Такой разный взгляд

      В розовое небо устремлялись высокие красные, зелёные, синие и жёлтые башни с мозаичными оконцами, фигурными балкончиками, арочными мостиками, перекинутыми через яркие, гладкие до зеркального блеска дорожки. В центре же этого буйства цветов, возвышаясь, как гора над лесом, красовался леденцовый дворец…       «И о чём я думала, когда всё это создавала? Ясно о чём: о сладостях, разумеется», — подумала молодая розовая аликорночка, цокая копытцами по воображаемому дворцу вымышленного мира, существующего исключительно в её голове.       …Давным давно, ещё до рождения Каденс, но уже после того как Кристальная Империя отбилась от армии грифонов, в чём им помощь оказали принцессы Селестия и Луна, коварно дождавшиеся, пока северный сосед окажется в безвыходном положении, чтобы загрести в свои копыта главные богатства древнего государства, у кристалийцев возникла необходимость защищаться от кошмаров и гостей, способных прийти через сны. К сожалению для подданных королевы Аморе, среди её народа не было сколь-нибудь сильных, обученных сноходцев, но, к счастью, имелись колдуны и артефакторы, способные возвести преграду при помощи песенных заклинаний и особых кристаллов, создающих вокруг себя нечто вроде сферы стабильности (за основу была взята защита от духов вроде виндиго, способная выдержать первый сильный удар и предупредить владельца о вторжении путём пробуждения).       По приказу её мамы, всех пони стали снабжать защитными амулетами вне зависимости от того, были они аристократами или простыми работягами, членами столичных гильдий, либо шахтёрами из периферийных городков. Благодаря же воздействию Кристального Сердца, излучение коего само по себе отгоняло тёмные сущности, к настоящему времени даже жеребята могли наслаждаться сном без угрозы столкнуться с нематериальным монстром или шпионом.       …Благодаря родителям, которые считались двумя из трёх сильнейших магов Кристальной Империи, Каденс и помыслить не могла о том, чтобы обойтись какими-то подпорками в виде артефактов. Нет, от особого амулета она не отказывалась, нося его как украшение среди других магических изделий, но и Сомбра, и Аморе были уверены, что будущая королева обязана иметь собственную защиту сознания и дисциплинированный разум. Впрочем, испытывая к своей дочере искренние чувства, они не давили слишком сильно и позволяли некоторые вольности, одной из которых и стало леденцовое королевство, в точности повторяющее столичный город.       Остановившись перед дверью, что вела в тронный зал, Каденс приблизила мордочку к створке и лизнула её языком. Тут же во рту появился шипучий кисло-сладкий привкус, заставивший поёжиться и зажмурить глаза. К облегчению крылато-рогатой кобылки фантомное ощущение быстро прошло, позволив встряхнуться и, воспользовавшись телекинезом, распахнуть вход в просторное светлое помещение.       …Младшая принцесса понимала, что всё её окружающее не является настоящим, так как существует только внутри головы отдельно взятой розовой аликорночки. С другой стороны, именно сейчас для неё конфетные стены и пол были более чем материальны, а кроме того — имели собственный вкус, сохранённый в памяти благодаря королевским кондитерам. К сожалению, невзирая на все приложенные усилия, совсем небольшая часть строений обладала хорошей детализацией и уникальностью, тогда как всё остальное лишь повторяло формы, виденные в реальном мире.       «Нужно будет продолжить передавать вкусы дорогам. Зелёному лучу подойдёт привкус киви», — вспомнив фрукт, доставленный торговцами через третьи копыта из Эквестрии, розовая аликорночка непроизвольно облизнулась и сглотнула, зажмурилась, помотала головой, а затем вновь взглянула на трон, к которому вела конфетная ковровая дорожка.       — Хорошо, что этого никто не видит, а то я бы со стыда сгорела, — хихикнула молодая пони, гарцующим шагом направившись к центру своего осознанного сна, откуда им можно было управлять, словно конструктором (что было бы уязвимостью, если бы не придуманные папой методы защиты).       …Обучение Каденс защите сознания началось с гипноза: мама, не доверяя это дело отцу, научила маленькую принцессу погружаться в белую кубическую комнату с гладкими светящимися стенами. Какое-то время, примерно год или полтора, они тратили по часу в день на то, чтобы раскрашивать это помещение разными цветами, а затем и на то, дабы младшая кобылка смогла попадать в него по собственному желанию без всяких сторонних воздействий. С той поры и началось самостоятельное строительство внутреннего мира, в чём родители могли только давать советы и показывать приёмы во время бодрствования, возлагая основную ответственность на саму дочь.       «А ведь они мне говорили, что не нужно замахиваться сразу на многое. Но мне же хотелось доказать… хотя бы себе, что я уже взрослая. В результате у меня есть город из леденцов, который можно есть, в котором интересно гулять, ну и который очень долго перестраивать», — усевшись на трон, крылато-рогатая пони расслабилась и прикрыла глаза (что было совсем не обязательно, так как она и без того спала, но помогало переключиться между состояниями).       Миг, и розовая аликорночка уже смотрит на свой внутренний мир как бы сверху, из-за чего он ещё больше начинает напоминать набор жеребячьих игрушек. С новой точки зрения здания, ещё недавно казавшиеся более или менее настоящими, теперь не отличались от макетов, используемых во время работы архитекторов, планирующих ремонт-перепланировку-строительство новых домов. Разве что взрослые пони пользуются специально выращенными кристаллами, которые нельзя взять и погрызть в процессе «мозгового штурма».       «Забавное выражение, которое придумал Фрост Морн. Жаль, что я его так и не застала: наверное, с ним было бы здорово подружиться. Он ведь был учеником папы… и сестры… и когда его не стало — они поссорились. И Старли…», — добрую, заботливую ушепони (слепую из-за грифонов, но научившуюся ориентироваться на звук) розовая аликорночка помнила плохо, но грустила из-за её исчезновения.       …Настроение заниматься благоустройством воображаемого мирка, который должен был расти и изменяться вместе с ней, куда-то пропало. Захотелось перенестись в свою спальню, свернуться клубком на кровати, укрыть голову крылом и просто лежать, чтобы кто-нибудь пришёл и обнял, погладил по гриве и сказал, что всё будет хорошо.       …Нет, она вовсе не жаловалась, так как прекрасно знала, что папа вынужден постоянно инспектировать поселения за пределами столицы, устраивать совместные учения между прошедшими профессиональное обучение колдунами, гвардией и ополчением, знающим два-три заклинания. А ведь и маме было не легче: гильдии, потерявшие значительную часть своего влияния из-за того, что появились школы для простых жеребят, дающие минимально необходимые знания о колдовстве и артефакторике, всё же старались восстановить своё влияние путём объединения; аристократы, чья численность несколько сократилась из-за войны, а права были урезаны в пользу простых пони, пытались вновь вернуться на вершину через армию, торговлю, бюрократию. Впрочем, родители сомневались, что их запала хватит больше чем на два-три поколения.       Каденс могла бы обидеться на Хоуп, но знала о напряжении между ней и отцом, а также обиде между старшей принцессой и королевой. Кроме того Рэдиэнт занималась тем, что её младшая сестра считала очень важным делом: помогала чейнджлингам, коих отец использовал для ослабления соседей (она молодая, а не глупая или глухая), алмазным псам… участвовала в изобретении новых артефактов и теперь планировала строительство прибрежного города.       «Однажды я там обязательно побываю», — пообещала себе розовая аликорночка, всё же не способная окончательно избавиться от чувства одиночества, отчего становилось стыдно за саму себя.       …Крылато-рогатая пони понимала, что мир не крутится только вокруг неё одной, и в комнатах, где её нет, жизнь не замирает в неподвижности. Она знала, что старшие заняты очень важной для всей империи работой и гордилась тем, что является частью их семьи, только вот сердце не всегда хотело слушать разум. В особенности было трудно из-за того, что с недавних пор она чувствовала некое эхо… похожее на тень намерения, из-за чего друзья жеребячества открылись с не самой приятной стороны.       