Палата

Больничная палата. Столько времени он здесь находился, что уже даже не помнил свой диагноз. Да и важно ли это, когда ты медленно, почти незаметно движешься к точке невозврата в бесконечное ничто, всепоглощающее, вечное, безысходное? Видимо, нет. Да и осознать, что происходит, когда ты постоянно находишься под тоннами обезболивающих не так уж и просто. Постоянное чувство отстранённости. Ощущение себя неким "осадком", выпавшем в ходе бурной реакции того, о чëм ты вряд ли когда-нибудь узнаешь. Он просто лежал на койке в этой ненавистной палате, подключëнный к куче приборов, не понимая зачем всë это. Мысли заглушал гул флуоресцентных ламп, такой угнетающий, что думать не хотелось вовсе. Может эвтаназия была бы выходом, но родные решили, что ещë есть шансы. Он же давно мечтал умереть. Думаю, многим трудно представить это чувство. Ему тоже. Он не думал. Лишь существовал в пределах палаты. Все попытки мыслить разбивались о затуманенный мозг. Будто у него было нейродегенеративное заболевание, но это были лишь обезболивающие. Окно. Единственная связь с чем-то помимо персонала. За ним был весь его мир. Старое дерево, растущее здесь ещë с тех пор как он был ребëнком. Ему даже помнилось, как он с удивлением смотрел на это огромное и величавое растение, пока ехал с отцом в город. Но лишь первое время. После он не обращал на всë вокруг внимания, глядя в одну точку, как-то рассеянно, безумно. Но он хотя бы мог видеть, пусть и не осознавать что именно. Боль. Нескончаемая боль, пробивавшаяся через обезболивающие. Она была одной из причин его помешательства. Она преследовала его с первых дней заточения в больнице. Она ставила раком все его попытки приподнять руки, чтобы обнять дочь. Гул флуоресцентных ламп. Такой бесконечно громкий, что хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать его. Он ненавидел этот звук. Звук его последних недель. Всë что с ним происходило  сопровождалось гулом флуоресцентных ламп, безумным, сводящим с ума, заставляющим ненавидеть эту палату всë больше и больше. Как же он устал от всего этого, особенно от своей беспомощности, желания умереть. Дни тянулись за днями. Ночь сменялась днëм, а день ночью. Он всë ещë лежал на этой ненавистной койке в этой ненавистной палате в этом неизвестном городке, никому не нужный, забытый всеми, кроме мед.персонала. Жизнь была адом, который уже скоро закончится, по крайней мере он надеялся на это, потеряв веру в своë выздоровление. Единственное, что радовало его это редкие визиты дочери. В моменты, когда она находилась рядом он чувствовал себя нужным и хоть немного значимым для кого-то. Он любил еë с самого рождения и до последнего дня, так сильно, что прожил бы десятки лет в этой ненавистной палате, лишь бы дочь была счастлива. Она была единственным, что связывало его с этим миром. Она лишь просто сидела рядом с ним, лишь грустно улыбаясь. Она жалела его, жалела себя, что медленно теряет отца, ведь мать, давшая ей жизнь, никогда не относилась к ней с теплотой и заботой, в отличие от отца. Еë мать ушла их семьи. Он после этого старался только поддерживать дочь, старался быть хорошим отцом. Кажется, у него получилось, но он думал что нет. Он не боялся смерти, он боялся причинить дочке боль своим уходом. Что было печально для него, так это когда она уходила. Он хотел чтобы дочь была рядом, когда он наконец умрëт, но не хотел чтобы она грустила из-за, ведь еë жизнь ещë впереди. Поэтому, когда она приходила, он пытался сказать ей, что смерть, лишь часть нашей жизни, пусть и завершающая, последняя. Не стоит грустить долго из-за чьей-то смерти. Конец - просто часть пути. Конец не совсем конец, скорее новое начало для чего-то другого, непонятного нам. Он не верил в высшии силы, но хотел думать, что он умрëт не просто так. Так же его угнетало чувство неприязни к жене. Будь она сейчас рядом, он бы чувствовал, что у дочери есть опора, что он может спокойно уйти в любой момент и она справиться. Но еë рядом не было. Она была хоть намного близка к дочери до его болезни, но после... Просто исчезла. Сейчас он не понимал, почему связался с этой женщиной. Он не ненавидел еë только из-за дочери, которой без неë не было бы. Как же это всë было сложно и ненужно в данный момент. Он сотни раз пытался вспомнить первую реакцию дочери, первые слова родных не всë это. Но он не мог выделить даже момент перехода от "до" к "после". Он потерял счëт времени, падая в бесконечную боль. Помнил лишь, что дочь старалась поддерживать его, поэтому до сих пор навещала его. Родные были в ужасе, но почему-то быстро исчезли из его жизни. Видимо, он был не нужен им. Друзей у него никогда не было много. Да и с самыми близкими он редко общался, предпочитая уединение. Лишь дочери он был нужен. И вот он умирал, глядя в давно приевшееся окно, лëжа на ненавистной койке, под сводящий с ума гул флуоресцентных ламп. Дочь была за тысячи километров от него. Ему оставалось надеяться, что она не будет долго грустить. Он хотел хорошей судьбы для неë и до болезни старался делать для этого всë. Он не жалел о своей жизни, она была яркой, пусть и быстрой. Гул флуоресцентных ламп становился тише и тише. Он умер с улыбкой на лице, несмотря на все страдания через которые ему пришлось пройти, несмотря на боль, несмотря на ненавистную койку и флуоресцентные лампы. Он умер по-настоящему счастливым.