвятит прекрасной леди. Он начитался любовных романов? Даже Джахейра прыснула, не говоря о Кхалиде, что расслабил мышцы лица, но арфисты могли скрывать эмоции. Он похоже очень хотел смеяться. Но и обидеть товарища он тоже не хотел. — И кто же эта прекрасная дама, позволю себя спросить? — скептично заметила Джахейра, поглядывая на Динахейр, что пихала в кошелек свою долю награды. — Ээээ… — Джахейра усмехнулась и ушла в сторону таверны. — Пойдемте немного отпразднуем. Сегодня можно. — За очередное избежание смерти, чьи тонкие руки стремятся нас обнять все сильнее. — Ха! Бу, я слышу от нашего эльфа воинственный дух! — его хомяк пискнул, — Именно, Бу. Правда, что такое Лунный Меч? — Это не воинственность, а скорее принятие своей участи с мечом в руке. — Это воинственность! Но ты эльф, а говоришь почти как рашеми!       В самой таверне, со звучным названием «Рыгающий дракон» была толпа рабочих и фермеров. Был шум и гам, пьяных работяг выкидывали под шкирку крепкие ребята в коже и с дубинками. Шли шепотки о том, что дни Нашкеля закончились, и надо уходить. Несогласные с этим громче всех кричали на своих товарищей. Мы заказали по кружке пенного. Я не любил пиво, а потому заказал себе «Дыхание Дракона». Крепкая штука, смесь вина, ликера и перцовой настойки. Хотелось забыться и утопить свою печаль в вине. Но утопиться в вине самому удавалось чаще. А печаль не уходила. Гириас глушил пиво наравне с Минском, а Имоэн посмеивалась, говоря, что пока они глушат детский игристый сок, я пью крепкие напитки. Не пью, а смакую маленькими глотками. Я смотрел на свое истощенное лицо, что отражалось в алой настойке. И заказал еды. — Ни разу эльфов чистых не видела, на касатик, приятного аппетита, — симпатичная официантка подала мне отбивную с печеной картошкой и луком. Очень изысканно. Это сарказм. Но питательно. Я попросил еще стопку «Дыхания». Выпил залпом специально, а потом начал заедать. Я не ел очень давно, и это отдавалось в моем животе. Хотелось блевануть. Но я терпел. Джахейра дала мне какие-то травы. — Съешь их, я тоже бывала в плену не одну неделю без еды, — я и это съел, и становилось легче. — Спасибо. Хотя это все безнадежно. — Ч-Что в-все? — Мы едим, веселимся. А завтра вновь в путь дорогу. — Так это же быт искателей приключений? Нет? — Гириас закусывал ножкой индейки, после произнесенного, громко чавкая. Его товарищи только кивали в ответ его словам, глядя на меня. — Да, ты прав. Это все алкоголь, — наглая ложь. — Ага, — и Гириас не очень мне верил, но не показывал это. Его лицо в пульсирующих голубым светом татуировках оставалось скептичным. Но возможно это из-за его полуорочьих грубых и неотесанных черт. Мои родичи застыдили бы меня, узнав, что я якшаюсь с полуорками. А ну да, уже нет. Ну и ладно. Тошнота прошла, а я наконец-то наелся. Словно это мой последний ужин. Возможно, это мой последний ужин. Так будет правильнее. — Мы в любом случае все обречены. — Не без этого, — в этот раз он одарил меня оптимистичной ухмылкой, которая выглядела не очень из-за торчащих клыков. Я доел, то что мне принесли, запил это еще одной стопкой крепкого, и чуть не упал, потому что пойло дало мне по голове, пока я не заметил этого. Но вовремя подоспевшая Имоэн помогла устоять на ногах. — Полагаю… — Ты всегда начинаешь все со слов «полагаю» и это, кажется, будто ты делаешь нам одолжение, — Имоэн тоже была пьяна. — Нет, глупенькая, я просто рад, что не свалился на пол со следами грязи. А тратить еще одно заклинание у меня просто не хватит координации. Хотя я надеялся, что упав, сломаю себе шею, — она цыкнула. — Ну ничего, я выбью из тебя это уныние! Только держись. — Почему мне кажется, что из твоих уст это звучит, как приговор, дитя? — раздалось сзади с очень сильным тетирским акцентом. — М-мастер остроумия з-за работой. Ч-ч-ча! — два пьяных полуэльфа, о Кореллон. За что мне все это? Почему я не могу просто лечь и умереть?       Мы брели по направлению к карнавалу Нашкеля в очень паршивеньком виде, потому что были очень пьяны. Я так вообще держался за плечи Кхалида и Минска, что нес на спине Динахейр. Ей повезло меньше, она долго отпиралась, но в итоге свалилась после первого же «Выбора Эльминстера». Гириас выдал комментарий в духе: «Если все маги такие слабенькие для алкоголя, не удивлен, что вы так часто оказываетесь в плену и умираете» — за что его пнула Имоэн, сказав, что она тоже маг. А Минск сказал, что такие шутки весьма острые, как его меч. Намек был понятен, и Гириас уточнил, что Динахейр они не касаются. Этот парень что, запал на нее? Учитывая, что он молод, никогда не видел других женщин. Да, он на нее запал.       