Кукловод

— Что ты делаешь? — От внезапно раздавшегося в помещении голоса мальчик вздрогнул и резко выпрямился. В пустоте комнаты раздался тихий звон, юноша не рискнул наклониться, чтобы поднять маленькую отмычку. Равно как и медлил, не поворачиваясь в сторону стоявшего в проходе мужчины. — Повернись. — Как всегда холодный и не терпящий каких-либо возражений голос больно ударил в уши и, прежде чем смог хоть что-то предпринять, сам того не осознавая, мальчик подчинился, медленно поворачиваясь к говорившему. В дверях, свет за которыми был единственным, что разрезало окружавшую тьму, стояла худая фигура. Мужчина опирался плечом о косяк, сложив руки на груди. Из кармана его халата привычно свисали тонкие проводки и нити, на конце одной из которых даже виднелась, поблескивая в свете тусклой лампы, тонкая иголка. А вторая, согнутая, лежала сейчас где-то на холодном полу вне досягаемости. Он молча сверлил взглядом юношу, что сейчас, опустив голову, стоял перед ним. Рассматривал швы на макушке и плечах, заметно подрагивающих от холода. Вглядывался в едва уловимые рваные движения торса при каждом вдохе. Следил, как мальчик сдерживает желание поджать к себе хоть одну замерзшую ногу. Наблюдал за своим же творением, которое упрямо делало все то, чего не должно было делать. — Время позднее. Ты уже час как должен был быть в кровати, молодой человек. — Мужчина решил не обращать внимания на украденную у себя вещь, прежний вид которой придать уже точно не получится, и протянул руку, чтобы проводить мальчика. И вот опять. Опять тот боязливо дернулся, закрывая глаза. Не расслабился даже тогда, когда рука создателя просто мягко легла на его плечо. Едва заставил двигаться одеревеневшие от холода и страха ноги. Такого не должно было быть. Не так должны были вести себя куклы. Мужчина незаметно вздохнул и легко подтолкнул его к выходу. Двери коридора, похожие друг на друга как две капли воды, мелькали перед ничего не видящим взглядом. Ученый вел его медленно, стараясь подстроиться под темп создания, но не давая ему окончательно остановиться. Тот то и дело норовил вырваться, пойти не там, где сказали, а хотя бы рядом. Мужчина вновь вздохнул. — Пожалуйста, иди ровно, L138i. — Луи. Ученый настолько удивился, что остановился сам того не заметив. Мальчик, таки вырвавшийся из-под его руки, продолжил идти в прежнем направлении, не планируя оборачиваться и совершенно игнорируя пораженный взгляд создателя за своей спиной. — Что? — Только и выдавил он, пару раз недоуменно моргнув. — Мое имя Луи. — Тихо, но упрямо проговорил мальчишка, останавливаясь. Ученый медленно подошел к нему, рассматривая с головы до ног. — Луи? — Он приподнял бровь. — Ты имеешь ввиду Ллуэлин? Даже со спины было заметно, как юноша скривился. — Нет. — Он поморщился, дернув плечами. — Просто Луи. Можете звать меня этим именем. Ученый молчал. Перед его глазами стоял мальчишка, которого он собственноручно создал всего с неделю назад. Донельзя упрямый мальчишка. Упрямый, каким быть не должен был. — Идем. — Он не стал вновь касаться его плеча, даже не дождался, когда тот пойдет впереди него. Не хотел, чтобы он видел, как мужчина нахмурился в смятении. И злости на себя самого. Они дошли до искомой двери достаточно скоро. В помещении также царил полумрак, но на этот раз пространство не давило холодной тишиной. Вдоль стены слышался тихий шум находящейся прямо за ней аппаратуры, что беспрерывно работала день и ночь. Поначалу ученый подселил мальчика к остальным своим творениям, но быстро заметил, насколько обстановка угнетает его. Тот не спал всю ночь, а утром, как только открылась дверь, выбежал оттуда так быстро, как смог. И если бы у ученого не было роботов-охранников по всему периметру, то вряд ли