Энди сломает всё

________________________________ Небо раскалывается на части, становясь слишком твердым, чтобы оставаться на месте, ударяется о земь, рассыпаясь мелкими осколками, превращается в линялую тряпку, что расползается на клочки по незакрепленным швам. Рваные края подергиваются багрянцем и просвечивают чернотой, и Северус едва ли может отвести взгляд от потрясающей апокалиптичной картины. Он горько кривится, то ли усмехается, через силу, почти безумно, узнавая навязчивый вкус и запах, которым пропитывается мир. Он задыхается от сладости цветущей сирени, перекатывает кислый металл на языке и прикрывает глаза, на которые набегает соленая влага. Какая разница, во что превратится небо через миг, если все, что имело значение, Северус уже увидел? Его тело горит от дикого холода, растворяется во всепоглощающей боли, а сознание путается, уплывает, уносится кровавой рекой, в которой Северус лежит. Северус знает, что он умирает. И Северусу почти все равно. Какая у него, однако, жалкая вышла жизнь. Ведь так ничего и не построил, ничего не достиг и никем не стал. Ни хорошим сыном, способным защитить единственную дорогую жизнь, ни достойным отцом, ни мужем и даже ни другом — все, к кому он привязался, умерли, ведь он был слишком слаб и слишком самонадеян, чтобы это предотвратить. Больше того, он был слишком глуп, чтобы понять, что сам подводит важные для него жизни под удар. Гореть ему за это в аду, ежели сыщется в проклятом волшебством мире такой, нет и не будет способа искупить бессилие. Красная река течет в никуда, пробивая себе дорогу в монолитном мраморе парадной залы заносчивых белокурых инкубов, и Северусу кажется, что река эта впадает в Стикс. Стоит подождать всего мгновение, пока она унесет его окончательно. Как знать, возможно, на той стороне он все же встретит кого-нибудь из них. Маму. Лили. Вряд ли Энди. Перед ней он особенно, бесконечно виноват — а значит, во всех вселенных не найти и крошечного шанса, что Энди его подождет и, тем более, станет слушать дурацкие извинения. Яркие, кислотных цветов пятна пляшут перед мысленным взором, закрывая собой пустоту, что возникла, когда он увидел колдовской торнадо, сметающий сперва хрупкую фигурку его несостоявшейся невесты, а потом и все остальное, вместе с темными колдунами, что собрались по зову господина, роскошным убранством зала, и даже клочками неба, слишком ненадежно сшитыми облаками. Пятна кружат Северуса в хороводе, обещая блаженное забытье. Он желает этого забытья, ведь реальность слишком кошмарна, чтобы в ней оставаться. В реальности Энди попалась Лорду и тут же была убита, в реальности ее убийство спровоцировало страшную бурю, превратившую большинство из присутствующих в кровавый туман, в реальности он сам зачем-то еще рвано дышит, но, право слово, что ему в ней теперь делать? Северус невидяще следит за пятнами, не сопротивляясь подступающему небытию. Но вот, одно маленькое, тёплое и светлое пятно вдруг касается его сути. Даря незаслуженный покой и робкую надежду, стирая боль, что угнездилась глубоко в сердце и в прочих, менее раненых частях тела. — … же обещал, что только по заслугам… — доносится до него странно знакомый, мягкий даже в раздражении голос. Северус мысленно тянется за ним, ощущая смутную приязнь к неожиданной галлюцинации. — … так и есть, просто убийцы и черные маги вполне ожидаемо… — вторит ей вторая, чуть хрипловатая и менее интересная. — … по краю… тяжелые, как их еще реаними… — … времени… чтобы стабильны, и целители Мунго сами… — … слишком большое потрясение для Завесы. — … нет, что ты делаешь, не этих же! — Слышит вдруг Северус абсолютно четко. Это сказал колдун, понимает он. А вот второй голос значительно выше, ведьмин. Незаслуженно пойманное в плен тепло, что растеклось по телу, все не покидает, наоборот, согревает, исцеляет, вселяет надежду исподтишка, и Северусу кажется, что смерть временно отступает. А еще, эти голоса слишком знакомы, и он вот-вот поймет что-то важное о них, наверное, потому его сознание вновь неведомым образом цепляется за происходящее. Северус пытается приоткрыть глаза, чтобы ухватить это важное за призрачный хвост. — Только этих мне и осталось подлатать из тех, кто не умер. Ты только что заверил меня, что вложил уйму силы в свою кармическую способность, никто не получил больше, чем заслужил, правда веришь, что кто-то мог получить меньше? — Говорит ведьма: уставшее сознание Северуса находит ее яркий, фонтанирующий уютной магией силуэт. — Родной, мы же договорились, что всем, кто выживет после твоих чар воздаяния, дадим второй шанс, нам же нужно максимум магов, чтобы удержать Завесу. Мне жаль, но в детстве я не думала, что мой муж сможет одним ударом уничтожить почти всех Упивающихся, знала бы, повременила бы с тем, чтобы расшатать ее самостоятельно. Серьезно, я боюсь, с ней теперь нужно очень осторожно, остаточный каркас еле держится, не чувствуешь? Я рассчитывала, что выживших сегодня будет в несколько раз больше, нужно теперь крепко подумать, как протянуть до марта… А уж разбрасываться материалом еще больше… слишком рискованно. Думаю, нельзя добивать, даже, если твои чары пережили именно Блэк и Лестрейндж. Нет, на фоне сегодняшних потерь среди родовитых, силы этих будут вовсе не лишними, нужно исцелять. Пускай вытягивают возросшую нагрузку с остальными. Отойди, пожалуйста, кровавый орел — не то, что я могу исправить одним заклинанием. — Нет. Андромеда носит их наследников, уж как-то их Искры выстоят. Нет! Пусть медленно загибаются, я слишком долго ждал, я теперь имею право… — Возмущенно отвечает ей размытое темное пятно. — Следовало давно их удушить! Если бы ты не скрывала, что они с тобой сделали, до последнего… — То ты попробовал бы защитить мелкую меня — просто так, без всяких утративших актуальность контрактов, не допустил бы случившегося. Устроил бы жуткую временную бурю, сложный парадокс и поставил под вопрос развитие моего прошлого. Послушай, тебе не кажется, что