Ах, первая любовь, столь отчаянная и трагичная. И увеличивает горечь от осознания обреченности нашего пути. Но, пожалуй, остальным не стоит знать. Пусть чувства молодых развиваются сами собой. Боги, как же я стар, что теперь рассуждаю так. Мы свернули на тропинку, ведущую за город, миновав тесные улочки фермерских хозяйств. Если бы меня впечатлял уют, я бы насладился видом зданий и растущих мелких елочек, которые не думали сбрасывать иголки, в отличие от сестер с листьями. И рядом был еще кипарис. Кипарис. Кладбищенская ель. Смерть. Единственная чьему приходу я буду рад. Или я настолько пьян, что стал наслаждаться жизнью, но по-своему. — Все, Минск, опусти меня… Пооочему я вообще у тебя на спине? О, Скрытая, вот я поэтому говорила, не давайте мне пить! — она схватилась за голову, — Ай, пожалуй, орать мне не надо.       К ней подошла Джахейра и дала пару ягод. — Это поможет, ну ты и слабенькая. — Вот потому и не пью. Я рашеми, а рашеми, как и дварфы умеют и любят пить на праздниках. Это не понять уму запада. — Не, мы понимаем, ну я во всяком случае, — Гириас басом поддержал свою подругу. — Чудно, это реально помогло. А куда мы идем? — Как куда? На карнавал. — Интересно, там будут спектакли? Я люблю театр. — Надеюсь, хатран Динахейр. Я тоже хотел бы побывать на пьесе или хотя бы на декламации стихов. Ну или на сценках Ларри, Даррила и Даррила. — О боги, опять! — сказала Имоэн, идя рядом со мной. — Ну что? Как ты у нас любительница всяких любовных романов желательно из иных реальностей, так мы тут как тут. — Да не в этом дело! — А в чем? — Динахейр тоже стала любопытствовать, а Минск начал спрашивать Бу. — Он искренне уверен, что таслой, ксварт и кобольд являются бардами-юмористами. Я же считаю иначе. Знаешь, давай так, помнишь наше пари про Эльминстера? Так вот, давай новое, я ставлю две тысячи золотом, что это все просто анонимный бард, типа того Уилла из Берегоста. — По рукам, дорогая! — они заключили пари рукопожатием. И признаться, я и сам заинтересовался, на чьей стороне правда. Не намного, но так хотя бы я буду меньше думать о том, что мы все обречены.       День был неплох, солнце светило мне прямо на макушку, из-за чего я даже натянул на себя капюшон серого плаща. Мы оказались на карнавале. Вокруг сновали дети с шашлыками, ходили бродячие барды и пели пошлые песенки, прося монетку за свое, так называемое творчество. Это было максимально скучно для меня. Но мэр Берегоста не поскупился, и даже нанял факиров-магов. Динахейр от этого фыркнула с презрением. — Магия это Искусство, инструмент, служащий человеку для защиты от внешней угрозы. А они его используют как заработок. — Ну не знаю, не знаю. Я никогда пироманкой не была, но у них выходит красиво, — факир выдохнул огонь, который превратился в копну щупалец, что взмыли в воздух. Фокус интересный. Я могу и покруче. Рассеять все это. И внезапно огонь погас у всех факиров, а я заспешил к другим палаткам. — Эй, куда делись огоньки?! Бу нравилось все это! — Минск добавил комментариев, когда факиры начали причитать и оправдываться перед недовольными зрителями. Не хотелось признаваться, но это вызывало совсем маленькую искорку веселья. К тому же я разделял мнение Динахейр о магии. Это не игрушка для развлечения.       Джахейра подошла ко мне и сказала. — Это было забавно, — она заметила. — Совсем немного, надо же преподать выскочкам урок уважения. Кстати, а где наш обреченный лидер, старающийся побить судьбу, хотя у него нет ни рук, ни ног? — И Кхалид тоже пропал. Минск! Где мужи наши храбрые? — А, я не знаю, — у него забегали глазки, — Они просили не говорить. Я хотел пойти с ними, но я защищаю Динахейр! К тому же Бу говорит, что на турнире я не оставлю новичкам шансов. — Так эти идиоты на турнире?! Они ж щас в говно пьяные! Ладно Гириас, ему по голове дадут, мозги вправят, но Кхалиду уже дали по голове, — она скорчила гримасу сожаления. И пошла по указателям на карнавале. Разумеется, она взяла меня с собой. Кстати, а где та надоеда? Не хотелось бы кривить душой, что я рад факту ее отсутствия, но все же вместе мы не по отдельности. Я взглянул в сторону состязания лучников, где среди всех закамуфлированных по местности рейнджеров была одна в кричаще розовой одежде с коротким охотничьим луком, кричащая при каждом выстреле: «Хэйя, это всего-навсего я — Имоэн!»       