Единственная возможность

Он пропустил момент, когда начал смотреть на нее совсем не как на ученицу. И точно так же он пропустил момент, когда вместе с кашлем из его груди стали вырываться окровавленные розовые лепестки. Он знал, что умрёт. От руки врага, точно говорил он, ведь Какаши — шиноби. Но когда он уставился на несколько мелких цветков сакуры, лежащих в окровавленной раковине. Теперь он действительно знал, от чего умрёт. Какаши потерял практически всех близких — сначала отец, потом Обито и Рин, следующим был сэнсэй Минато, и он потерял счёт. Не было смысла. Судя по всему, он уже давно был мёртв. Его учили не сдаваться, но в каждой схватке с сильным врагом он тайно мечтал, чтобы его убили, ведь смысла в своей жизни он не видел. Пусть ему и дали на обучение команду генинов, это лишь слегка поубавило его нелюбовь к жизни. А потом он почувствовал настоящую ответственность и даже беспокойство за трех выпускников академии шиноби, что в его планы совсем не входило, и пришлось отложить мысли о смерти в долгий ящик, ведь в Конохе его ждали ученики, которые вряд ли будут рады смерти наставника. Приступы кашля мучили его последний месяц, и совсем недавно к ним прибавилось режущие лёгкие и горло цветки. Такие нежные на первый взгляд, но по ощущениям как острые лезвия, совсем не жалеющие его. И кажется, ему остаётся немного. А идти к бывшей ученице с признаниями, которая почти всю свою сознательную жизнь была влюблена в последнего выжившего из клана Учиха, он не считал правильным. Очередным утром Хатаке просыпается в кровати, абсолютно не выспавшийся и с саднящей болью в горле и груди, что с каждым днем изводила его все сильнее. Кровь повсюду — на полу, белоснежной подушке, которая уже не являлась таковой, на руках и губах — ведь он и сейчас чувствует ее вкус. Он понимает — такими темпами долго не протянет. И все равно сомневаясь в решении, идет к Сакуре. Она медик, и вдруг знает какие-то методы лечения. А может, он осмелится признаться в своих чувствах. Что будет, то будет. Сегодня из легких выходит почти что целый букет — это заставило Какаши не на шутку испугаться. И, собравшись, он складывает печати, на свой страх и риск, и с характерным хлопком перемещается к дверям госпиталя. У проходящей мимо медсестры интересуется, свободна ли розововолосая куноичи, а та, посмотрев на часы, кивнула и вернулась к своим делам. Истощенный, Какаши побрел к кабинету бывшей ученицы по памяти, стараясь не помешать деятельности работников. Два негромких стука кулаком, и через несколько секунд он открывает белую дверь. Слишком поздно вспоминает о своем тяжелом дыхании, которое из-за болезни и маски слишком сложно контролировать, но он чуть ли не подавился воздухом, наткнувшись взглядом Сакуру, прижавшую окровавленный носовой платок ко рту, и глухо кашляющую. — Какаши?.. — она, широко раскрыв глаза от удивления, переводит взгляд с него на свои руки с красными разводами и обратно. Он в несколько мгновений пересекает расстояние от двери до её стола, сердце начинает сильно колотиться в груди — страх за девушку заполняет его. Присаживается рядом с ней на колени, его голова оказывается немногим ниже её. На бледной щеке белый с красным цветок. Какаши подносит руку к её лицу под её шокированным взглядом, и большим пальцем касается — ромашка в алых каплях крови. Что-то ему это напоминает, но любые мысли покидают голову, когда он осознает, что Сакура в кого-то, так же, как и он, безответно влюблена. Он понимает, что умрёт, даже если признается сейчас.