в данном случае все же именно я имею право? Давай пока поставим это на паузу? Подумаем позже, на свежую голову? Если твоя сила заставила всех заплатить по счетам, в живых должны были остаться только те, чьи грехи еще не полностью перечеркнули шанс на искупление. Если Блэк и Лестрейндж среди них… Я надеялась, их настигнет максимальная кара, но… Очевидно, есть причина, что-то, что объясняет, или компенсирует, не знаю. Убить всегда успеем, но сейчас мне кажется, нельзя пороть горячку. Давай, отходи, подлатаю их, пока еще дышат, я вообще-то не уверена, что через еще минут пять у меня получится собрать это месиво обратно в колдунов. — Поверить не могу, ты еще и беспокоишься об этой падали! — Горячится темная фигура. — Вовсе не о них, — возражает ей яркая, — я беспокоюсь о тебе. Я останавливаю тебя, когда ты должен остановиться, но слишком зол, чтобы тебе было легко. Ты просил это делать ради тебя — и сейчас я говорю: хватит. Они мне еще пригодятся, так что давай пока на этом остановимся. Позже решим, что с ними делать, вдруг они… заслуживают шанс? Почему-то же они перенесли твои чары лучше других, очевидно, что меньше других натворили плохого. — Да они пережили чары воздаяния лишь потому, что пили полчаса назад из Грааля Раскаяния! — А! Ты все же отвел душу, подстроил так, чтобы они еще и выпили из него? Что ж, не обессудь, как видишь, есть последствия. В конце концов, Грааль — тоже не игрушки, сводит с ума каждого второго, муки совести — страшная вещь. Северус, ты мог сам забрать крестраж из пещеры, но решил сделать то, что ты там сделал. И потом, в божественной способности коллективно мстить по заслугам мы не сомневаемся же? Если мы их сейчас убьем, это будет перегибом. Северус? Какое странное имя… Впрочем, как еще могут звать голос в голове… Голос, что отмеряет наказание… Тишина заполняет все вокруг Северуса — «пятна» молчат, и пространство тоже молчит, опасаясь, что недостаточно прозрачно и может привлечь внимание призрачных голосов. Северус подумал бы, что оглох, но он не думает: тихая пустота поглощает все, кроме нестерпимых намеков на то, чего он не смог сделать. — Я буду следить за их шансом пристально, — слышит он вдруг снова слова, подкрашенные пугающими оттенками. — Я узнаю, когда границы перейдут они, и тогда… — Конечно, милый. Куда б их деть теперь, в Мунго я и так уже послала пятерых, вряд ли дежурный вытянет больше тяжелых… Может, пока к нам? — Погоди, я еще не смирился с тем, что ты их исцеляешь, мне и для этого нужно много виски. Еще смотреть, как они приходят в себя, не хватало, меня даже Крауч бесит, не то, что эти. Подлатай их понадежнее, но оставь здесь. Будет Малфою компания. — Но тогда у них есть шанс угодить прямиком к дементорам, — задумчиво тянет ведьма. — Не вижу проблемы, — отвечает колдун с легким сарказмом. — Им полезно посидеть, для закрепления эффекта мук совести и профилактики рецидива. — Но в Азкабане они мне не очень полезны, а стольких вытаскивать будет муторно. Может, хотя бы Блэка заберем? — И чем Блэк заслужил? — Ну, он Глава моего бывшего Рода… Принес мне и пользу, все-таки поддержка Рода, в который он меня опрометчиво ввел, была мне очень кстати. Годами! — Пользу… — повторяет колдун непередаваемым тоном, и замолкает — некоторое время Северус больше ничего не слышит. Вдруг, плечо прошивает боль от чересчур крепкой хватки, легкие лишаются всего запаса воздуха, а внутренности скручивает в тугой узел… На какие-то мгновения: когда Северусу все же удается сделать несколько вдохов, он с удивлением осознает, что эти ощущения — лишь последствия того, что его только что аппарировали. Он оказывается на чем-то удобном, мягком, и… — Почему же ему все еще так плохо? Ты ведь говорил, что ничего неоправданно смертельного он не успел натворить? — Встревожено спрашивает ведьма. Северус по-прежнему лежит с открытыми глазами, он видит, что она склонилась прямо над ним, но ее лицо воспринимается так же размыто, и Северус все никак не может понять, что в этой ситуации кажется… знакомым. — Я ведь исцелила его первым, он уже давно должен был оправиться, да и теперь, когда он дома… Чего я не заметила?! — Ох, брось, этому тоже досталось по заслугам, а это было полегче, чем у большинства, — едко замечает ее собеседник. — Наш бедный мальчик просто упивается раскаянием. Осознает, что жизнь — полное %»? №»! , а он сам — слабое ничтожество, неспособное ни на что путное. Жалеет, что не смог не то, что победить, а даже начать бой, мечтает подохнуть наконец, чтобы не чувствовать боли от потери. Несчастный, одним словом. Проникается тем фактом, что отныне все Берти Боттс исключительно со вкусом крови… — Не будь таким строгим к моему жениху, — отвечает ведьма, и Северусу кажется, что в ее голосе проскакивает смешинка. Из колебаний размытых бликов вдруг удается выхватить почти четкие линии, очерчивающие красивые губы. Но теплая ладонь касается его щеки, невесомо, мягко, будто лаская, даря силы — и одновременно отводя голову чуть набок, скрывая лицо колдуньи от постепенно проясняющегося взора. — Я видела, он пытался вмешаться в отвлекающий спектакль, и ты притормозил его немилосердным ментальным ударом. Зачем еще и смеяться над мнимой слабостью и неспособностью дать бой… — Много бы он сделал, не останови я его! — Эмоционально огрызается маг. — Его бы бестолково размазали по стенке за секунду, разве что успел бы еще и встрять, не дал бы тебе времени пленить душу Реддла! Он мог нарушить план! — Ты никогда не был в восторге от этого плана, — хмыкает ведьма. — Даже, когда я рассказала тебе, насколько вообще малореально меня убить с учетом откатов сознания. Хоть Волдеморту, хоть кому более сильному. Может, тебе стоило дать Севу свободу действий? Потому что сейчас мне кажется, что ты злишься на него за бездействие, которому сам же и поспособствовал? Доводишь только парня до суицидальных мыслей. Ты все еще уверен… что желаешь оставить все, как есть, ведь есть еще возможность изменить