Молодежь.       Мы с Джахейрой оказались на входе к зрительским местам. Участники уже записались, и к сожалению для друидки, ее не взяли по причине ее двойной специализации. В итоге мы заплатили за места и расселись. Болельщики среди рабочих шахты не отличались от болельщиков за рыцарей Эверески, отличался только язык и скандируемые имена . Я смотрел без удовольствия. Ведь турниры лишь демонстрация иллюзорного превосходства жизни над смертью. Но посмотреть вне битвы, как сражается наш паладин и Кхалид, было интересно. Просто это выглядело, как наблюдение за выныривающим из воды домашним пауком, но его все равно смывает в раковину. Зрелище такое же печальное.       И вот показались первые бойцы, внезапно это был Кхалид и какой-то паладин Аджантис, как объявил антрепренер. Аджантис выказал уважение воину, постучав своим мечом о щит с символом Хелма, и приготовился. Кхалид заикаясь, тоже почтил его, немного покачиваясь от выпитого алкоголя, но резко встал, подняв щит. Стойка калимшанского солдата. Я вновь посмотрел на Джахейру, и она скандировала громче всех. Кхалид это услышал и опустил забрало. Я прямо чувствовал, насколько он стал воодушевлен.       И объявили начало боя. Кхалид не нападал первым, он пошел в защиту, пока Аджантис пешком шел к нему, не выказывая никакого беспокойства. Паладинское сосредоточение. Джахейра прокричала мне все уши, мешая сосредоточиться на битве. И вот меч ударил по щиту, Кхалид ловко сделал пируэт, пытаясь ударить мечом и сира Аджантиса. Но Кхалид слишком волновался и что немаловажно — был в стельку пьян, в отличие от рыцаря. И это был не смертельный поединок. Это был спорт. В спорте важнее всего контролировать эмоции. Аджантис обрушил удар за ударом по щиту Кхалида, но тот парировал, и контратаковал, громко ругаясь. Вот он боевой задор. Он боялся подвести ту, которую любит. И рубил щит Аджантиса, а надо рубить врага.       Аджантис схватил клинок за лезвие и гардой сделал подсечку-мордхау, чтобы свалить Кхалида, но Кхалид сделал обратный кульбит, и выбил у Аджантиса щит из рук. Никто не уступал друг другу. Рыцарь не уступал, потому что уважал противника, сам полуэльф не уступал, потому что его супруга пришла поболеть, и он все-таки начал показывать, что был пьян, вызывая одобрение и хохот болельщиков.       Кхалид отбросил щит в сторону и схватил турнирный бастард двумя руками. Паладин кивнул и сделал то же самое. Он видел эту стойку с мечом. Давно, когда в Эвереску прибывал эскорт паладинов из Лазурного Сердца. Их лидером был…Да, вспомнил, их лидера звали сир Келдорн Файркам. Молодой, черногривый, со свежими шрамами. Вспыльчив был донельзя, но бился, как бог войны. И у него была именно такая стойка в бою. Аджантис стало быть его ученик.       Мечи скрестились, выбивая искры друг из друга. И паладин начал теснить более ловкого, но слабого полуэльфа к стене ринга. Когда же паладин припер его к стене, то Кхалид ловко подпрыгнул, пробежал ногами по доскам, и опираясь свободной рукой о наплечник рыцаря, оказался у него за спиной, ударив его под колено мечом, а потом ударил его по голове, тем самым вырубив паладина. И резко подняв забрало блеванул на арену. Какая гадость. Но за подобные движения надо платить. — Урааааа!!!!!! Дорогой, ты лучший!!!!!! — Кхалид, вытер рот платком и подошел к Аджантису, помогая ему встать. Он сказал, что мечник из Кхалида такой себе, но у него была хитрость, и тот будет ждать часа, чтобы свершить реванш в честном поединке. Кхалид же заикаясь, согласился. И повернулся в сторону наших мест, посылая воздушный поцелуй своей жене. Болельщики скандировали его имя. Сир Кхалид Нетрезвый — вот какое прозвище он приобрел.       Антрепренер объявил победителя четвертьфинала, и отправил его готовиться к следующему поединку. А дальше было скучно, молодняк вышел подраться. И выиграл какой-то мальчишка с золотыми кудрями под шлемом. Тоже паладин. Как-то много их собралось в таком месте. Эльфов не было. Ни одного. — А говорила еще так недовольно, что вот, дурни. — Ну да, была не права, доволен? — Всецело. — Щас будут воины с двуручным оружием драться. Интересно, наш полуорк будет победителем? — Посмотрим. Он сражается со звериной жестокостью. — Думаешь, он сын бога убийств? — Нет. У меня лишь подозрения. Он же полуорк. Все полуорки под взглядом ока Груумша. Даже если добрые. А с чего ты это взял? — Его целебные способности. Они идут не от богов. — Ну он полубог, вполне может быть. Но сын Баала? — Сколько раз вас пытались убить из-за него? — Два раза. И да, ты сейчас скажешь, что мы обречены. — Да, — и объявили о следующем туре боя. Двуручные воины.       