Нет, Каденс не научилась видеть ложь, ну или же читать мысли. Просто теперь она чувствовала, что когда предлагает чем-то заняться, одни соглашаются будто бы через силу, другие же наоборот были готовы следовать за ней несмотря ни на что. И, по правде говоря, вторые в какой-то степени даже пугали.       «Они ведь легко примут на себя мою вину за любой проступок просто потому, что я — принцесса, да ещё и аликорн. Даже когда мы рисовали, и я специально делала небрежные мазки — они меня хвалили и восторгались. А если попросить их о чём-то незаконном? Доложат ли они об этом или исполнят сказанное, невзирая на последствия? Бррр… Страшно даже думать», — младшая принцесса хотела бы с кем-нибудь поделиться своими тревогами, но мама была занята, папа появлялся во дворце не так часто, а сестра и вовсе ушла на границу, где жила с инородцами.       Те, кто сопровождали её будто бы через силу тоже исполняли просьбы, но делали это более осознанно. Крылато-рогатая кобылка подозревала, что они рассказывают обо всём своим родителям, ну или даже её маме, а в случае если попросить их о чём-то запрещённом, то… Тут Каденс терялась, так как не могла спрогнозировать поведение не совсем добровольных друзей (они могли подчиниться, желая стать более близкими из-за общей тайны, но с той же вероятностью сдали бы её кому-то из старших, а то и начали шантажировать).       Но и это было далеко не всё, что случилось с розовой аликорночкой: недавно она осознала, что чувствует не только то, как другие относятся к ней, но и то, что они испытывают в присутствии друг друга. Пока что это было чем-то неуловимым, словно туман или почти выветрившийся запах, но она не сомневалась, что рано или поздно разовьёт эту способность как магию, умение танцевать, красиво говорить.       Каденс не была глупой и понимала, ради чего пони учатся держать морду, говорят не то, что думают, скрывают свои эмоции. Всё же из-за отношений внутри семьи, чтобы сглаживать общение между сестрой и родителями, ей пришлось научиться «играть в дипломатию» с очень ранних лет. Возможно, если бы эта особенность, словно проснувшаяся после ухода Хоуп из дворца была с ней с рождения, то всё сложилось бы по-другому…       «Я бы не смогла подружиться с одними пони, начала использовать других, а ещё… меня боялись бы собственные мама и папа», — невесело констатировала крылато-рогатая кобылка, чувствующая страх от мысли о том, что если родители узнают о её прорезавшемся таланте, то отдалятся ещё сильнее, оставив её в кристальной клетке среди слуг.       Нет, всё могло бы быть по-другому: магистр ордена колдунов восхитился бы даром дочери, а королева принялась бы передавать свои навыки управления страной, приводя младшую принцессу на каждое собрание советников, чтобы потом узнать то, кто из них лгал и говорил правду. Только вот это было совсем не тем, чего на самом деле хотела младшая принцесса, всё же не способная избавиться от страха и сомнений (и чем дольше она молчала — тем сильнее они укоренялись в душе).       Внезапное ощущение дрожи, превратившейся в рябь, что пошла по куполу неба-потолка, заменяющего магический барьер в её внутреннем мире, отвлекло Каденс от самокопаний. Несколько долгих мгновений она соображала, что же произошло, а затем усилием воли перенеслась к самой границе леденцового города, напряглась и заставила белый туман скрыть строения, после чего повернулась к преграде.       — Я уже думала, что ты не придёшь, — обвинительно заявила розовая аликорночка, уставившись на проявившееся изображение тёмно-синей, крылато-рогатой кобылы, что стояла по ту сторону щита.       — У нас, в отличие от тебя, есть королевские обязанности, — гордо ответила принцесса Луна, которая не пыталась войти внутрь, а вместо этого создала под собой облако и улеглась на него, поджав все четыре ноги. — И вообще, племянница, побольше уважения к старшим.       — Мы не родственники, — возразила младшая пони, повторяя действия собеседницы.       — Считай, что мы тебя признали таковой, — гордо кивнула старшая кобыла. — У меня был удивительно насыщенный день…