ход событий? — Уверен? — Спрашивает колдун с уже откровенно опасной интонацией. — Уверен ли я, что желаю сохранить свою семью? Жену, сына, дочь? Дом, друзей, увлечения? Почти семнадцать лет жизни?! Видимо, ты сама сомневаешься, раз спрашиваешь? — В нас я не сомневаюсь. Но ты дорого заплатил за то, что прыгнул в прошлое… Всегда ли ты хотел стать, кем стал? Вполне вероятно, что мы были бы вместе так или иначе, ты вообще мог бы — и еще можешь — получить семью без всяких жертв. Не думаю, что это искажение будет неподъемным, скорее всего, моих сил хватит, чтобы направить магическую бурю, и… — Вот именно, Энди! — Колдун яростно перебивает ведьму. — Я заплатил дорого, я пережил достаточно, чтобы наконец ценить то, что я имею, и иметь то, чего я хочу — и я не пожалею о том, кем я стал или могу стать. Мой выбор, в конце концов, делает меня мной! Я не допущу теперь и малого отклонения от плана, потому что смог научиться выбирать правильно только благодаря тому, что пережил в прошлом! Менять теперь что-то, рискуя вами?! Только теперь, кажется, Северус и понимает, отчего разговор «пятен» сразу показался столь важным, что даже несколько отвлек от ожидания смерти. И правда ничего уже не болит — что неудивительно, если его исцелили. Даже зрение наконец фокусируется нормально… и тут же шокирует усталый мозг новой информацией: у подозрительно знакомой, «домашней» каминной полки стоит, держа в руке початую бутылку виски, и спорит с волшебницей… сам Северус. Постарше немного, и с непередаваемо сильной аурой магии, но определенно, он… Северус, который, выходит, прямо участвовал в уничтожения Темного Лорда и Упивающихся, что присутствовали на собрании. У его ног, на ковре, лежат чьи-то окровавленные тела, но на них сейчас вообще не обращают внимания. Сев резко дергается, стараясь развернуть голову и убедиться, что невероятное имя колдуньи ему тоже не послышалось. — Энди… Это… это ты, ты… цела? — Дезориентированно шепчет он, жадно рассматривая улыбающуюся волшебницу: светлые локоны, изменившиеся, теперь столь характерно-Блэковские, черты, но и такие знакомые глаза, неужели, правда... — Нет, неудачник, это не твоя Энди! — Заверяет его мордредов маг-двойник, оказавшийся вдруг опасно близко. Грубо схватив за шею, поймав взгляд. Северус успевает еще сообразить, что нужно спасаться, вырываться, но, как он ни сопротивляется, тёмные глаза напротив затягивают в холодный бездонный тоннель, наносят сокрушительный ментальный удар. Не первый, похоже. — Твою сегодня поймали Упивающиеся! Ее убил чокнутый хозяин на твоих глазах, пока ты пребывал в неуместном ступоре! Тебе не следовало давать невесте повод сомневаться в тебе, ты вынудил ее сбежать из твоего дома, ты не смог ничего, ни предотвратить то, что ее нашли, ни спасти от расправы — даже возмездие, накрывшее вашу шайку, случилось без твоей помощи! Какая ирония, магическая буря уничтожила Волдеморта и цвет его организации, зато пощадила тебя — хотя ты предпочел бы, чтобы выжила Энди. Но ты не берег ее, и потерял. Живи теперь с этим, бездарь, пока не придумаешь, как взять судьбу в свои руки! Мир вокруг — второй раз за недавнее время — взрывается болью и разлетается мелкими осколками, пока Северус отчаянно пытается удержать свое сознание при себе. Энди снова невесомо гладит его по щеке, сердито замечая, что Северусу стоит быть помягче с… собой, мол, нашел на ком злость сгонять. Голова кружится, мысли хаотически мечутся, он пытается осознать невероятное об этом пугающем колдуне, а колдун, тем временем, лишь повторяет Энди вновь: он сделает все, чтобы история повторилась и его драгоценное настоящее не подвергалось и малейшей опасности. Ведь кому, как не ему, решать, сколько боли он готов причинить самому себе ради осуществления желаний. — Что ж, раз так, то ты, полагаю, все же понимаешь, как это работает, — говорит Энди. — Наше прошлое определяет нас. Ты не желаешь вычеркивать горькие события, чтобы сохранить то хорошее, с чем они оказались в итоге связаны. Я также не посчитала возможным избавить младшую версию себя от неприятного Самайна — даже в хронопетле, когда могла пережить откат, убившись о что-нибудь, стерев себе унизительную память, но рискнуя потерять при откате во времени и нашего сына. А что, если бы я предотвратила собственный визит к Малфоям, или позволила это сделать тебе? Наш с тобой ребенок бы не пострадал, но без ритуала Блэка я не была бы Блэк, не поддалась бы зову сидхе, не оказалась бы в начале семидесятых вновь, и у нас не было бы сейчас Доры! Мне есть что припомнить Лестрейнджу и Блэку, но я не могла рискнуть менять прошлое с такими ставками. Не знаю, может, не так уж и плохо, что они выжили сегодня в нашей буре… Энди и Северус говорят друг другу еще что-то, Энди доказывает — наверное, сама себе, преимущества чрезмерной гуманности, только Сев больше ничего не слышит. Чудовищной силы внушение все же навязывает ему новые, грустные мысли, и за болью от свежей раны, скорбью от потери Энди, он больше не замечает ничего вокруг: ни настоящего, что выцветает и линяет, будто бы ничего вокруг Северуса и не происходит больше, ни прошлого, из которого магия искусно убирает все «лишнее» по мнению могущественного колдуна.