тот был бы найден. В новой комнате юноша стал заметно спокойнее, ученый даже однажды утром увидел его спящим, пусть даже и не на кровати. Проблема заключалась в том, что помочь ему он ничем не мог. — Заходи. — Голос мужчины вновь стал спокойным и уставшим, каким был практически все время. Таким, каким он был абсолютно все время до момента, пока это создание не открыло глаза в его лаборатории. Мальчик послушно прошлепал внутрь, останавливаясь посередине комнаты. Он знал, ученый не станет следить за тем, как он ляжет и заснет. Он не должен был это делать в принципе. Потому как все остальные его «братья» и «сестры» беспрекословно подчинялись всему, что им говорил их создатель. У них здесь не было имен, только номера, порядковый и заводской. И никто из них не интересовался почему. Никто из них не разговаривал, не выражал эмоций, не отвечал на вопросы, которые Луи по началу пытался задавать. Они все были куклами. Он тоже был. Должен был быть, но не мог. Мальчик тихо вздохнул, опустив голову. — Спокойной ночи, доктор Гирлуз. Мужчина кивнул, закрывая дверь. Еще некоторое время за ней были слышны его размеренные отдаляющиеся шаги, которые стихли где-то в глубине коридора. И только после этого юноша, судорожно всхлипнул, обхватив себя руками. Дрожащие ноги больше не могли его держать, Луи с трудом сделал пару шагов, касаясь рукой холодной стены. Под ладонью ощущалась вибрация, но несмотря на то, что обычно это быстро успокаивало его, сейчас тревога никак не отступала. Мальчик медленно сполз на пол в самом углу. Здесь, загораживаемый металлическими стойками кровати, он мог чувствовать себя хоть немного защищенным. Надев за замерзшую голову капюшон, мальчик тихо шмыгнул носом. На ноги упало пару капель, он быстро стер слезы рукавом и уперся головой в колени, не позволяя себе больше издать ни звука. Он должен был быть бесчувственной куклой, созданной на заказ. Внутри него не должно было быть абсолютно ничего до того самого момента, как его не коснется рука хозяина. Однако внутри юноши сейчас тяжелым камнем болело горячее живое сердце. По-настоящему болело. Он рвался куда-то. Он ощущал, словно за стенами этого места есть что-то, что ему нужно найти. Словно быть ему нужно было вовсе не здесь. Конечно, доктор, создавший его, объяснял, что мальчик предназначен заказчику, заведомо находящемуся вне этих стен, но сердце от одной лишь мысли еще больнее сжималось, давая понять, что речь не о нем. Луи пробовал сбежать, найти о себе хоть какую-нибудь информацию. Он не верил, что является куклой. Даже когда Гирлуз подвел его к зеркалу, когда показал его собственное лицо, пересеченное швами, когда рассказал, как создаются куклы, когда объяснил, как устроена система заказа, не верил. Однако все, что утенку удалось найти — дату и время своего создания, имя заказчика и имя создателя. Он это все и так знал. Пустота раз за разом загоняла его в тупик, надежда крошилась и рушилась, больно ударяя осколками. Крепко обхватив себя руками, Луи тихо шмыгнул носом, закрывая глаза. И надеясь, что яркий и теплый сон, что снился ему каждую ночь, станет явью уже на следующее утро. *** Кабинет встретил его привычным холодом и тишиной. Звук собственных шагов гулко ударялся о пустые стены. В этом месте он всегда был один, сюда практически никогда не приходили другие люди. Даже с заказчиками он общался далеко не всегда, да и то, только когда возникали проблемы, а случалось это у такого педанта крайне редко. Джайро Гирлуз. Единственный человек во всей стране, если не в мире, кто создавал марионеток. Он был ученым, гением, внедрившим свои уникальные разработки искусственного интеллекта нового поколения. И очень быстро нашедшие применение в единственном в своем роде производстве, к