***

Когда она замечает у себя болезненные приступы кашля, сначала не обращает внимания — думает, что обычная простуда, но времени и желания лечить совсем нет. Она так думает, пока поздно вечером, почти ночью, вернувшись из госпиталя в холодную квартиру, не согнется над полом и не увидит выходящие из неё цветы. Она жалеет, что была так невнимательна к себе, когда ещё только влюбилась. Но он старше её на четырнадцать лет, не может отпустить прошлое, и кроме всего — её сэнсэй. Хоть и бывший. Вставать с каждым утром становилось все сложнее и нежеланнее, но, залечивая многочисленные кровоточащие царапины во рту и глотке, она пытается не обращать внимания на это. Не обращать, пока является возможным. Она все ещё нужна в госпитале, и эта мысль заставляет её искать решение проблемы, а когда в книгах находится лишь общее описание болезни без способов лечения, бежит к Пятой. Женщина устало смотрит на свою ученицу, замечает её впалые щеки и тёмные синяки под глазами, а когда слышит от неё причину — замирает, и не может пошевелиться несколько секунд. — Ханахаки? Это большая редкость. Мало кто в мире шиноби заболевает ей. Я в свое время чуть не умерла из-за неё, — горько усмехается Цунаде, но тут же возвращается к куноичи. — Надеюсь, этот человек не мёртв и он из Конохи, иначе у тебя будут проблемы. Если не хочешь умереть задушенной какими-то цветочками, признайся, пока есть возможность. Хотя бы попытайся. И эти слова совсем не прибавляют ей решительности, она начинает сомневаться ещё больше. Сидя в своём кабинете, в редкие минуты свободы от пациентов, она пишет какие-то записи про ханахаки и откашливает ромашки — смотри на них и видит, как они усмехается над ней, неспособной признать свои же чувства. И ей больно. Больно от нового приступа кашля, страха признаться и самой себя.

***

Харуно стирает оставшуюся кровь с лица, убирает злощастную ромашку со щеки — только ему не хватало на это еще больше смотреть. Надеялась, что не заметит. Но он заметил. — Ханахаки? — почти шепотом спросил Какаши, с сочувствием глядя на девушку. Кивок в ответ. Хочется по-злобному усмехнуться, но сдерживает этот порыв, понимая, что это может ее сильно расстроить. — Да… — сдавленно отвечает Сакура, поджимая потресканные губы и отводя взгляд в сторону. Тут же берет себя в руки, включает в себе медика и с обычным взглядом возвращается к Хатаке. — А ты чего пришел? Что беспокоит? Он потупил взгляд, понимая, что все, что он скажет сейчас будет звучать ужасно глупо, но ничего с этим не поделаешь. Собирается с мыслями, которые совсем не хотят подчиняться ему и скачут в голове. Руки сами сжимаются в кулаки, до хруста костей, а после разжимаются и собираются в прочный замок. Смотрит на сжатые пальцы, и решается заговорить. — В общем… — запинается, не знает как продолжить. — У меня точно такая же проблема… Ханахаки… Ее глаза расширяются в удивлении, сердце словно замирает на несколько секунд. Не выдавая больше не то что настоящих, вообще никаких эмоций, выдаёт заученную фразу. — Снимай верх, ложись на кушетку. Заполняет бумаги, отмечает посещение и заболевание. Вместе со скрипом ручки слышит звук расстегивающейся молнии. Встаёт со стула и идёт к нему, ложащемуся на белую поверхность. Руки освещаются зелёной чакрой и она, сконцентрировавшись, водит ими над грудью… возлюбленного? Она определённо может его так назвать, ведь он не вылезает из её головы уже продолжительное время. Выгоняет ненужные при работе мысли, прекращает обследование. — Можешь одеваться. Разворачивается и уходит обратно к рабочему столу, записывает полученные данные в медицинскую карту. Рука трясётся, как и она сама. Он в кого-то безответно влюблен. У неё нет шансов. Возможно, и не было вовсе. — Сакура, — раздаётся где-то сбоку хриплый голос. Он слышится ей неуверенным, но считает, что ей показалось. Она отрывается от белых листов перед собой и вопросительно смотрит на него, встающего рядом с ее столом. Он не спешит поднимать взгляд, а она не торопит его. Видимо, хочет сказать что-то, что тревожит его. — Я люблю тебя. Она не верит услышанному — слишком нереально и хорошо для неё. Но Какаши до сих пор перед ней, и с почти неразличимой каплей надежды во взгляде смотрит на неё, ожидая ответа. А она не может выдать ни слова — даже придумать не может. Не доверяя самой себе, стремительно встаёт, и прижимается к нему, обхватывая руками его грудь. Какаши, мягко говоря, в шоке — не верит в происходящее, пока не слышит тихий всхлип. — Я тоже люблю тебя, Какаши, — сдавленно отвечает она, ещё сильнее сжимая его тело, боясь, что сейчас он испарится и все окажется её выдумкой. Слишком хорошо для них обоих, но оба понимают, что на этот раз происходящее — действительно правда. Но они не умрут. Точно не от неразделенной любви.