Рассвет: Низвергнутая в бездну

Мы — самая младшая группа — сидели за столом на кухне и ждали, когда начнется занятие с мамой. Это случалось регулярно, по расписанию, — мама давала нам разного рода задания, по типу: соедини одинаковые фигуры, найди пару животному, приклей наклейку в отведённое ей место и подобное. Конечно, не все справлялись с первого раза, чего можно ожидать от двухлетних детей? Но мама терпеливо занималась с нами и всё подробно объясняла, так что особых проблем ни у кого не было. Иногда к нам присоединялись и более старшие дети, чаще всего Эмма и Норман, они были не против лишний раз помочь нам. Даже если у них были другие дела, просьбам практически никогда не отказывали. Я уже удивлялась этой фанатичной заботе о семье, которую мама так умело прививает нам. Все эти задания не особо волновали меня, точнее мне было всё равно на них, поэтому я старалась поскорее выполнить их — сбежать невозможно — и пойти заниматься своими делами в библиотеку или на улицу. Там было куда интереснее. На этот раз мама раздала нам новенькие альбомы и пачки цветных карандашей. Сегодня будет что-то интересное? Я заинтересованно взяла голубой карандаш. — Сегодня попробуем рисовать, — ласково сказала она и позвала Эмму, — поможешь им, милая? — Да, мама! — девочка улыбнулась и села рядом с нами, смело хватая оранжевый карандаш. Она задумчиво покрутила его в руках и затем радостно сообщила, что научит нас рисовать дом. Мама довольно кивнула ей, отчего Эмма засветилась, и ушла готовить ужин в соседнюю комнату, предусмотрительно оставив двери открытыми, чтобы можно было слышать нас. — Хей, давайте начнём с крыши! Это… Скучно! — Не хочу, — я посмотрела на Эмму и склонила голову на бок, — другое? — Ну конечно же, ты можешь нарисовать что-нибудь другое, что захочешь! Скажи мне и я покажу тебе как! Я кивнула и склонилась над своим альбомом. Действительно, а что я хочу нарисовать? Дом такой скучный, может попробовать котика? Но это тоже не интересно. Хм… Я почиркала в уголке листа. Цвет карандаша напоминает мне цвет незабудок, такой же светло-светло голубой. Я могла бы сравнить его с небом, но на ум почему-то приходят только цветы. Василёк, мускари, гортензия, агератум, дельфиниум… Красивые, голубые цветы. Я попробовала нарисовать их. Медленно и нерешительно, я впервые пробовала себя в искусстве… Неудачно, надо сказать. То ли дело в моей неразвитой моторике, то ли в моей бездарности. И то, и то одинаково неприятно. Я нахмурилась. — О, это цветочки? Триша, ты нарисовала цветочки? — заглянула в мой альбом Эмма, — мама, смотри! Я закрыла руками рисунок и хмуро посмотрела на подошедшую маму. Мне не хочется, чтобы кто-то видел это. — О, Триша, покажи маме, что ты нарисовала, — она опустилась на колени и коснулась ладонью моей щеки. С этим прикосновением моё недовольство заметно поубавилось и я все же протянула ей свои «незабудки». Мама аккуратно взяла альбом из моих рук и тщательно осмотрела его, будто это не каракули ребёнка, а самая настоящая картина, — прямо как настоящие! Правда, Эмма? — Да, да! Я нахмурилась. — Неправда. Совсем не похоже. Мама тихо рассмеялась и взяла меня на руки. — Это твой первый рисунок, и он замечателен. Давай повесим его на стену? — предложила она. — Не нужно. — Мама, повесь мой! Смотри-смотри, я нарисовала тебя, дом и Нормана с Тришей, — она гордо показала свой лист, а затем смутилась, — правда, Триша забрала голубой цвет и мне пришлось рисовать ее волосы синим. — Голубой? — спросила я. — Триша, ты не знала? — наигранно удивилась мама, — твои волосы голубые! Я… Просто постараюсь забыть это, да. Хотя чему я удивляюсь? Не раз ведь видела насыщенно-оливковые волосы Гильды. А у Эммы волосы не полностью рыжие, а скорее оранжевые, темнеющие к концам. — Давай-ка найдем тебе зеркало, — волнительно воскликнула мама и направилась наверх, в комнату девочек, где стояло зеркало в полный рост. Меня опустили перед ним, и Эмма возбужденно стала что-то рассказывать. Я пригляделась к себе. На моей голове был одуванчик, самый настоящий. Такая пушистость… Я начинаю понимать, почему тот мальчик любил дёргать мои волосы. Я попробовала пригладить их. Вай, мягкие. Насчёт цвета… Волосы не совсем голубые, но скорее белые с едва заметным бледно-васильковым оттенком. А вот глаза… Эм, сизые? Ум, васильки… Хочу на улицу. — Хорошо, теперь можете пойти поиграть, — сказала мама и вывела нас из комнаты.

