Три стадии отчаяния

Кристиан почувствовал, как закипает его кровь, неумолимая волна неослабевающей ярости обрушивалась на его голову с каждым ударом сердца. Раскаленный добела гнев, такая ослепляющая ненависть, что он потерял всякое представление о том, где он и с кем находится, пока внезапный резкий хлопок, донесшийся от Сантьяго и его репетиционной группы, не прервал его мечтаний. Сатин стояла непринужденно, казалось,улыбка была такой же гладкой и обезоруживающей, как и помада, элегантно скользнувшая по ее губам. Нет, не изящно, поправил себя Кристиан, расчетливо. Все, что касалось Сатин, было просчитано. Так и должно быть, и он это понимал. Вернее, его заставили это понять. Вот чем были эти недели, эти мучительные недели. Она устроила представление, заставив герцога поверить, что любит его, а он в свою очередь будет финансировать их богемное шоу. Он знал, что так и должно быть, и это делало его таким, таким ... … Кристиан резко вернулся в настоящее, разжимая кулаки и тупо уставившись в землю. Его нога заскользила по чему-то, и он заметил свою партитуру, лежащую в беспорядке из пожелтевших свободных листьев, разбросанных по выветрившимся половицам. Он наклонился, чтобы собрать их, и засунул поглубже в карманы пальто, понимая, что они будут скомканы, но он был слишком сердит, чтобы обращать на это внимание. Репетиция продолжалась, и никто не заметил, как молодой композитор выскользнул из служебного входа в переулок. Снаружи мягко светила Луна, приглушенная пролетающими облаками. Обычно он писал музыку, чтобы сдерживать вихрь эмоций, но в последнее время все его произведения выходили сердитыми, быстрыми. После целого дня борьбы за то, чтобы подогнать хореографию к одной из своих агрессивных композиций, Сантьяго пошутил, что затевает драку с самой партитурой. Размышления о партитуре заставили его подумать о спектакле, о сцене, о герцоге, наблюдающем из-за кулис с горящими глазами и торжествующей рукой, обнимающей Сатин. Его Сатин. Женщина, которая держала его и обещала ему, что ее сердце принадлежит только ему, прежде чем попасть прямо в объятия этого, этого ... - Он зажмурился и судорожно вздохнул, его руки тряслись от усилия удержать остальную часть его тела от того, чтобы промаршировать обратно через дверь сцены и разорвать Герцога на куски. Он любил Сатин всем сердцем. Он любил ее больше, чем саму музыку и поэзию, и не раз говорил ей об этом. Она рассмеялась, но не тем глубоким, страстным смехом, каким смеялась, когда герцог уводил ее в угол, а смехом, который, казалось, исходил от нее волнами удовлетворения. Такой чистый смех, казалось, говорил всему миру, что нет шутки более забавной, как в случае с исповедью Кристиана, нет высказывания более восхитительного или заслуживающего ее внимания. Теперь он мог видеть ее улыбку, которая была очень нежной, когда ее губы раздвигались все так же нежно, изгибалась вверх и опускалась в идеально расположенные ямочки под яблоками ее щек, наконец достигая ее глаз, когда они морщились от удовольствия. Его Сатин. Господи, как же он ее любит! И она любила его. Кристиан знал это. Тогда почему же ему было так трудно смотреть на нее в объятиях человека, которого она презирала? Он знал, что это бесполезная погоня. Он провел слишком много ночей, ворочаясь с боку на бок, ложась спать только для того, чтобы утонуть под волной мучительной ревности. Образы вспыхивали в его сознании, отпечатываясь на сетчатке. Они чередовались в порочном круге с нежными воспоминаниями о ней. Герцог с вожделением смотрел на нее в бесценном красном платье, на котором он настоял, чтобы она надела, Сатин прикусила губу и многозначительно положила руку ему на ногу, пока они наблюдали за репетицией из зала. Он и Сатин смотрели друг на друга, пока ленивое послеполуденное солнце пятнало их простыни и озаряло ее темно-рыжие волосы золотыми прядями. Герцог и Сатин уходят рука об руку на ужин и на все, что последует за этим, а Кристиан уныло наблюдает со сцены, Сатин играет свою роль, агония Кристиана так же искренна и реальна, как и боль, которую он чувствует сейчас. Это было больше, чем он мог вынести. Потом он подумал о том, как опускается занавес, как кончается представление, как Зидлер получает свои деньги и шепчет Сатин, чтобы та делала все, что ей заблагорассудится. Нини могла бы стать актрисой, о чем всегда мечтала, а Сатин могла бы вернуться и навестить ее в любое время. Они не станут беспокоиться о герцоге. Кристиан понятия не имел, как они пройдут мимо него, но сейчас ему было все равно. Эта мысль, этот сон это было единственное , что удерживало его в здравом уме. И это даст Сатин то, чего она хочет: шанс стать звездой и спасти "Мулен Руж". Не было такой черты, которую он не переступил бы ради нее. Ради нее он готов был вынести все. Кристиан сделал вдох, потом еще и еще, пока огонь в его крови не превратился в едва заметное тление, и он разгладил смятые нотные листы, которые засунул в карман пиджака. Он расправил плечи, разгладил пиджак и улыбнулся. Если Сатин может действовать, то и он тоже. Он повернул ручку служебной двери и шагнул внутрь.