С Гириасом вышла внезапно черновласая девушка со взглядом ярости в глазах. От одного ее вида стало не по себе. Она надевала шлем и яростно била себя по нему латным рукавом, крича, чтоб выпускали всех поганых самцов ей на потеху. Ведет себя как дроу.       Антрепренер говорил с трибуны, что боец-полуорк Гириас будет сражаться до нокаута с бойцом по имени Шар-Тил. Она демонстративно пальцем перерезала себе горло, потом показав на него. Сам Гириас держался так же, как и Аджантис, он лишь опустил забрало, из-под которого был виден только его рот с клыками. И этот рот улыбался. Он махнул мечом и стал шагать взад-вперед, оценивая девушку. И когда зазвучал гонг, он лишь ловко ушел с линии атаки двуручным клинком. Удар был настолько сильным, что доски ринга пошли трещинами. Но Шар-Тил не пыталась удивиться, эта атака не закончилась, она пыталась достать хаотичными ударами полуорка-паладина, и наконец, ее меч столкнулся с клинком противника. Джахейра увлеченно смотрела на Гириаса. Чего она ждет? Знака свыше? По Шар-Тил видно, что она пришла не побеждать, а убивать. И Гириас тоже это понимает. Потому он и не атакует. Гириас не хочет проливать кровь на турнире. Он хочет просто подраться. А потому он ударил девушку под колено, ловко зайдя ей за спину. Она упала на колено, и Гириас ударил сверху, схватив меч за фальшэфес.       Удар был настолько мощный, что раздался оглушительный звон. Но меч звенел не о шлем, а о другой меч. Шар-Тил заблокировала его удар, и развернувшись на месте, второй ногой ударила его по ноге, роняя на песок ринга. Она оказалась на нем сверху и стала бить его рукой в латной перчатке по зубам. Это уже не спортивное соревнование. Я хотел поначалу помочь, обездвижить сумасшедшую девку, но Гириас схватил ее кулак и сломал ей руку у запястья. А потом наотмашь ударил ее по шлему, отправляя ее в полет на метр от себя. На его рот без слез было не взглянуть, клыки висели на куске десны, некоторые зубы уже выбиты с концами, а губы были рассечены вплоть до подбородка в такой степени, что кровь Гириаса струилась по белой рясе паладина с символом Тира. И он прикоснулся к себе. Мое нутро опять сжалось. Жуткое ощущение. Но его лицо вновь стало прежним, а его улыбка вновь зубоскалила, оставив лишь неровный шрам, идущий от верхней губы до крепкого кирпичной формы подбородка. Он снял свой шлем и подошел к Шар-Тил. Не было сильно заметно, но казалось, что ее шлем вмяло внутрь. Он хотел помочь ей встать. На это она лишь отбросила его руку и встала сама, вправляя кисть. — Когда я встречу тебя, то мы будем биться до смерти!       Гириас ей ничего не ответил. Он лишь развернулся и ушел. Битва Гириаса в полуфинале была предопределена заранее, и интереса я к ней не проявил, но Джахейра постоянно кричала советы, как лучше его ударить. Заведи своего ребенка, женщина! Фанаты, сидевшие рядом, постоянно ее упрекали за громкость, но нельзя не отметить ее подпрыгивающую грудь во время оваций. По этой причине Джахейру не трогали и терпели. Вот они — обреченные люди и эльфы, что не понимают простых истин, отвлекаемые низменными потребностями.       Печально, что никто не понимает, что пока мы смотрим на что-то одно — истинная картина готовит нам виселицу. Или плаху с топором. Или удавку на шее. Имен много, но суть едина. Результат нашей миссии эфемерен. Мы все обречены.       