_____________________

— Когда говоришь, младший Снейп собирается в Карфаген? — Светским тоном уточняет у Энди Мег, провожая глазами взбудораженного юнца, ворвавшегося в комнату. Ведьмы расположились на уютном диване в гостиной, разместив переносную люльку со спящим ребенком в зоне видимости: три недели назад сынишка обрадовал Энди первой проснувшейся магией — он, как и папа, переносился, куда желал, легко сметая наколдованные барьеры, а потому за ним нужен был глаз да глаз. Пока что им везло, что ребенок желал оказаться в основном на руках у матери, но оставались еще различные подпространства… Помощь Мег, которая, недолго думая, навесила на крестника сотню заковыристых следилок, что порой выручали быстрее, чем следилки «неопытной» пока Энди, стала воистину незаменимой — а потому Энди теперь была искренне рада видеть эксцентричную куму в гостях в любое время, когда только Мег было удобно. — Через три дня, — отвечает ей Энди, чарами обновляя напитки в бокалах и, заодно, расширяя пространство между молодым Снейпом, увлеченно замеряющим что-то в углу возле кресла, и ковром, где Дейм как раз развлекает Хелен и Дору. Конечно, юный Сев никого, кроме себя, в этой комнате не замечает (не с его способностями пока замечать столь сильных магов, желающих скрыться от его взора), но цербер, все же, не кролик, места, подставляясь под почесушки, занимает много, и хорошо бы, чтобы Северус через своего будущего питомца случайно не перецепился. — А, точно, сегодня только двадцать шестое, — говорит Мег, чуть подумав. — Я редко пристально слежу за календарем. Просто картина, по правде, немного удручает. Энди вздыхает: ей тоже бывает неловко пересекаться с младшим Севом в доме и становиться свидетелем того, как он загоняет себя, рассчитывая предстоящий ритуал. В январе они не видели его (по словам Северуса, он тогда предавался меланхолии в Коуквортском доме), но потом Сев вернулся в дом предков, чтобы найти книги, оставленные Энди в 77м. Его интересовала магия времени, и, задавшись целью, парень практически поселился в библиотеке, изучая возможности. Он выходил, разве, в уборную — засыпал, подкошенный усталостью, обычно прямо за рабочим столом. Сегодня его глаза, все еще красные от перманентного недосыпа, уже блестели от лихорадочной надежды и мрачной решимости: он явно закончил теоретические изыскания и начал брождение по дому и саду, выискивая лучшее место для ритуального рисунка. Сев был настолько сосредоточен на своем исследовании, что, возможно, не заметил бы всей своей будущей семьи, даже, отмени они скрывающие чары. Энди искренне жалела его: именно она обновляла ему запас еды на столике в библиотеке, ведь сам Снейп был очень сосредоточен на задаче и оттого невнимателен к себе. О том, что нужно что-то поесть (а тем более, приготовить это что-то, чтобы поесть), он вспоминал не часто, а, когда вспоминал и удивлялся, что дом милосердно предоствляет ему необходимое, ни разу не задался вопросом, за счет каких именно чар это происходит. Идея перенестись во времени захватила колдуна настолько, что он вовсе не доставлял хлопот жильцам дома — они просто оставили ему на откуп библиотеку, дети его даже не видели до сегодняшнего вечера. Им стоило бы оставить Сева на время в одиночестве, уехав куда-нибудь, скажем, на отдых, но ни старший Северус, ни Энди не рассматривали эту идею всерьез: психологическое состояние Сева оставляло желать лучшего, и оба предпочли периодически проверять, как у него идут дела. Ему предстояло перенестись в прошлое, чтобы изменить свою судьбу. В силах современной версии Северуса было проследить, чтобы Сев сделал то же самое, что он сам уже сделал когда-то, помочь при надобности, а в силах Энди — позаботиться хотя бы о том, чтобы любимый не истощил себя физически в своем упорстве. — Да, но мы с Северусом согласны в том, что хотели бы присмотреть за этим ритуалом, — отвечает Энди, смотря на Сева. — Проверим рисунок, добавим магии, если понадобится, ведь сейчас, пока он нервно носится туда-сюда, его бросать немного боязно. — Вот смотрю я на это и думаю, честно говоря… Может, просто нарисуем сами? Прошлый я не спит уже вторые сутки, его бы сонным приложить, силы после прыжка ему ой как понадобятся… Он очнется на пепелище, оставленном битвой колдунов. А я, помнится, чувствовал себя вполне отдохнувшим… — задумчиво добавляет Северус, появляясь возле ведьм и тоже сосредотачивая внимание на Севе помладше. Энди украдкой оборачивается на Патрика, с которым Северус играл в шахматы в кабинете: но через чуть приоткрытую дверь видно, что Патрик сердито переговаривается с кем-то по сквозному зеркалу, и Энди становится понятно, что Северус посчитал за лучшее отойти ненадолго, чтобы не смущать гостя. — Пожалуй, я приду посмотреть на прыжок. На всякий случай, — пожимает плечами Мег. — Просто, чтобы убедиться, что мой друг окажется там, где нужно. Вдруг он вообще все рассчитал идеально, и вектор на Карфаген нам придется смещать в процессе. — Вот-вот, и Фрейя тоже так сказала, — усмехается Энди, провожая глазами младшего Снейпа до выхода из комнаты: он закончил свои замеры и пошел искать другое перспективное место. — Бедный Сев, он так переживает, что у него ничего не получится, тогда как за его ритуалом на самом деле будет наблюдать столько заинтересованных… — Этот ритуал обречен на удачу, — сообщает Дора серьезным голосом. Глаза ее сияют серебром, и, хотя девочка не перестает почесывать за ушами блаженствующего от внимания Дейма, Энди понимает, что у дочери только что было видение. С тех пор, как Дора услышала предупреждение о том, что в доме временно живет еще один Северус, который вскоре начнет хронопетлю, она частенько спрашивала, все ли у родителей идет, как задумано — видимо, так и спровоцировала в конце концов видение. Что ж, это видение, по крайней мере, к месту. Энди и Северус до сих пор не знают, как относиться к предыдущему, по итогам которого мелкая, вероятно, «выбрала» себе жениха. Их будущего зятя зовут, вероятно, Биллом, и они знают о нем до прискорбного мало. Только то, что ему было девять, когда он, подобно Энди, присоединился к танцу сидхе на Самайн 79го. Он тоже оказался в прошлом: щедрые подношения Энди в месте, где должны были открыться те Врата, предоставили достаточно энергии, чтобы дополнительные жертвы для переноса в прошлое ГОСТЯМ не понадобились. Одна из НИХ взяла мальчишку, побежавшего за привлеченным зовом псом, с собой в путешествие — в качестве деликатеса на ужин. И, тем не менее, мальчику повезло выжить, чудом улизнув в последний момент: демоны, что собрались на тот ужин, неожиданно рассорились между собой, спровоцировав драку, в которую оказалась втянута и сидхе, что привела с собой мальчика. Большинство