***

Мне исполнилось три года и теперь я буду спать в общей комнате для девочек. У меня появилась своя тумбочка и красивая позолоченная табличка на кровати. «Patricia». Моё полное имя — Патриция. Я только недавно об этом узнала. Все всегда звали меня Тришей, откуда мне было знать его? Патриция. Непривычно. Я сжала в руках своего медведя и зевнула. Всё-таки я никак не могу привыкнуть к ранним подъёмам. Как бы я не упрашивала маму, она не уступает в этом. Чего-чего, а расписания она придерживается неукоснительно. Я открыла ящик и достала изрисованный альбом. Все эти месяцы я каждый день рисовала в нём, не осталось ни одного чистого листа. Сегодня мама подарит мне новый. Я знаю, что у меня не получается. Знаю, что мой прогресс медленный. Но… это так интересно! Рисовать так интересно! Даже если у меня нет таланта к рисованию, я все еще хочу нарисовать незабудки! Прекрасные незабудки. Я подошла к кабинету мамы и постучалась. — Триша, — она впустила меня и потрепала по голове, принимая протянутый мной альбом. В мамином кабинете витает деловитая атмосфера. У неё всегда чисто и на дубовом столе всегда лежат ровные стопки бумаг и коробочка с писчими принадлежностями. В книжном шкафу книги всегда расставлены с идеальной точностью: по размеру, цвету и содержанию. Всё всегда лежит на своих местах и ничто не выбивается из педантичной картины. Заходишь, и сразу чувствуешь, что играть здесь не стоит. И… какое-то напряжение ложится на плечи, когда окидываешь комнату взглядом. — Держи, милая, — мама достала из ящика стола толстый альбом и железную шкатулку с простыми карандашами разной мягкости. Я благодарно кивнула, потерлась щекой о её руку и счастливо ушла в библиотеку. Там меня никто не найдет. Я нашла это место совершенно случайно, как обычно это бывает под шёпотом интуиции, и устроила себе в нём комфортное гнездышко. Стащила покрывало и плед, расстелила на полу, натаскала подушек. Получилось весьма комфортно. Таскать вещи было затруднительно, но Норман благородно мне помог. Так вот, это место было в самом углу библиотеки и закрывалось со всех сторон стеллажами. Ламп здесь не было, и скорее всего это был самый тёмный угол. Я верно назвала его гнёздышком, потому что по-другому и не скажешь. Одеял, подушек, простыней было так много, что я могла застелить ими весь угол и ворочаться в свое удовольствие. Мама о нём не знала, или же просто позволяла мне так своевольничать. Хотя… Думаю она отругает меня, если найдет в этом ворохе сухие листья и цветы. Мне ведь нужно рисовать с натуры, да? Так как ламп в этой части библиотеки не водилось, мне пришлось искать их в Великом Чулане. Мама редко заходит в него, если вообще заходит, так что переживать о том, что кто-то заметит среди всего этого хлама пропажу одной единственной керосиновой лампы не нужно. Я знаю, что опасно иметь такое. И если кто-то узнает об этом, к примеру тот же Норман, проблем не избежать. Но это все не имеет значения. Да, не имеет… Я скинула с себя обувь, и зарылась носом в подушки. Рядом упали подарки мамы и медведь. Я всё быстрее и быстрее зажигаю лампу, видимо, это опыт. Найдя в складках простыни книгу, ту самую о квинтэссенции, я стряхнула с неё белые лепестки ромашки и открыла на странице с закладкой. Её мне подарила Эмма. Это была косичка из синих и серых льняных лент, которую она сплела самостоятельно, для меня. Это… было приятно. Я зевнула и укуталась плотнее. Не стоит засыпать — скоро обед.

