Шёпот тишины

На часах было два ночи, а в многокомнатной квартире, в спальном районе Чертаново, на четвёртом этаже, всё ещё горел свет.      В гостиной, рядом с диваном, на небольшом столике стояли две кружки с крепким, всё ещё не остывшим кофе, рядом пульт от телевизора и новостная газета.      По телевизору сейчас шла какая-то передача о готовке, и худой мужчина, со взъерошенной шевелюрой, рассказывал, как приготовить шоколадный торт.      Юля, укутавшись посильнее в темно-коричневый клетчатый плед, прижалась к теплому Лебедеву, что сейчас крепко её обнимал, поглаживая по спутанным волосам.      По её щекам медленно катились слезы, а губы слегка подрагивали. Пальцы вцепились в чёрную футболку отца, не позволяя тому отодвинуться и на миллиметр.      Валентин перевёл взгляд с экрана телевизора на девушку, что в этот момент тихо всхлипнула, глядя на гостя передачи.      «И правда, похож на него», — подумал он и, потянувшись к пульту, переключил на какую-то мелодраму.       Юля вздохнула, поджав ноги под себя так, чтобы они тоже были под пледом.       Лебедев понимал, что сейчас и сказать-то особо нечего, но всё равно упорно перебирал в голове все фразы, которые мог ляпнуть, дабы хотя бы немного поднять ей настроение.      Он знал, знал как никто другой, что когда-то так оно и будет, знал и предупреждал. Знал, что Юльке больно будет, когда с Ткачевым они всё же расстанутся. Такие отношения не длятся долго...      И Тёма бросил её, без особой причины, просто потому что разонравилась. А Юлька сидит и не понимает, что всё это не сон, упорно твердит себе, что завтра всё наладится, они снова будут дурачиться, смеяться и долго обниматься, а после нежно, насколько это возможно, целоваться. Всё будет как прежде...      Только вот этого не будет. Не будет ни завтра, ни через неделю, ни через год. Юля осталась одна и утопает в своей боли, пытается забыть чувства, что бережно хранила всё это время, только вот совсем не выходит выкинуть их из головы хотя бы на секунду.      И Лебедев знает, что если оставить Юльку сейчас одну, то она непременно что-нибудь сделает.      Ткачев сломал её, забрал её сердце вместе с собой, когда покидал. Ушёл без капли сожаления, потому что был уверен, что и он, и она найдут другую любовь. Забавно.      Валентин не нашёл ничего лучше, чем зарыться носом в её волосы, поглаживая пальцами бледную руку, тихо прошептав:      — Я не брошу тебя, не бойся.      Лебедева слегка отодвинулась и подняла на него свои красные, блестящие от слёз глаза. Слегка улыбнулась, как только сейчас была способна, и покачала головой.      — Все вы так говорите, — шёпотом ответила она, вздохнув. — А потом уходите, оставляя после себя только бесконечную боль и желание поскорее сдохнуть.      — Я не такой, и ты это знаешь, — уверенно сказал Лебедев, повернув её голову к себе. — Я не оставлю тебя, потому что ты моя дочь. Не оставлю, потому что нужен тебе. Потому что мы нужны друг другу.      Юля хмыкнула, несильно сжав его руку.      Лебедев терпеливо ожидал её ответа, не отводя взгляда от девушки. Она слегка дрожала, и Валентин не мог понять, от холода ли она дрожит, и, может, стоит закрыть форточку, или же дело вовсе не в этом.      Если дело касалось второго варианта, он совершенно не знал, что делать.       — Тогда обними меня, — наконец сказала она, повернув к нему лицо и заглянув в глаза. — И обнимай меня каждый день, повторяя, что всегда будешь рядом. Обними меня и пообещай, что будешь со мной до конца.      Лебедев, сжав в руке плед, слегка нахмурился.      Она смотрела на него уверенно, говорила без доли шутки. И он не думал о том, поступит ли он сейчас правильно или ещё больше усугубит ситуацию, не думал о том, что может случиться потом.      Он лишь сделал так, как она просила. Обнял её за плечи, крепко, насколько мог. Гладил её шелковистые пряди русых волос и крепко держал за руку. А потом, неожиданно для обоих, отстранился, взглянув в карие глаза напротив и опустив взгляд на её губы, поцеловал.      Поцеловал её слегка неумело, но нежно, пытаясь передать этим жестом всю свою искренность данного действия. Без надежды на ответ. Без вообще мозгов в голове, кажется.      Глухой грохот внутри от ощущения мягких тёплых губ, смятых в единственном порыве собственного желания. Юлька застыла, словно завороженная. И Лебедев уже хотел было оторваться от неё, начав оправдываться, когда на плечи опустились её тёплые узкие ладошки. Неужели ответила?!..      Валентин гладит её спину, нежным жестом заправляет выбившиеся прядки её волос за ухо, позволяет её ноготкам слегка царапать кожу головы, перебирая в пальцах его волосы. Целует долго и трепетно, повторяя сквозь поцелуй, что никогда не бросит.       Могут ли они сейчас сказать, что счастливы? Никто из них не уверен. Они вообще мало знают о значении этого слова. Счастье — это когда ты смеешься, или когда сердце готово выпрыгнуть из груди? Когда бабочки в животе, или когда улыбка никак не хочет сходить с лица?      А, может, все вместе?      Относится ли любовь к счастью? Можно ли сказать, что ты счастлив, потому что любил и был любим?       Они не особо задумывались над этим ни тогда, ни после. Им хватало мысли о том, что они нужны кому-то, и что кто-то нужен им.      Хватало вечеров за просмотром сериала или мелодрамы в обнимку. Хватало света настольной лампы, запаха крепкого кофе, колючего темно-коричневого пледа и тепла, что они дарили друг другу.      Можно ли было назвать это любовью?      Определённо да.