из детей, которые ожидали своей участи закуски, не избежали все же смерти в разгар магического боя, но подкидышу Биллу, бастарду магов, удалось объединить стихийное колдовство с магией другого мальчика-волшебника из загона «еды» и аппарировать в далекий горный монастырь. Эта часть истории известна Энди достаточно подробно потому, что Дора её пересказала — когда объясняла, почему просит подобрать словари и другие книги, которые могут хоть как-то помочь британскому парнишке из двадцатого века прижиться далеко от дома в период расцвета Чосон. И кому именно эти книги нужно подбросить… В тот незабываемый день, когда Энди помладше «имела честь» получить предложение руки и сердца от Волдеморта, в час, когда всеми силами не выпускала свою «дальнюю родню» с кладбища в зону, где должны были сместиться слои пространства и открыться Врата. О том, что случилось в далеком прошлом с мальчиком Биллом после побега от волшебных созданий ТОЙ стороны, Дора пока не знает, но уже уверена, что ему удастся каким-то образом вернуться домой, вновь прыгнув во времени — тогда-то у них и будет шанс познакомиться. Когда и как именно это случится, а также, какие сюрпризы к тому времени будут в рукаве у Билла, Энди еще предстоит выяснить, но волноваться она почему-то начинает уже сейчас. Мало ли, как оно все у него будет - это Северусу повезло, что он смог-таки и целей своих достичь, и идеально стабильную временную петлю, что ничего в его прошлом и будущем не нарушает, рассчитать. Возможно, это все еще не всерьез, насчет потенциальной свадьбы с непонятным Биллом… Ведь нельзя забывать о том, что мнение Нимфадоры может много раз поменяться относительно суждений, которые есть у нее в семь лет… Однако такие вот моменты заставляют завидовать тем воплощениям Энди, у которых дети не обладали яркими дарами. Путешественники во времени — ребята дерзкие, влюбляться в таких дело рисковое. Даже Северус признал, что годы воспитания детей (особенно детей, обладающих огромным потенциалом магических сил) — сложный вызов. И что желаемая месть Лестрейнджу и Блэку вышла на новый уровень: кроме того факта, что они доживут до момента, когда их обожаемые Сердца Рода перейдут под контроль одаренных, они еще и хлебнут с отцовством сполна. Их дети, несмотря на то, что родит Андромеда, а не Энди, будут сильнее, чем кто-либо из них ожидал. Лучше бы им своих (не)желанных чад любить и хорошо воспитывать — Энди собирается присматривать за судьбой уже-не-ее детей, пусть и предпочла передать ответственность за их вынашивание, рождение и вопитание тезке. Если она ошиблась, и назначенные ею родители будут ценить то, что она для них сделала, недостаточно, придется вмешаться в события снова. — Мам, Хелен, а можно, я пойду порисую? Мне такая красивая картинка привиделась? — добавляет Дора без перехода. — Конечно, можно, — отвечает ей отчим, пока Энди и Хелен удивленно переглядываются. — Давай я только проведу, чтобы не вышло случайно наткнуться на это чудо в перьях, что бродит по дому, не разбирая дороги. Ей-богу, усыплю Сева, чтоб не нервировал… Все так же ворча, Северус и впрямь ждет, пока Дора со всеми наобнимается, и выходит из гостиной вместе с ней. Энди мысленно соглашается с его предложением: это ведь и правда самый простой и гарантирующий всем спокойствие вариант, просто усыпить младшую версию мужа и спокойно подправить его подготовку к прыжку во времени. С хронопетлями, по возможности, лучше вести себя осторожно — иначе за слишком большим количеством переменных приходится следить. — Я, кстати, проверила свое расписание, — говорит Хелен, вставая с ковра, когда за Северусом и вдохновленной чем-то нездешним Дорой прикрывается дверь. Хелен перестает тискать блаженствующего цербера, и теперь накладывает очищающее на руки, чтобы взять прохладительный напиток и себе. — Второго марта с трех до пяти мне не сложно погулять с крестницей. — Я тоже могу прийти к крестнику, — кивает Мег, легко чокаясь с ней бокалом, — но хотела бы взять с собой Медди, это ничего? — Спасибо, Лен. И, конечно, ничего, если Медди тоже будет рядом, Мег, — вздыхает Энди, — ты ведь в ней уверена. Извините, что снова вас дергаем, с крестными колдунами, как всегда, сложнее договориться, а на своих подруг послабее мне боязно оставлять сына — вдруг перенесется ко мне, ты-то хоть удержишь. — Не так уж вы и часто просите о помощи, — пожимает плечами Мег. — Даже завидно, честно говоря, вы с Севом на редкость сознательные родители, вон, о присмотре договариваетесь заранее. Когда я была маленькой, нас с сестрами постоянно оставляли чуть ли не на первого-попавшегося тартарского служку, а, если мы на выезде где были, то няньки вообще могли быть из незнакомых… — Оу, это у тебя еще отец, считай, однолюб, — вздыхает Хелен, — вот когда у одного мужика дети от нескольких дам, тогда вообще полный дурдом: вроде бы и присматривают всем пантеоном, но дамы-то чужих мелких не жалуют, с завидной регулярностью чей-нибудь малой оказывается в другом слое реальности годков эдак на двадцать… Потом мать его по всем заломам пространства ищет, потом выясняет, кто ей удружил, потом идет разборки устраивать… Если так подумать, они же вообще все вместе уживаться не умели! — Весело там у вас было. Значит, от семьи в Чертоги все-таки добровольно сбежала? — Усмехается Мег. — Нет, муж меня тогда действительно похитил, — мечтательно закатывает глаза Хелен. — Он мне вообще не нравился, даже голодовку устраивала — но ведь, зараза, умеет быть обворожительным… Потом я уже оценила свою удачу… Так, Энди, а вы куда с Севом, собственно, собираетесь? Романтика, мм? — Если бы, — смеется Энди. — Нам на три в суд, и Патрик тоже с нами пойдет, наш анклав-то все еще лихорадит, мы наконец почти подготовили почву для обновления магических мирных соглашений. Заодно вытащим из Азкабана некоторых магов, так будет удобнее всего. Вот мне и не хотелось бы детей с собой брать: я, по факту, буду в основном возле дементоров, а это