***

— Первый снег! Первый снег! — взвизгнула Анна, и к окну тут же подскочили Эмма и Дон. Я вяло последовала за ними. Первый снег? Эн, интересно. — Первый снег! — вскрикнула Эмма и задорно смеясь схватила меня за руку, — Триша, идём на улицу! Не успела она уволочь меня, как её остановил Норман. — Эмма, но нам ведь нужно закончить готовиться к завтраку, — он с укором посмотрел на нас. — Завтрак, — точно-точно, нам нужно закончить как можно скорее. — Правильно, Триша, — улыбнулся он, — иди и помоги Гильде расставить приборы. Я кивнула. — Да-а? — протянула Эмма, — но, Триша, разве ты не хочешь увидеть снег? Мы так долго не видели его, тебе совсем не хочется взглянуть на него? Я замерла. — Снег? — правда, я ведь так долго не видела его. Интересно, в этом году какой он будет? Кажется, у каждой снежинки свой узор… Хочу увидеть, — снег! Я развернулась к Эмме и решительно ухватилась за её ладонь. Девочка победно ухмыльнулась. — Оставайся здесь, Норман, а мы идём смотреть на снег! Пока Эмма и Норман припирались, остальные успели выбежать на улицу. Я стала нетерпеливо топать. Достаточно тихо, чтобы ни Эмма, ни Норман не услышали этого. — Эмма, не балуй ее! — вдруг сказал Норман и нахмурился, — Триша, иди сюда. — Как я её балую? Мы просто выйдем ненадолго посмотреть! — надула щёчки девочка. Я посмотрела на них. Кажется, это надолго. Я отпустила руку Эммы и тихо, пока никто не мог этого заметить, вышла. На земле уже тонким слоем лежал снег. Белый-белый, ослепляющий белый снег скрывал под собой иссохшую траву. Я опустилась на корточки и опустила руки на землю. — Холодный. Я поднесла ладонь к лицу. К пальцам прилипли снежинки — они быстро таяли и я еле успевала рассматривать их узор. В какой-то момент, я облизнула руку. Наверное это потому что белые пушистые комья были похожи на сахар, который я таскала с кухни. Мне не повезло, потому что именно в этот момент меня нашли Норман и Эмма. — Триша! — одновременно крикнули они. Я моргнула. Ох, попалась. — Ты, ты ещё и босая! — испуганно зашептал мальчик и зло нахмурился. Я опустила голову. И правда, босая. — Скорее в дом, — погнал меня он. Эмма виновато мялась на пороге.

***

Норман оказался прав, я заболела. Не серьёзно, но меня поселили в медкабинете. Болеть было… Неприятно. Горло болело, а из носа обильно текли сопли. Впервые. Раньше у меня не было ни слюней, ни соплей, ни слёз, и из-за этого было непривычно. Раздражительно. Но Эмма принесла мне мой альбом и карандаши, а Норман, хмурый и расстроенный, книгу. Они хотели задержаться, но мама не разрешила. Снег все идёт и идёт, и теперь из окна можно увидеть небольшие сугробы. Мой любимый вяз сейчас полностью белый, это восхитительно, особенно когда светит солнце и он весь искрится. Решетка мешает и я с удовольствием бы убрала её. Не первый раз замечаю, что она закреплена не изнутри, а снаружи. Ошибка мастеров? Или она имеет какой-то другой смысл? Мама сказала она защищает, но в таком случае её должны были закрепить изнутри, не так ли? Я чего-то не понимаю? Я обняла медведя и поправила на нём чёрную ленту. Эта игрушка была в мрачном готическом стиле, вот почему она так приглянулась мне. Кроме болезни, меня беспокоило ещё кое-что. Левое ухо постоянно чесалось и болело. На нем появился волдырь и по обеспокоенному взгляду мамы я поняла, что это куда серьезней моей простуды. Я старалась не трогать болезненное место и скрывать его за прядями волос. Они немного отросли и теперь, если попробовать пригладить и выпрямить их, были мне по плечи. А так… Ну, я говорила, что они очень пушистые. Зато мне не нужна укладка, они сами вились, как им надо. — Триша-а, — зашептал кто-то рядом, — Триша-а! Эмма. Она смотрела на меня снизу вверх, рядом с ней стоял мрачный Норман. — Мы пришли навестить тебя! — уже громче сказала она. — Тебе должно быть скучно одной, — подал голос мальчик, и его напряженные плечи немного расслабились, — Прости, что не уследил за тобой. — Ну, мы должны были быть, э-э, более ответственны к своим младшим братьям и сёстрам, — она почесала щёку, — так что мы пришли к тебе. Она достала из кармана кофты шарик, завернутый в однотонную розовую бумажку. — Вот, — сказала она, — нам дала это мама, так как мы уже достаточно взрослые. — Это конфета, Триша, — пояснил Норман, на его лице появилась едва заметная улыбка, — ты ведь любишь сахар? Я знала, что Норман догадается о моих походах. — Открой рот, — сказала Эмма и положила мне на язык красный шарик, пахнувший ягодой, — и как тебе? Вкусно! Так вкусно! И сладко и кисло одновременно! Я не пробовала раньше конфет, только сахарные леденцы и шоколад, но это...! — Мы рады, что тебе понравилось, — усмехнулся по-доброму мальчик, — Но больше тебе нельзя! — М-м-м… — как же так?! — Завтра, мы принесем завтра, — поспешила меня заверить Эмма и толкнула локтем Нормана. — Да, обещаю. Я кивнула. Конфеты!