Набросок

      Опять не то. Танька сминает бумажку в комок и не оглядываясь кидает через плечо к горке предыдущих неудавшихся скетчей. И вновь перед ней чистый лист, а в душе разгорается злость на саму себя. Но она упрямо поджимает губы и начинает сначала. Слишком сильно нажимает, и стержень механического карандаша ломается, кусочек грифеля откатывается в сторону, пачкая бумагу. Всё, это выше её сил. Откладывает альбом в сторону и хрустит костяшками уставших пальцев, окидывая скучающим взглядом комнату. Танька сидит на полу гостиной в окружении разбросанных листов бумаги, блокнотов и груды учебников. Рюкзак валяется неподалеку, раззявив темную пасть, из который словно язык виднеется часть пенала. Танька вздыхает, подгибая под себя ноги. Прошло всего полтора часа, а уже такой беспорядок. Но и до неё здесь было не образцово чисто, как на фотографий журнала “Дом и Уют”, выписываемого её мамой. Обычная квартира со слегка занятым хозяином. Ну ладно, не слегка. Со спинки стула свисает впопыхах забытый галстук. На журнальном столике папки с бумагами: ничего важного, серьезную документацию с работы домой не забирают; тут же пара забытых чашек со следами кофе. В углу коробка из-под посылки, до которой все время не доходят руки, чтобы выбросить на помойку. Диванные подушки небрежно свалены в кресло, чтобы не мешали лежать. Танька убралась за пять минут. В конце концов, она ведь должна хоть как-то отплатить за то, что он разрешил иногда пользоваться своей квартирой. “И позволил быть рядом.” Танька тряхнула головой прогоняя навязчивые мысли. Не нужно о грустном, иначе она снова пропадет в бездне самокопания. А это у неё редко оканчивается хорошо. А убраться (хотя назвать это уборкой язык не поворачивается) ей несложно. Даже можно было подумать, что Вовкулака не замечал этих мелочей, но Танька недооценивала матёрого следователя. – Никогда бы не подумал, что ведьма будет за мной чашки мыть, – усмехнулся Ментовской Вовкулака, кивком указывая на сушилку для посуды. - Они просто на столе стояли, – безразлично проговорила Танька, скрывая свое смущение, продолжая ровным почерком вписывать в конспект юридические термины, – Если, вам не нравится, я больше не буду так делать. - А я и не говорил, что не нравится. Мне, может быть, даже приятно. Я посуду мыть не очень люблю, – признался оборотень, разминая шею. - Ну так купите посудомойку, – Танька на секунду замолчала, а затем ехидно добавила, – Или это в ваш бюджет не вписывается? Подрастеряли навык кидать бедных и беззащитных детей на деньги? Ментовской Вовкулака замирает и страдальчески вздыхает. - Знаешь кто ты? - Кто? – с любопытством перебила Танька. - Ты – коза. Злопамятная. Всё, я устал от тебя. Я ушёл. – подполковник приподнялся из-за стола. - И куда же? Только ведь пришли, – фыркнула Танька. - Работать, – Вовкулака демонстративно помахал внушительной папкой с делом, – Кто-то опасных преступников ловит, а кто-то… - оборотень хмыкнул, – Книжки читает, да отвары из полыни варит, – развернулся и направился в сторону спальни, также исполняющей роль кабинета. - Вот козёл, – с чувством заключила Танька, возвращаясь к конспекту. Ведьма усмехнулась, подняла рядом стоящую кружку и отхлебнула. Поморщилась, и отставила в сторону. Кофе уже давно остыл. Вот же волчара, и её подсадил на кофеин. Хотя без него сдавать сессию категорически невозможно. Увы, даже ей. Но пить такой же ядреный, как любил Вовкулака, она пока что не может. У неё скулы сводит, так горько, а ему ничего. Может залпом выпить и не дрогнет. Порой закрадывались мысли, что он вообще вкуса не чувствует, настолько атрофировались рецепторы. Пить по три кружки кофе в день нормально для любого заправского следователя. Во всяком случае так утверждал сам Ментовской Вовкулака, заваривая очередную порцию под осуждающий взгляд Таньки. Ну что же с ним поделаешь? Такой упрямый, словно он не волк, а баран. Хотя Ирка с Богданом не уставали ей напоминать, что она точно такая же. Но сама