И вот, когда я замкнулся в себе — настал финал. Меня из мыслей выбил громкий голос антрепренера, что комментировал предфинальное состояние битвы. — Вот он финал. Сильнейшие бойцы схлестнуться в битве. Более того, эти бойцы из одного отряда, они видели друг друга в битве, знают друг друга и защищали друг друга от вражеской стрелы и меча, но сегодня они соперники за джек-пот. Деньги и прекрасной работы двуручный клинок, способный рубить даже призраков в нетерильских подземельях! Бойцы на арену!!! — их приветствовали фанаты, но сейчас у Джахейры было другое лицо. Она внимательно следила за боями и не знала, за кого болеть. Оба ее товарищи. Что говорить — оба спасли мою жизнь, хотя это было бессмысленно. Я и сам был озадачен. И прекрасно слышал разговор противников. — М-мы же н-не можем п-просто отказаться от б-боя? — Не-а. Кхалид, мы же не насмерть деремся, давай намнем друг другу бока, в любом случае я не имею права брать награду. Я же паладин. — Н-но… — Эй, когда ты сражался с сиром Аджантисом ты выкладывался будучи в говнину, как кстати и я. Джахейра не хочет твой проигрыш, — он указал на трибуну с нами, и вытащил двуручный турнирный меч, — Без «Разрывателя» я как голый, если честно, но да ладно. — Т-ты назвал свой м-меч «Разрыватель»? — Ага, — Кхалид сдержал смешок, хрюканьем прорывавшийся сквозь рот, — Ну готовься.       И зазвучал гонг начала битвы.       Бойцы отбежали друг от друга, Кхалид немного боялся, как и всегда. Тут он точно проиграет. Эх, я бы наверное поставил на Гириаса, к тому же тотализатор тут был, но я не азартен. Зачем копить капитал, если ты не возьмешь полкоролевства в могилу? Но битва напряжена. Фанаты кидались костями, крича, чтобы началось веселье. Но битва уже шла. Не между мускулами, а между умами. Оба понимают — бойцы они способные. Они знают приемы и финты друг друга. Как мне кажется. Но, тем не менее, они побежали друг на друга. Кхалид закрывался щитом, а Гириас держал меч для двух рук одной рукой и взмахивал клинком, в сторону бастарда Кхалида. И меч Кхалида не выдержал от такого удара и раскололся пополам, пока Кхалид громко матерился, не стесняясь в выражениях, из-за выбитого сустава руки. Затупленное лезвие цвайхандера держалось в сантиметре от шеи Кхалида. Еще бы больше силы — и шею полуэльфа можно было бы не спасти. — Прости. Надо полечить? — Д-да, ебена корень, ну ты и з-зверь.       Гириас прикоснулся к его руке и вылечил ее. Под недовольные крики фанатов на трибунах, ждавшие эпического боя двух боевых товарищей. Сам же Гириас снял шлем и зарычал во все горло, помогая встать другу на ноги. Антрепренер объявил технический нокаут полуэльфа Кхалида, и наградил бойца Гириаса двуручным клинком, который он не взял, а отдал своему товарищу.       Мы же ушли с трибун и направились к служебному входу для бойцов. Когда Джахейра увидела Кхалида, то бросилась к нему обниматься и целоваться. Гириас же сказал, что пойдет искать Имоэн и Динахейр. А я? Ну я решил оставить голубков и пошел с лидером, державшим двуручный меч в завернутой тряпке. — Кхалид отказался от этого клинка? — Ну да. Он же все-таки бьется со щитом и мечом. — Отдашь Минску? — Ну, а че он с той бомжатской зуботычиной ходит? — Гириас был очень доволен. Прости, лидер, не разделяю твоего задора, — Видел мой бой с той бабой? — Ага, она злая. — Весьма. Но она злая не по своей воле. Она такой стала. Я чувствую это. — Ты и такое умеешь? Воистину, герои это обреченные создания. — Может быть, — он подошел к стрельбищам, где сидела недовольная Имоэн.       Она и недовольна? Поистине грядут великие перемены. Гириас спросил ее о том, что случилось. — О, ты выиграл? Круто, а я нет. Прикинь, прикинь, прикинь. Я получила второе место! — По порядку, девочка, ты настолько громкая, что можешь выкричать душу из нашего хрупкого паладина. — Он? Хрупкий?! Хахахахаха!!! Ладно. В общем, Гири, я завоевывала все больше очков в стрельбе, и тут появился этот хлыщ эльфийский, без обид, — она смотрела на меня, я только рукой махнул, — Как его? Капрон, Кевлар, Куркум…А точно, Коран. Он меня одарил соблазнительной улыбкой. Она была красивая, я даже немного подтаяла, — громкая, назойливая, и чертовски пошлая, — И он расколол своей стрелой мою стрелу!!! Хренов Робин Гуд! Но он милаша, сказал, что посвящает свою победу моему звонкому голосу. — Так, а в чем ты недовольна? — она колотила его кулаками по шлему, громко ругаясь. — Я хотела нам денег подзаработать. Двадцатка тысяч золотом на дороге не валяются! Плюс там был колчан со стрелами волшебный. Типа бесконечного склада со стрелами. Но в колчане. В итоге я заработала всего пять и три колчана зачарованных стрел! Пойду в казино. — С твоим везением? — Да. Кстати, мой помощник решил поболеть за Имоэн Меткую? — Гириас вздохнул, — А ты, Ксан? — Я там, куда меня моровое поветрие понесет на дорогу смерти. И принесло к вам. — Давай пойдем, поиграем в рулетку. Расслабишься. — Ага, расслабиться тем, что добровольно становиться нищим? — Дыа! — она вновь стала назойливой надоедой.       