которому стали обращаться многие. Мировая известность, захватившая его, доктора абсолютно не волновала. Во всем мире теперь знали его имя, однако чаще всего люди звали его по-другому. Мастером Кукол. В отличие от клонов или роботов, куклы имели свойство обретать сознание по первому желанию заказчика. И выполняли его беспрекословно. Куклу можно было сделать кем угодно. Можно было даже навсегда лишить ее воспоминаний о том, как она была создана, сделать ее обычным ребенком. Это бы решило множество проблем во всем мире, демографическая ситуация в котором была сейчас крайне плачевной. Однако у этой работы был один нюанс. Кукол оживляли эмоции и чувства. Поэтому работая над их созданием и подготовкой, он должен был быть хладнокровным. Куклы были пустыми, с ними не нужно было разговаривать или заботиться о них как о детях, все базовые навыки в них уже были заложены. Поэтому все, что оставалось — просто следить за их подобающим развитием и программированием. Мужчина устало сел на стул. Он снял очки и закрыл глаза ладонью, упираясь рукой о стол. Он сам выбрал такую жизнь. Он вполне мог поручить эту работу кому угодно, но не стал. Потому, что заслуживал и пустоты, лишенной эмоций и чувств, и окружавшего одиночества. Заслужил после того, как потерял самого дорогого для себя человека по собственной вине. И до недавних пор он даже не задумывался над тем, чтобы вновь когда-либо позволить себе ощущать хоть что-то. Он с силой сжал глаза рукой. Это было до того, как этот мальчик открыл глаза. Что-то в нем сразу было не таким, как у остальных. Он не поднялся со стола, на котором был собран, а подскочил. Он не ровно встал перед доктором, не сводя взгляда с одной точки, как это делали обычно куклы, а смотрел на него глазами, полными ужаса и страха, и никакие объяснения, кажется, не слушал. Да он даже придумал себе имя! Подумать только, он даже выбирал, что ему больше нравится! Мужчина тяжело вздохнул. Мальчишка явственно проявлял свой уникальный характер, оперируя самыми настоящими чувствами и эмоциями. Это означало только одно. Где-то Джайро допустил ошибку. И ему предстояло ее срочно исправить. *** Юноша едва заметно дрожал. Окружавший холод сковывал худые руки и торс, он вжимал голову в плечи, но не смел спускаться с места, на которое его пару часов назад посадил доктор. Кушетка, где он сидел, стояла прямо посередине абсолютно пустой комнаты. Отсюда полумрак помещения скрывал все стены, яркая лампа над самой макушкой слепила, поэтому утенок старался не поднимать часто голову. Но периодически он все-таки преодолевал нежелание некоторое время терпеть блики в глазах и украдкой смотрел вверх. Там, скрываемый ореолом света и подавляемый окружающей тьмой, почти под самым потолком бледно виднелся прямоугольник небольшого окошка наблюдательного пункта. Но мальчика интересовало вовсе не его наличие, а лишь тот, кто сейчас за ним находился. Сегодня утром доктор был необычайно молчалив. Будучи сдержанным и на эмоции и на слова, каким Луи привык его видеть, он тем не менее хоть иногда разговаривал со своим созданием. Однако сегодня мужчина не обронил ни единого слова. Молча дождался утенка в дверях его комнаты, пока тот собирался и также молча сопроводил в помещение, о существование которого в комплексе юноша даже не догадывался. Но оставив его здесь и присоединив к руке какое-то устройство, он также молча покинул комнату прежде, чем Луи сформулировал хоть один вопрос. Мальчик провел в одиночестве больше получаса, прежде чем краем уха уловил едва различимый мужской голос где-то у себя над головой. Присутствие доктора, пусть и безразличного к нему, немного успокоило юношу, позволив сесть ровнее и терпеливо ждать. Однако вот уже несколько часов Луи бесцельно