не самая приятная компания. — О, из Азкабана. — Хмыкает Мег. — Наслышана. Что, и того колдуна, из-за которого спорили, тоже вытаскиваете? Северус был расстроен твоим решением оставить его в покое. Между нами, судя по тому, как он тогда напился, ему эта твоя доброта действительно сложно далась. Ну что стоило позволить ему колдуна убить? Неужели, на тебя настолько произвели впечатления проповеди святоши Патрика? Или Пабло? Чего ей это стоило? Усилия воли, пожалуй. Ни Блэка, ни Лестрейнджа Энди на самом деле изначально не собиралась щадить — как ни крути, «гостеприимство» всей их компании приятным было не назвать, зато в память оно врезалось сильно. Но чем больше она думала о непредвиденном выживании ее обидчиков, тем больше сомневалась в том, что оно случилось случайно. Разумеется, они не были праведниками… но правда была в том, что Энди, видевшая немало видений о их прошлом, не способна была назвать их законченными маньяками. Хуже того, как для сильных магов, они были скорее… обычными. Как и Северус, они примкнули к Темному Лорду, следуя внешне интересной политической программе, как и многие чистокровные, включая их родителей — принимая во внимание два важных пророчества, подчеркивающих исключительность личности Волдеморта. Они били на поражение лишь в двух случаях: в боях с Орденом Феникса и из соображений актуальной для их Рода вендетты. Произошедшее же между Блэком, Лестрейнджем и Энди было противно колдунам. Однако, в этом и был корень проблемы: у Энди не очень получалось оценить тот вечер непредвзято, учесть чье-то раскаяние — ведь больше всех пострадала именно она. Что Блэк, что Лестрейндж, поддержав Упивающихся, очевидно, не предполагали возможности, в которой их лидер одновременно способен влиять на их волю и достаточно дурно воспитан, чтобы потребовать для себя дорогую им ведьму, не считаясь с ее мнением. Оба боялись за Андромеду, именно потому пошли на плохо продуманную, спонтанную подмену, в результате которой на их жизненном пути появилась Энди. Они понимали, что подставляют кого-то незнакомого, но посчитали это оправданным, чтобы защитить семью. Нехорошо — но, если не лицемерить, Энди ради семьи тоже кого угодно подставит. Ни один из колдунов не был готов к тому, чем закончится тот сумасшедший вечер, и уж точно они не получали удовольствия, выполняя приказы своего Лорда. По правде, они были в ужасе — то ли от того, что он заставил их сделать, то ли от того, что они не могли отказаться. Легче ли Энди от понимания всех этих моментов забыть о том, сколько боли они ей причинили? Нет, не легче. Ей было очень приятно видеть, как под действием Северусовых чар возмездия корчатся в агонии они сами, было в этом нечто… кармическое. И вновь, если не лицемерить, есть и другая сторона моральной дилеммы, неочевидная, но от этого не менее реальная. Ведь это именно Энди десятилетия провела, расшатывая анклав и закрывая глаза на усиление Волдеморта — его безумие захватило стольких магов потому, что ей не было дела, когда она была четырьмя ведьмами, и потому, что она не считала его приоритетной проблемой до недавнего прошлого. А между тем, Волдеморт принес в анклав немало ужаса, да и в истории с подменой Андромеды именно он, а отнюдь не Блэк или Лестрейндж был первопричиной произошедшего. Что-то странное, не менее кармическое, виделось Энди теперь в том, что именно она, всеми силами подогревавшая кровавый конфликт колдунов, что шли за идеями Альбуса и Тома, страдала впоследствии от их же решений. Возможно, на её фоне колдуны, с которыми она провела отвратительный вечер, не так уж и плохи. Возможно, причинив им ответную боль и страдания, она и впрямь должна была посчитать инцидент исчерпанным. Возможно, именно поэтому как Лестрейндж, так и Блэк, до сих пор живы, а сама Энди вступилась за них перед Северусом, даже не успев полностью разобраться в своих мотивах. — Думаю, это все из принципа, Мег, — поджимает губы Энди. — Мы с Севом договоривались о том, как поступим, заранее, договоривались, что все, кто выживут после бури, получат второй шанс, «тот колдун» выжил, только и всего. Куда более виноватые полегли все — их, честно говоря, было ужасно много, включая последних представителей двух Родов, и Завеса опасно истончилась. Севу просто не понравилось, что в живых остался кто-то из тех, кто обидел лично меня. Но это не значит, что такие легко отделались — просто они до сих пор живы. По мне, рациональнее заставить их разгребать последствия своих и чужих поступков. Мы нескольких магов собираемся оправдать в суде, нечего впустую терять возможность поддерживать Завесу с помощью их магии. Это довольно-таки критично до ритуала, который мы распланировали для её обновления. Да и Северус в итоге согласился, что на убийстве варианты, чтобы поквитаться, не заканчиваются. — Оно-то так, но другие варианты занимают больше времени, тогда как почти любая вина может быть смыта кровью, — отвечает ей Мег. — Это помогает, разве нет? — Переводит она взгляд на Хелен. — Когда да, а когда и не очень, — отвечает та с лукавой усмешкой. — Не то, чтобы я могла так обобщить. Но, поправь меня, если я ошибаюсь, вы могли бы убивать за проступки очень многих, пожалуй, не менее трети, а то и половину разумных, так? А, при особом пристрастии, вы можете найти, как придраться к любому. У многих найдется за душой то, что потянет на такую кару, в особенности, пожелай вы трактовать вину творчески. — Допустим, — неопределенно кивает Мег. — Почему тогда многие из них еще живы? — Потому что не за всех просят. Потому что, если мы убьем всех, никого не останется. Потому что кто-то раскаивается в том, что совершил, и без нас, тогда мы… ждем. Потому что некоторым стоит давать шанс. Ну и потому что нам тоже бывает лень. Это иногда откладывает наказание, но не отменяет же. — Вот именно, Мег, кому-то стоит давать шанс, — замечает Энди. — Он не обязательно будет оправдан, но там уж посмотрим, как колдуны воспользуются выданными им