Но мы сначала нашли Минска и Динахейр. Пришли на горячее, Минск отрывал огру голову голыми руками, пока стража вязала какого-то мага в грязно-желтой мантии. — Это будет вам всем уроком, что магия это не цирковые фокусы! — голосила Динахейр. Если честно, я все больше считал, что с ней в команде у нашей сборной по спасению Королевств от беды шансы чуточку выше. И я проживу еще один день. Еще один день бессмысленного выживания.       Гириас подбежал к колдунье и стал интересоваться, что случилось, обеспокоенно озираясь. — Ты беспокоишься, прям как Минск. Но ладно, — она показала на своего подопечного, что стоял весь в крови огра и его огромной головой в руках, к которому подходили благодарные барды, которых судя по всему, чуть не убили. — Хахах, мы все герои, и ты, — он указал на Гириаса, — И Бу, и я! Хомяки и следопыты повсюду, возрадуемся! — все виршеплеты записывали его слова. — Кхм… В общем, Гириас, мы смотрели с Минском декламацию поэмы «Носферату», как вдруг с соседней сцены к нам ворвался огр, которому маг кричал, что он не будет больше его взрывать, что все будет хорошо, — ее голос прям источал сдерживаемую ненависть, — Мага как ты видел, схватили, а огр пошел на бардов, что читали нам поэму. Дальше видишь, что произошло. Минск разозлился. — Минск не мог допустить, чтобы досуг Динахейр прервался! — он стукнул себя в грудь, — Правда мой меч сломался, и чем я буду вбивать справедливость в голову злу?       Он показал обломок с рукояткой и печально вздыхал, слушая писк хомяка: «Да, Бу, не одну голову гноллов мы им срубили. Но мы все равно всех победили!» — хомяк запищал погромче. — Минск, а я победил в турнире, сразившись с Кхалидом, — он кинул ему сверток с мечом, — Держи, он твой. Мне и моего цвайхандера хватает. — ХАХАХАХАХ!!! МИНСК И БУ ВНОВЬ ГОТОВЫ ОБРУШИТЬ ПРАВЕДНЫЙ ГНЕВ НА ЗЛО!!! БЕРЕГИСЬ!!! — он демонстративно начал махать мечом, громко хохоча от радости. — Миледи, как я и говорил, победил я в турнире, потому что думал о темной глубине ваших чудных глаз. А теперь пойдем в казино? — Да ты поэт, — не сдерживая сарказма, говорила Имоэн. — Поэт или нет, но комплименты я принимаю. Спасибо, — о, вновь это влюбленное выражение лица, которое Динахейр или не заметила или не хочет замечать.       В казино мимо нас прошмыгнул какой-то парнишка в черной рубахе, но его моментально схватил за руку Минск и начал говорить с ним. — Воровать не хорошо.       Парень же чуть не поседел от ужаса, когда на него стала смотреть лысая татуированная башка с огнем в глазах. — Но я ничего не брал… — ВОРОВАТЬ НЕ ХОРОШО!!! — Имоэн посмеивалась с оправданий щипача. — По крайней мере у нас, — и вальяжно повисла на плече следопыта, держащего руку воришки. — Но мне как-то надо зарабатывать на жизнь, прошу, отпустите, мне больно… — Я ЩАС ТЕБЕ РУКУ ОТОРВУ И НАЧНУ ТЕБЕ ЕЙ ВБИВАТЬ В ГОЛОВУ, ЧТО ВОРОВСТВО ЭТО ПЛОХОЙ ПОСТУПОК!!!!! — О, ты бы его послушал, я видела, как он огру голову оторвал голыми руками, правда Минск? — Вот, возьмите, я обещаю, что больше не буду воровать, — Минск отпустил его и отдал Имоэн ее кошелек, убегая во весь опор от оскалившегося рашеменца. — Мой герой, — она наклонила его и поцеловала в щеку, — Пойдем я покажу, как я щас все казино обчищу. — Ха, малютка Имоэн считает меня героем, слышала Динахейр! — чернокожая колдунья только кивнула и осматривала своды палатки-казино. — Я тебе дам щас по жопе, вспомни, как ты играла с Винтропом, — Гириас посмеивался, — Не давай ей заигрываться, Минск. Она последние трусы проиграет с ее игроманией. — Но меня оберегает Тимора, глупый. — Тимора капризная бестия. Не испытывай ее. — Мэээ, — она показала ему язык и ушла с Минском. В итоге Имоэн пришлось утаскивать после выигрыша в семь тысяч золотом, потому что на нас стали посматривать криминального вида охранники и крупье, что был в шоке от везения рыженькой воровки. И после этого мы стали искать Джахейру и Кхалида.       Мы нашли воркующих голубков у палатки с украшениями с какой-то помятой блондинкой крепкого телосложения. Моя чувствительность к магии кричала, что она была заключена в камень. Какой изверг посмел сделать это с человеком. Какой бы ни была тщетной жизнь в ожидании кончины, но такой конец он никому не пожелает. Медленно угасающее сознание, и даже если тебя обратить обратно в плотский вид — ты уже будешь ни жив, ни мертв. Как статуя. Я не надеялся ни на что, но мой клинок словно пел, когда я вспылил.       