Три стадии отчаяния

Кристиан отшатнулся от дверей, позолоченные перила, украшавшие лестницу, были единственной вещью, удерживающей его от потери равновесия и падения на камень. Его зрение затуманилось-то ли от абсента, притупляющего чувства, то ли от слез, катящихся по щекам, он не был в этом уверен. Он не мог оглянуться назад, особенно после того, что только что сказала ему Сатин. Он не мог вернуться в квартиру, пустую, если не считать Тулуза и Сантьяго, которые, несомненно, спросят его о Сатин. Рыдания сотрясли тело Кристиана, и он задохнулся от усилия подавить ее имя. Он не мог сказать, не мог даже думать. Да и как она могла? Она сказала, что любит его. И он любил ее. Клянусь богом, он все еще любит ее. Он чувствовал себя так, как будто его грудь разрывалась прямо посередине двумя непреодолимыми силами; одна убеждала его отпустить, прежде чем он снова будет ранен, а другая вонзила свои когти в его сердце и умоляла его бежать обратно внутрь. Упасть к ногам Сатин и сделать все, чтобы все снова стало на свои места. Держать ее в своих объятиях, заправлять ей волосы за ухо, когда она смеется, и уверять ее, что все это был какой-то дурной сон. Лихорадочный Сон, вызванный нервным напряжением и слишком многими бессонными ночами, проведенными над нотами. При этой мысли он рассмеялся лихорадочным, искаженным смехом. Лицо Кристиана исказилось от жгучей боли, охватившей его голову, и он согнулся пополам, ухватившись за ближайшую стену, чтобы не упасть, и рухнул на бетон. Кристиан споткнулся в узком переулке между двумя обветшалыми зданиями и почувствовал, что ноги его подкашиваются. Ему казалось, что абсент бежит по его венам.; образы их первых беззаботных дней вместе кружились в его голове, растворяясь в забвении, когда его новая, жестокая реальность отравляла их неумолимым чувством опустошенности. Он оглядел темные улицы, пустые, если не считать убитого горем композитора, рыдающего в грязи очередного безразличного Парижского переулка. Этого просто не может быть. "Это не по-настоящему", - отчаянно заскулил он про себя, и глухая мольба эхом отозвалась в его одурманенном алкоголем мозгу. -О, но это же мой дорогой, - промурлыкал знакомый голос. Кристиан поднял глаза и увидел Сатин, неторопливо идущую к нему. Она была одета так же, как и тогда, когда они впервые встретились. То же самое усыпанное бриллиантами платье, которое украшало ее фигуру, встретило его взгляд, и Кристиан почувствовал, как невыносимая тяжесть ударила ему в грудь. -Сатин... - прохрипел он, от горя и абсента ему было трудно двигаться. Она наклонилась и приподняла его подбородок изящно наманикюренным пальцем. Он знал, что должен отвести взгляд, но даже в пьяном оцепенении понимал, что боль от встречи с ней снова, мучительно близкой и в то же время опустошающе холодной, была предпочтительнее, чем прожить остаток жизни, упустив свой последний шанс взглянуть на любимую женщину. Тяжесть в его груди усилилась, когда он встретился с ней взглядом, и видеть ее голубые глаза, обычно такие теплые и любящие, было слишком. Он задыхался, всхлипывал и отчаянно тянулся к ней руками, невозможная тоска охватила все остатки здравого смысла, которые у него еще оставались. Его пальцы поймали только воздух, и он упал - приземлившись в неглубокую грязную лужу на бетоне. Шок от холода на мгновение придал ему ясность, как раз достаточную, чтобы осознать, что абсент стирает грань между галлюцинацией и реальностью. Легкий ветерок коснулся его уха, и он почувствовал губы Сатин чуть ниже подбородка. -Вам следовало бы внимательнее присмотреться к истории, которую вы сочиняли, - усмехнулась она. - Никто никогда не сможет полюбить тебя. Я никогда не любила тебя." -Перестань...пожалуйста,- прохрипел Кристиан. Это было больше, чем он мог вынести. Каждое слово ощущалось как новый осколок стекла, изуродовавший его сердце безвозвратно. - Куда бы ты ни пошел, ты всегда будешь жить с мыслью, что я в безопасности в объятиях другого мужчины. Каково это-знать, что он знает вкус моих губ?" - она рассмеялась. -Я не могу... - всхлипнул он. Сатин толкнула его еще глубже в землю, ее плотская улыбка была отвратительной карикатурой на влюбленный взгляд Кристиана. - Что "не могу"? - настаивала она. - Не можешь жить, зная каждый день, что я буду просыпаться в его постели, в его объятиях, даря ему любовь, которую ты так трогательно считал заслуженной?" - Нет!" - Крикнул Кристиан со всей силой борьбы, оставшейся в его избитом теле. Он позволил своей голове упасть обратно в воду, слишком измученный, чтобы поднять ее. Он открыл глаза и посмотрел на то место, где Сатин мучила его, но там был только воздух. Сдавленный всхлип сорвался с его полуоткрытых губ, когда шок от всего, что он потерял, проник в самые его кости. Он забрался в угол, образованный мусорным контейнером и прилегающей стеной, и свернулся калачиком. Холодный ночной ветер трепал его изодранное пальто, но он не чувствовал его укусов. Он рыдал про себя, не в силах осознать потерю Сатин и слишком страдая, чтобы смириться с тем, что потерял ее. В течение нескольких часов его мозг совершал жестокие круги по головокружительным кругам, пока он не устал и не потерял сознание.