Танька была с этим утверждением крайне не согласна. Она всегда только “за” поиски компромиссов. Но не с ним. Взгляд непроизвольно метнулся к альбому. Нет, если она сегодня же нормально его не нарисует, то к ней на дом нагрянет Гринпис. Вон сколько бумаги просто так извела, а желанного результата так и не добилась. Танька подтянула ближайший лист с неудавшимся рисунком. Ну и почему у неё не получается? Овал лица, линия губ, нос, скулы… Всё ведь вроде бы похоже, но все равно что-то не так. Кто-кто, а уж Танька точно должна знать, как выглядит Ментовской Вовкулака. Сколько уж раз украдкой рассматривала его, пока он был чем-то занят, не обращая на неё особого внимания. Да она должна рисовать его с закрытыми глазами, помня практически каждую мелочь в его внешности. Небольшой шрам за правой скулой, родинка под линией роста волос, еле заметно заостренные уши… Но именно подполковник у неё не получался. Кто угодно, но не он. А так хотелось, чтобы у неё была хотя бы частичка его, да даже в виде портрета. Сфотографировать у Таньки не хватало духу. Да и как объяснить ему, зачем ей понадобилась его фотография? А сделать это втихаря у неё не получилось бы, она ведь не шпион какой-нибудь, да и выглядело бы это жутко. Она не настолько одержима им. Просто безответно, болезненно влюблена. И всего-то. Танька вздохнула. Взяв первый попавшийся чистый лист бумаги, снова начала выводить знакомое лицо карандашом. Скрежет грифеля по бумаге, линия, ещё одна… Нужно передать его взгляд. Насмешливый, с затаённой звериной силой и волчьей тоской. Каждый раз глядя в его глаза, хочется замереть, затаив дыхание, наблюдать за малейшим изменением. Глаза – зеркало души, а то, что происходило в его, по-настоящему завораживало. Но пялиться на кого-либо так долго неприлично и неправильно. Поэтому Танька каждый раз с трудом отворачивалась, скрывая свое нежелание это делать. Нельзя показывать свои слабости. В конце концов, она ведьма или кто? Рука на автомате выводит ещё один штрих и… Танька откладывает карандаш в сторону, рассматривая то что у неё получилось. Вовкулака смотрит с прищуром. Губы вот-вот превратятся в привычную волчью усмешку, обнажая более сильные, чем человеческие, клыки. Танька победно улыбается. Пусть это всего лишь набросок, но максимально похожий на оригинал, по сравнению с предыдущими попытками. Как говорится, если долго-долго мучиться, что-нибудь получится. Танька встряхивает правую кисть, надеясь, что завтра она будет в состоянии держать ручку на лекции. Рисунок можно ещё немного доработать и тогда… В тишину, нарушаемую лишь её дыханием и бубнежом соседского телевизора, врывается оглушительная мелодия мобильника. Танька вздрагивает, но, опомнившись, ищет источник звука. Откладывает рисунок на журнальный столик, прямо на кипу бумаг, и берёт в руки телефон. - Да? - Танька, ты где? – из динамиков раздается раздраженный голос Ирки. - Я? Ну, я… – протянула Танька смотря на настенные часы. Опаздывает, – А я уже выхожу. В универе задержалась. - Чем же ты там таким в универе занималась, что даже забыла о встрече? – устало спросила Ирка, и, не давая возможности ответить, продолжила, – Давай быстрей к кинотеатру. А то Богдан рвет и мечет, боится, что на фильм опоздаем. - Ага, сейчас. Совсем вылетело из головы. Танька в спешке покидала в рюкзак книги, блокноты и прочую канцелярию. Собрала смятые бумажки и захватив кружку с кофе, чуть ли не бегом направилась на кухню. Как же она ненавидела опаздывать. Если она не успеет, Богдан придушит её. Ну и что, что они смотрели Властелина Колец уже кучу раз, в кино-то на него они нечасто ходили. А пропустить начало было бы неуважением ко всему творчеству Толкиена. Нет, сколько бы лет не прошло, некоторые вещи никогда не меняются. Та же любовь друга к миру Средиземья. Танька захватила рюкзак, и скрылась в прихожей. Хлопок закрывающейся двери, скрежет ключа в замочной скважине. Набросок лежал на журнальном столике в гостиной, наполняющейся вечерними сумерками.