Кхалид, как обладатель второго места, держал новехонький щит с надписью «сир Кхалид Нетрезвый», что слегка поблескивал магической энергией. Эх, как будто эта мнимая защита нас убережет от конца. Печально, что это факт. Моего брата Эревайна спасло это? Нет. Моих друзей спасал щит от укуса дракона? Тоже нет. Но пусть думает, что это его спасет. Тем временем, Динайхер говорила с паладином. — Скажи, а ты скучаешь по Кэндлкипу? — По правде говоря, я все еще хожу по родным землям, а Рашемен далеко, — он сделал паузу, обдумывая слова, — Скажи, а какой он? Я ни разу не был у вас. — Ты интересуешься чужой культурой, похвально. Я могу рассказать тебе больше, но не сейчас. Позже. В более… — она смотрела вместе со мной на бегающего клоуна, который всех доставал и повторял телодвижения и походку прохожих. Имоэн бы к нему в компанию, -…Спокойной обстановке. Желательно подальше от шума. — Приму к сведению, о хатран, и несмотря на то, что мы с тобой и Минском знакомы совсем немного, я уже считаю вас друзьями, — она одарила его улыбкой своих пухлых губ, что говорила честнее многих речей. — Пока вы беседовали и страдали херней, господа хорошие, я тут нашла кое-кого, — Джахейра неумолимо перебила разговор. — Здравствуйте, я Бранвен, жрица Темпуса, — она пожала каждому руку. Совсем слаба, бедняга. — А я паладин Тира и змиебой Гириас. — Приятно. Темпус благословил мою удачу, но мне нечего раскисать. Этот подлый ублюдок Транциг заключил меня в камень! — она сжала кулаки, — Дайте мне молот, я знаю, где это ничтожество! — Свершилась несправедливость, я согласен. Добро пожаловать к нам, Бранвен. — Спасибо. Правда, неудобно просить… — Не бойся, Бранвен, мы поделимся с тобой кровом и купим снарягу. Деньги к счастью есть. — Хэйя, у нашей банды пополнение!       Бранвен, не затыкаясь, рассказывала о Норхейме, и как ее осмеяли во время решения стать клириком бога войны. Но судя по ее фанатичной преданности божеству — это лишь закалило ее. Бедняга. Вера не даст ничего — ты умрешь если не от разрыва на куски, то банально от старости. А людской век хуже эльфийского — стать заложником собственного рассудка с медленно умирающим мозгом. Я начинаю понимать, почему северяне так любят битвы. И почему битва привлекает многих больше, чем мнимая безопасность. А может, и не понимаю.       Я терял нить разговора, потому что мне это было неинтересно, но Минск иногда громко выводил меня в реальность своим восклицанием пополам с писком Бу. Она аккуратно подошла к Динахейр и спросила ее о Минске. — Нет, он вполне здравомыслящ, просто ранение головы. — А, ну ладно, тогда постараюсь говорить помедленнее… — Используй меньше умных слов и все, он не настолько туп. — А какие слова умные? — этот вопрос дал понять, что умом она ушла недалеко от нашего отмороженного рашеменского берсерка. О, Кореллон, с кем я только теперь путешествую. — Кстати, Бранвен, а что ты забыла на Побережье Меча? — Темпус дал видение. Он сказал, что я должна участвовать в великой битве. Я слушаю своего бога. — Тир иногда мне посылает видения. Но они смутные. — Боги никогда не бывают прямолинейны, даже такие, как Темпус. Прости меня, о великий! — она сложила руки в покаянии. Глупая и верующая. Но я живу в таком мире, где вера действительно дает силу. Жаль, что у меня ее давно нет, а верить в смерть? Зачем верить в очевидный факт? — Боги или нет, но это не избавит нас от предрешенного результата быть упокоенными в земле. — О, наш брюзга завел свою шарманку, про «блабла рок», «блабла обречены». Ничего, я уже придумала, как вывести тебя из твоего депрессивного состояния! Ты мне потом еще «спасибо» скажешь, мой стройняш!       Можно лишь похвалить ее за ее упорство. Или за надоедливость. Но дело молодое. В таком мире с улыбкой долго не живут. Ее или снимают, или она остается на твоем хладном теле. Пока Бранвен ела купленный шашлык, впиваясь в него, как зверь — мы достигли лавки бронника и оружейника. Цены на качественное вооружение удивили даже меня. — А що ви хочете? Железный кризис. Остальное ломается. А эти доспехи и оружие качественной работы от кузнецов из «Железного Трона», — Гириас от последнего словосочетания нахмурился. Я тоже был наслышан об этой корпорации. Рабский труд, взятки, и прочее грязное белье было лишь верхушкой айсберга. Арфисты копали, не раскопали. — Бранвен, возьми деньги из моего кармана и покупай себе все, что нужно. Я не могу, и не буду давать деньги «Железной Табуретке». — Эй, не оскорбляйте честных торговцев этой фирмы! — А я не оскорбляю. Пока что, — он дернул бровью и толстый торгаш дернулся в ужасе. Сама Бранвен что-то купила, но я не обращаю внимания на мелочи.       