Розмарин и шалфей

Он обещал диковинных трав. Нерушимая клятва накладывает ограничения, ограничивает время. Он обещал, и тем сложнее было бы не справиться — у него просто не было такой возможности. Город болел, край увядал, а он был одним из тех, кто отправился на поиски нужных растений. Вересковые поля страдали от неизвестной заразы, а рецепт был прост и сложен одновременно. Их край не мог существовать без вереска, а вереск — без целебного эликсира, который обещали приготовить волхвы. Волхвы говорили, что это кара за непослушание, волхвы просили Странников найти травы. Вереск погибал. На это было больно смотреть. Это единственное, что стало причиной его путешествия. Он был одним из многих. Веточка вереска напоминала об этом. Розмарин, тимьян, шалфей и петрушка. Рецепт был прост, но нигде не попадался. Где был шалфей, не росла петрушка. Где была петрушка, не рос розмарин. Сухие травы рассыпались листьями, а он отчаянно шел вперёд, поглаживая вереск и обещая сам себе, что, когда спасет край — уедет оттуда. Потому что что кроме вереска там его ничего не держало. А вереска было довольно и здесь. Но спасти хотелось именно тот, что был роднее. В конце третьей недели ему повезло. Розмарин стал попадаться чаще. Его можно было нарвать, и он рвал. Сушил. Нес с собой. На душе стало легче, и даже, кажется, летне-осеннее солнце было теплее. Вереск стал попадаться реже, а значит, он был уже довольно далеко. И тут не иначе как случай помог. В какой-то деревне шепнули про ярмарку травников. Сказали, что есть там петрушка. Что «все там» есть. И он немедля направил свой путь туда. Ярмарка была шумна и пряна. Запахи трав смешались в единый, и он шел наугад. Знакомые листья мелькнули лишь однажды — вереск. Все чаще был розмарин, недаром ведь это его край. Шалфей — безуспешно, он спрашивал у каждого. Петрушка, кажется, там было что-то знакомое… Точно, он поспешил туда, к палатке, где торговал бойкий старик. Не успел… — Купи петрушку, и будет тебе счастье. — Мне, мне последний пучок. Пальцы одновременно сомкнулись на одной и той же траве. Странник отдернул руку, уступая. Девушка почти не смутилась. «Купи петрушку, и будет тебе счастье, кхм…» Он заглянул в глаза улыбающейся девушки и понял, что счастье есть. Хотя, может, то показалось? Но на удачу это было похоже точно. Она оказалась местной травницей, что интересно. Сальвия, странное имя. Умела читать и знала несколько песен. Довольно хорошо ориентировалась в лесу, оно и не странно — травница же. Но вот зачем ей нужна петрушка, Странник никак не мог взять в толк. Не понял он, и когда они оказались у дома. Ведь почти четверть грядок занимала петрушка же, и это было больше похоже на фарс… Или на повод. — Своя не годится, — будто отвечая на незаданный вопрос, сказала она. — Не дает семена. А эта уже почти отцвела, — она махнула пучком, — идет прямо с корнями. Я ее посажу. Проходи, у меня есть шалфей. Я слышала, ты и его искал. Он здесь не растет, в этих краях. Ну… Кроме как у меня, конечно. Он слушал ее щебет, перепустив порог ее дома, едва не споткнулся от метнувшегося вбок кота… Было тихо, легко и спокойно. Как дома. Где он уже очень давно не был. Но здесь, в скромной сторожке, он внезапно ощутил себя как дома. Уютно. Мирно. И странно. Дни сложились в неделю, а после двух недель он понял, что надо идти. Задание его не ждало. Сальвия была темнее тучи, но ничего не сказала, сплела только толстый жгутик из трав, и лентой своей завязала. Вторую оставила у себя, а после ушла на речку, ни разу не обернувшись. Рыдать. Отцветал шалфей. И больше ярмарок в этом году не предвиделось. А в его сумке еще не появился тимьян. Потому что у нее его не было. Он был на востоке. Вереск спасен. Тимьян нашелся быстрее, чем все остальное — он рвал его в полночь с одной из полян. Волхвы возносили молитвы богам, а на душе было пусто. Свой вереск теперь ютился в горшочке, и с ним не хотелось здесь оставаться. Странник покинул свой край снова ночью, никому не сказав и ни с кем не прощаясь, едва только кончилась эта зима. Ни с кем не прощаясь, кроме вереска. Лента в лесу казалась змеей, туманом, мороком, белым отблеском на темной дороге. Чистая, едва оброненная: Страннику чудилось, что он видит вдали знакомый силуэт. Кажется, кто-то пару часов назад спросил, не на ярмарку ли он идет. А может и правда, на ярмарку, что уж?.. Лента легла в кулаке, привычно прижатая к травам, а дорога больше не казалась такой длинной. Он узнал эту дорогу. И эту ленточку тоже. Вторая со жгутом из трав жила у него в заплечном мешке. Рядом с вереском. Он узнал ее сразу, как только пришел. Теперь она торговала петрушкой. Для чего не годится своя, он так тогда и не понял. Для любовного зелья ли, для лечебной микстуры. Тогда они полночи трясли семена, сейчас он снова взялся за один пучок с ней, столкнувшись пальцами, и улыбнулся. Он понял, что будет здесь, как только нашел ленту на тропинке в лесу. — Купите петрушку, и будет вам счастье. Он смотрел на нее и понимал, что действительно счастье здесь есть. И петрушка. И можно теперь не торопиться назад. А может, и нет?.. А может, остаться в доме у края, и возвращаться туда после дальних путей, и тогда есть, есть смысл торопиться?.. «Возьмите петрушку, и будет…» — Беру, — отвечая себе и ей, сказал он, отдавая монеты. — И розмарин. Ну, а тимьян с шалфеем у него были сейчас с собой.