Young god

Загадочный туман обволакивал почву, спертый воздух ощущался иначе, а чересчур масштабная луна смотрела осуждающе и Мэдисон невольно вспомнила Мисти, что сливалась с природой молниеносно, будто бы знала что-то, что было непостижимо обычным смертным. Такая загадочная, девочка-ужимка, как жаль, что её чрезмерно детская наивность и погубила этого глупого ангела. Хотя, к чему тут клонить, бренная земля бы не потянула этих белокурых кудрей и винтажных юбок в пол. Мисти была настоящей ведьмой, что не чувствовала грани меж разнообразными формами жизни. Монтгомери не такая. Её магия хаотична и черпает себя вовсе не из безграничных ресурсов вселенной, а из скромной черствости её задымленного сердца. Забавно, как такие мысли начали её посещать в полной изоляции от настоящего мира. Разумеется Мэдисон часто видела приспешников Майкла, но разговаривать с этими фанатиками не было ни сил, ни желания. — Любуешься? — Слышит она голос своего спасителя-губителя и на губах появляется горестная ухмылка. — Ты сегодня в ударе, капитан очевидность. — Говорит Мэдисон, сильнее укутываясь в легкую вуаль, ранее принадлежавшую покойной Дэй. — Не замечал на тебе эту шаль. — Их взгляды встречаются и Монтгомери в очередной раз ощущает этот нечеловеческий холод, от которого острые коленки начинали инстинктивно дрожать. Её передернуло и она молча направилась обратно в так называемый бункер, что должен был стать её новым домом. Новым домом с Майклом. — Мэдисон. — Окликнул её Лэнгдон. Мэдисон разворачивает голову в его сторону. С её стороны свет от только приоткрытой щели в дверном проеме, с его — ночная тишь и кромешная тьма. — Мне правда жаль. Я понимаю, ты выросла в этом мире. Но это не значит, что он не переменчив. Всё переменчиво, без этого не было бы человеческой эволюции. — Монтгомери поджимает сухие губы в тонкую линию. — Перемены неизбежны. — Под ними Майкл имеет ввиду геноцид, думается ведьме. — Мне похуй, пусть всё горит. Я и так ненавидела этот дерьмовый мир. — Она нагло лжёт, не бросая прощального взгляда на привычную её обстановку, скрываясь в безопасной зоне. А в это время, где то на другом конце мира, в шумном Новом Орлеане собрался весь Шабаш. Ведьмы всех рас и мастей бурно обсуждают, что же им делать; судорожно дрожащие руки и влажные глаза-монетками. Зои крепко сжимает руку Кайла в своей. Коко кудахчет и вертится вокруг ничего непонимающей Мэллори. А Корделия молчит, думает. В конце концов, когда Шабаш с горем пополам угомонился и расселся по гламурным креслам, Верховная задумчиво произнесла: — Мы с Мари Лаво и Миртл Сноу долго работали над одним проклятьем, что будет дробить человеческое тело на малейшие частицы, а душу уничтожать на месте. — Корделия поднимает непоколебимо стальной взгляд на своих сестёр. — У Майкла моментальная регенерация, на нем не сработает, лишь время потеряем. Но вот Мэдисон из игры вывести можно, причём навсегда. Этой жертвой Майкл ослабнет и даст нам фору, но нужно дождаться правильного момента.

***

Майкл уничтожает мир. Небеса исторгаются в красочных салютах, а землю заливают потоки крови. Но Мэдисон, что восседает рядом с ним, кривя свои капризные губы в надменной усмешке прожжённой стервы, в полном порядке. Мода изменилась, изменилась по желанию Монтгомери, древние платья и костюмы, вышедшие будто из восемнадцатого века облегали человеческие тела. Майкл и Мэдисон веселятся, разъезжают по истерзанной земле, устраивая пьянки в различных "спасательных зонах", где напуганные людишки с толстыми кошельками из зелёных купюр смотрели на эту парочку, словно на богов. Чем, признаться, честно, они оба и являлись, оба опьяненные своей неконтролируемой силой и безоговорочной властью. — Потанцуйте со мной, мисс Монтгомери? — Майкл улыбается кончиком губ, подаётся вперёд в изящном поклоне. Она кладёт свою холодную руку в его шершавую ладонь и Лэнгдон кружит свою избранницу. Завистливые взгляды богатеньких девиц и парочки геев обгладывают короля и королеву; было нечто в Майкле особенное, что влекло всех и каждого без исключения. Только вот Лэнгдон непоколебимо холоден со всеми, кроме его девицы с язычком, режущим лучше любой пилы. Его сердце всецело принадлежало ей, этой кокаиновой малышке из Голливуда, больше смахивающей на тощую потаскуху из девяностых, с нездорово выпирающими рёбрами и подтёкшей чернильной подводкой. По одному указу его собственной королевы отнимались жизни незамедлительно, по одному указу его собственной королевы к её ногам ссыпалось всё: украшения, шмотки и даже его собственное склизкое гнойное сердце. Будучи находясь в неугасаемо-радостной пьянке, эта коронованная парочка и не знала, что Шабаш во главе с Корделией уже восстали из могил и надвигаются в чистилище, дабы уничтожить совместное счастье этих двоих, и вернуть всё в первоначальную стадию людского господства.