индульгенциями. Считай это блажью, но поразмыслив, я пришла к тому, что с того влюбленного придурка, посмевшего меня обидеть, пока достаточно. Ну и со второго тоже. Не думаю, в моей голове на эту тему все это очень рационально, но я действительно устала от рек крови вокруг, в конце концов, могут же у меня найтись какие-то другие пути, не ведущие к цели покорять, поглощать и убивать? Может, ты и права, кое-что из слов Пабло на меня повлияло, но он всего лишь спросил, какой богиней я собираюсь стать. Я не готова прощать то, что действительно смывается лишь кровью, так что до благочестия доброты мне далеко — но если ситуация другая и я хочу кого-то пощадить, то по какой причине, на самом деле, я должна в этом себе отказать? Могу же я желать не только разрушения, а, я не знаю… — Всего остального? — Подсказывает ей Хелен, иронично улыбаясь. — Может, не так глобально, но… по крайней мере, чего-то другого, — отвечает ей Энди серьезно. — О таких чаяниях отрадно слышать, — раздается в гостиной голос их самого тихого гостя. Энди поворачивается к нему с легкой улыбкой на губах: они с Патриком мало общались пока — его совсем недавно удалось призвать из небытия, но впечатление он производил самое благоприятное. Помог им немного скорректировать расчеты предстоящих ритуалов по укреплению местного участка Завесы и усилению охраны Врат, искренне поддержал стремление навязать анклаву мир и прекратить междусобную грызню, поделился кое-какими советами относительно того, какими должны быть соглашения, чтобы подопечные — то бишь, все колдуны анклава независимо от происхождения — могли к ним приспособиться без бунта. Казалось, одним своим присутствием Патрик способен уладить любой конфликт… если только это не застарелый спор с дочерью. По правде, Энди диву давалась, как так получается — ведь и Салли — широчайшей души ведьма, если не знать, так и в голову не придёт, что она обращается в василиска, да еще и с трудом контролирует в этой форме жажду крови. Но факт остается фактом: отношения в недавно воссоединившейся семье все еще достаточно натянуты, и, что Патрик, что Салли, поглощены своими разногласиями. Энди, в силу женской солидарности лучше понимающая как раз точку зрения Салли, на это лишь вздыхает. Кем бы ни оказался этот привидевшийся дочке «Билли-жених», в будущем она должна с пониманием отнестись к выбору Доры и, по возможности, поддержать, покуда отношения не будут грозить дочери чем-то страшным. Энди вовсе не хочется когда-нибудь оказаться на месте Патрика, слишком непримиримого и консервативного родителя. В конце концов, есть надежда, что «Билли» — или кто другой, если Дора изменит мнение с возрастом — будет хотя бы получше оборотня-тряпки. — Простите, Северус вышел, пока Вы разговаривали по зеркалу, — говорит Патрику Энди. Дейм вдруг тычется одним из лбов ей в бедро, и она бросает взгляд на цербера, чтобы, получив от него ментальное сообщение, тут же добавить: — Он будет, полагаю, минут через десять. Думал, просто проведет дочь в ее комнату, но в итоге ее уже клонит в сон, тут уж, пока сказку не расскажет, никто его не выпустит. Прошу, присоединяйтесь к нам! Может быть, стаканчик сидра? Энди уже запомнила за ним эту привычку — не пить ничего крепкого, ни волшебного, ни маггловского. Патрик во всем предпочитает трезвую голову. — О нет, спасибо… Мне жаль покидать общество столь милых дам, — кивает он каждой, — но, на самом деле, я вынужден сейчас откланяться. Надеюсь, Северус меня простит. Возникли некоторые… неотложные дела. — Что ж, мы все понимаем. Я успокою защиту дома, чтобы Вы могли свободно переместиться камином, — говорит Энди, вставая, чтобы проводить колдуна. — Прошу. Спасибо, что навестили, надеюсь, мы вскоре встретимся вновь. — Всегда рад, — возвращает ей улыбку Патрик. — Могу я также задать небольшой вопрос? Северус упоминал, что вы кое что планируете насчет директора школы… кажется, Дублетора..? Вы уже решили, кто займет его место? — Дамблдора, — непроизвольно поправляет его Энди. — Пока нет. Честно говоря, мы в замешательстве, над кандидатурами тех, кто мог бы справиться, предстоит еще серьезно подумать. Будем признательны за любые идеи. — О, возможно, у меня есть одно предложение, но это — предмет отдельной дискуссии, — туманно отвечает Патрик, чему-то кивая. А после действительно прощается и отбывает по своим — неотложным — делам. Энди же возвращается к ведьмам: те негромко беседуют, строя шутливые догадки о том, почему Северус и Энди вдруг озаботились делами какой-то школы. — Вы просто не знакомы с нашим Светочем, — возводит очи горе Энди, — должностей нахватался, как паршивый нарл — блох. У него школа была настоящим плацдармом для воплощения своей политики в жизнь. До поры меня даже устраивали его методы — но с годами Альбус серьезно сдал, да и мнит теперь о себе очень уж много. Наши интересы предполагают, что мы устроим выступление в защиту Упивающихся на предстоящем слушанье по их делам — это заодно вышибет из-под директора все стулья. Получается, и школа после этого временно останется без руководства. — Да ладно, вы серьезно не смогли придумать вариант действий, в котором вышибаются только те стулья, которые нужно? — Удивленно вскидывает брови Мег. — Конечно, могли, — хмыкает Энди, обновляя всем напитки и с удовольствием отпивая из своего бокала. — Только вот директорский стул тоже выбить необходимо. Девчонки, вы себе просто не представляете, насколько у нас в анклаве все печально с образованием, нужно с этим срочно что-то делать… Плюс, у Альбуса и в школе бардак, и с головой уже не очень, я, когда училась, он меня натурально в рабство продал, «ради общего блага», вроде как, мной откупился, чтобы остальных детей не трогали. А потом, стоило Севу убить тех, кто на меня претендовал, как Альбус, недолго думая, повесил на меня вину и долговое обязательство. Я тогда совсем слабой еще была, — поясняет Энди в ответ на вопросительные взгляды, — а вот Альбус достаточно силен, собственно, я