Мы ушли от шума карнавала, который потихоньку разбирал лавки и стадионы. Темнело. Я начал видеть излучение живых существ вокруг себя с каждым часом, что мы шли по направлению Берегоста. И мы весь путь молчали. Не потому что не о чем болтать — путь неблизкий. Гириас почему-то не хотел отдыхать в местной гостинице. Я подошел к нему, поскольку у меня было, что сказать ему и по поводу шахт. — К чему все это? — Я догадываюсь, о чем ты. — Ты приходишь, спасаешь город от практически голодной смерти, зачем? В разговор вклинилась Джахейра, идущая с Кхалидом за ручку. — Ксан, от того, что ты омрачаешь свое спасение, лучше не становится. — Джахейра не перебивай, хотя ты угадала, то что я хотел сказать, — он обернулся ко мне и посмотрел из-под бровей, — Не забывай, мы и тебя оттуда спасли. — Вот именно! Я конечно премного благодарен, Кореллон тому свидетель, ты герой, который спасает всех, но кто спасет героя? Ты же ведь не вечно в безопасности из-за своего статуса, и когда-нибудь клинок расколется, а тетива порвется, чего не скажешь о враге. — Ты прав. Это все иллюзия, — и я был шокирован его высказыванием. Я не знал, что у него в голове, но его грубое полуорочье лицо было сосредоточенным, — Я рос в крепости Кэндлкип, которую прежде считал неприступной, и даже там на меня совершили два покушения. Ты прав, безопасных мест или условий, при которых ты полностью уверен в своей безопасности, быть не может в принципе. Но я не буду принимать, то что я изначально проиграл. Не в моем кодексе чести. — Поражаюсь твоей мудрости при твоей молодости. Не думал, что ты меня поймешь, — на самом деле это была правда. Даже если убрать то, что он сын божества, он все еще молодой полуорк. Даже слишком молодой, если смотреть на его отношение к Динахейр и забавам с Имоэн. — Ну да. Я знаю. Я молод, неопытен. Частенько рублю с плеча, или атакую вслепую, но я не жертва. Просто я стараюсь понять, что же во мне такого, что на меня открыли охоту. И что мои сны таят в себе. — И нас, — Джахейра тоже согласилась с ним, — Это тоже интересует. Горайона убили, потому что охотились за тобой. — Я знаю. Я знаю… — он посмурнел и зашагал дальше, ведя нас к городу Берегост, — К тому же, Ксан, мы все обречены.       А я же не стал ему говорить, что он полубог. Эта новость может уменьшить шанс на выживание. Они так почти нулевые. — Верно. И мой тебе совет, как опытного агента, ты должен поймать хоть одного живым и желательно не сумасшедшего, чтобы выяснить, кому ты так сильно насолил, находясь всю жизнь в Кэндлкипе. — И когда мы выясним, Минск и Бу будут долго и упорно вбивать в голову тяжелым ботинком честности и добра этому гаду, что охотиться на наших товарищей плохо! — Гириас стукнул себя по груди и засмеялся вместо ответа.       Я же смотрел на звезды и луну Селуны, маршируя по мощеному тракту. Молчаливые спутники нашей судьбы никогда не принимали активное участие в жизни жалких букашек, кои сейчас смотрели на них из разных уголков Торила. Сказал бы я, будь каким-нибудь бардом. Я не умею наслаждаться природой. Деревья по бокам уже скидывали листву, оставляя после себя лишь пожелтевший ковер по всем обочинам, а потом они просто упадут и умрут. Или их вырубят. А звезды это лишь сгустки энергии в космическом пространстве, либо тюрьмы для жутких божеств, которые тоже состарятся и умрут, выпустив в космос колоссальную энергию, что уничтожит Торил. И спасут ли герои, подобные Гириасу, неотвратимость? Нет. Никто не думает о том, что с каждым годом, мы все ближе и ближе к концу. Люди и н`тел-квессир умеют наслаждаться каждым мгновением жизни, но эладрин и остальные тел-квессир, чей век огромен? Я не в отчаянии. Я перерос это. Просто я уже давно пуст, как личность. Во мне нет ничего, кроме этого проклятого меча, что обжег меня за подобное оскорбление. Ладно, во мне остался только долг и обязанности перед всем Элвендомом. И даже если труп Амаунатора взорвется, став сверхновой — я буду сжимать этот меч до конца.