только полгода как сломала наконец кандалы обета, до того их блокировка немало магии тянула, это достало — словами не передать, как. В общем, по моему мнению, так себе из него директор. — Патрик раздумывает о том, чтобы самому занять эту должность, — говорит Северус, появляясь в дверях. — Ты быстро, — машет ему Мег, подвигаясь, чтобы друг мог сесть рядом с женой. — Сонные чары, что ли, на ребенка наложил? Но Патрик уже все равно успел отбыть, спешил куда-то очень, мне даже не удалось с ним нормально погудеть. — С ним Салли связалась, так что неудивительно, — пожимает плечами Северус, устраиваясь поудобнее и материализуя себе напиток, а Дейму — три игрушки, которые можно грызть. — Дай ему время вникнуть в новую жизнь, потом устроим посиделки. — Стой, Сев, что ты только что сказал насчет школы? — Отвлекает его от потенциального планирования Энди. — Почему он хочет стать директором? Он что, и раньше возился с детьми? — Не особо. Думаю, он просто видит, что анклав очень изменился, все не так, как было раньше, незнакомо, вот он и хочет найти себе занятие среди обычных колдунов, чтобы осмотреться. Собственно, почему нет? На детей он зла за дела их предков не держит, понимает, что они — и есть нынешнее волшебное поколение. Да и его руководство вполне может пойти школе на пользу. В общем, я не стал отговаривать, потому что не против, а ты? — Я, наверное, тоже не против, да и не запретим же мы ему. Мне просто интересно, с его "любовью" к змеям, он Слизерин поголовно исключит или вообще из анклава изгонит по праву Главы? — Шутит Энди. — То-то Альбус порадуется на пенсии. Северус, услышав это, забавно меняется в лице, оценивая перспективу, и Энди понимает, что этот момент они с Патриком не обсуждали. Ну... хорошо бы эти конкретные народные росказни насчет «масштабов нелюбви» оказались все же выдумкой. — Звучит так, будто вы и этого Альбуса убивать не собираетесь, — проницательно замечает Мег. — Сев, ты добреешь прямо на глазах, точно все в порядке? — В абсолютном, — зловеще смеется на это Северус. — Убить было бы слишком просто. Я предпочту вначале понаблюдать за его реакцией на то, как вокруг него рушится все, что он строил десятилетиями. Энди уничтожит дело его жизни и репутацию, да еще и ради общего блага, это будет действительно иронично. — Я уже почти жалею, что не попаду на этот ваш суд, похоже, там будет что-то забавное. — Мы покажем вам воспоминание, если будет интересно. — Покажете, куда вы денетесь. Ты мне еще обещал дать глянуть на новое воплощение Индиры, с этим-то сколько можно тянуть? — Да сколько угодно, — отвечает Хелен вместо Северуса. — Это вообще не по правилам, ему и так в свое время слишком много расказали. — Теперь Хелен мне не признается, какими такими праведниками были в прошлой жизни пара колдунов, что моя жена им все простила, — ворчит Северус. — Иногда прошлое должно оставаться в прошлом, Север, — говорит ему Хелен назидательно. — И ты, Мег, тоже уважь это, ведь та, кто был когда-то твоей Инди, теперь другая. Она стала женой и матерью, насколько я знаю. Ты ведь тоже двигаешься дальше, зачем травить душу? — Слушай, за кого ты меня принимаешь? — Морщит носик Мег. — Разумеется, я люблю Медди, и, конечно, я не стану рушить ни наши отношения, ни новую жизнь Индиры, вспоминая давно минувшее. Я всегда хотела только, чтобы Индира была счастлива… ну, а после ее смерти, чтобы от ее убийц не осталось и следа в истории. — Что, если сейчас возможно или одно, или второе? — Невозмутимо спрашивает её Хелен. — То, разумеется, счастье Инди важнее, — отвечает ей Мег. — Но я вырезала тех, кто был виновен, ты что, намекаешь, что теперь она будет несчастной до конца своих… — Я вас все-таки познакомлю, — говорит Северус, — и ты убедишься, что она в полном порядке. Убийцы Индиры оставили пару бастардов, о которых даже ты не узнала, их Род не только не угас тогда, но и уцелел до сегодня — впрочем, сейчас в этом есть позитивный момент. Смотри, как оно с Блэками получилось… Энди, наслаждаясь несколько подзабытым за период кормления ребенка привкусом простенького яда в любимом коктейле, улыбается, не встревая с комментариями в рассказ Северуса. Самой ей, честно говоря, уже действительно все равно, какими поступками в прошлой — или в этой — жизни Рабастан и Регулус заслужили пресловутую неплохую карму и снисхождение от Энди. Только время теперь покажет, оставила она их в покое зря или нет, а в сферу деятельности Хелен и ее благоверного, с целью сохранности душевного спокойствия, лишний раз лучше не лезть. В конце концов, причины есть всегда, пусть часто и покрытые туманом тайн. Энди всегда сомневалась в Беллатрикс. Не могла понять, почему жалела в неслучившейся жизни сумасшедшую не-сестру, что в итоге и стала ее убийцей, почему в настоящей жизни решила помочь ей обойти проклятие на наследнике, почему не сложно долго держать зло на кого угодно, кроме Белль? Разве же она не заслужила ненависти Энди? И вот оказывается, что Белль было написано на роду уничтожить род Блэк, привести к гибели его надежду, его наследников — потому что именно это было желанием Индиры, от души разозлившейся на своих убийц. Привнеся в новую жизнь старые долги, желая уничтожить даже потомков тех, кто предал ее когда-то, некогда светлая целительница, спасшая тысячи жизней (и жизнь другого воплощения Энди в том числе), во имя мести сама должна была стать сумасшедшей ведьмой, уничтожающей всех, кто встанет у нее на пути — но в первую очередь, свою новую семью. Знай Энди тогда, кому и, отчасти, почему именно, она интуитивно хочет помочь, возможно, она не была бы уверена, как стоит поступить, имеет ли она право вмешиваться в вендетту, уходящую корнями за грань. Но Энди не знала ничего, когда удержала Белль на краю и сломала ее судьбу. И теперь, глядя, как сильно старается Белль не разрушать Рода, а наоборот, защищать близких, Энди наконец это принимает. Тот странный факт, что она о спонтанно сделанном добре не жалеет.