сидел в этой комнате. Он не пытался позвать Гирлуза, не пытался встать с того места, где он его оставил, но беспокойство, зародившееся в детском сердечке все нарастало и ничто не помогало справиться с ним. Сейчас он как никогда ощущал весь окружавший его холод. Порой, когда ему становилось зябко, он начинал представлять себе, что где-то там, за этими высокими стенами его ждет другая, счастливая жизнь. Эти мысли наполняли его теплом даже в самые холодные ночи и давали надежду. Однако сейчас, как бы он ни старался, избавиться от дрожи не получалось. Что-то липкое, пробирающее до кончиков перьев, зародилось в нем, все больше и больше захватывая мальчика в свои сети. От этого он то и дело мотал головой, стараясь ни о чем не думать. Пока вновь не обнаруживал себя в омуте самых отчаянных и болезненных мыслей. Доктор Гирлуз старательно следил за появляющимися на мониторе цифрами и диаграммами. Они его не радовали. Не сказать, что прежде подобных ситуаций не случалось. Бывало, что кукла рождалась приверженной к эмоциям и чувствам. Но происхождение куклы позволяло перепрограммировать ее сознание. Для этого объект начисто лишали социального взаимодействия и запускали процесс программирования. Обычно хватало всего часа, в редких случаях двух. Однако мальчишка вот уже три с половиной часа сидел в изоляторе, а динамики не наблюдалось абсолютно никакой. Точнее не так. Джайро хмуро наблюдал за полной деградацией того процесса, который запустил. Мальчишка словно был живым. По крайней мере на мониторе. Сам же доктор прекрасно помнил, как собственноручно стежок за стежком сшивал его череп, как своими руками вставлял между гибких, но прочных ребер сердце, как нить за нитью натягивал сухожилия и формировал мышцы. Он не мог быть живым. Не должен был. Тяжело вздохнув, мужчина запустил руки в клавиатуру, отменяя процесс. Он явно что-то упустил. Где-то внутри этого создания была системная ошибка, которая не позволяла сработать ни одному коду. Он уже испробовал все созданные методики программирования, но ни одна из них не принесла результат. Приходилось делать то, что он так не желал. Доктор резко выпрямился, хватая со стола новые данные и уверенно направляясь к выходу. *** Перед глазами все плыло. Холодный стол под его оголенными лопатками уже практически перестал так сильно обжигать, однако дрожь это не унимало. Он то и дело сжимал в кулачок дрожащие пальцы, стараясь тем не менее не повредить присоединенную к коже аппаратуру. И стараясь терпеть всю ту боль, что она причиняла. Он лежал на операционном столе. Точно не сказал бы, но многое из окружения казалось ему призрачно знакомым, словно это место было в его жизни чем-то важным. Вокруг него мигали лампочки и тихо дребезжали аппараты подобно тому, как шумели они за стеной его комнаты. Однако сейчас это не приносило никакого успокоения. Он старался не шевелиться, хотя доктор, оставивший его тут, ничего об этом не сказал. К его торсу были присоединены провода, присоски на конце которых больно впивались в кожу в области сердца, к его запястьям примыкали зажимы, под которыми он ощущал собственный пульс, а голову окольцовывал тонкий обруч, овитый хаотично, казалось бы, торчащими в разные стороны проводками. Неподалеку от него, где-то там, скрытый в темноте, был его создатель. На этот раз юноша предпринимал попытки узнать что происходит, пытался задавать вопросы, однако ответа на них он так и не получил. Несложно было догадаться, что его тщательно изучают. Но, если верить рассказам доктора, он был создан им же, поэтому сколько бы Луи ни старался, понять зачем ученый делает все это он никак не мог. Все, что он мог делать, молча терпеть боль и холод дальше, стараясь не провалиться в сон, который медленно охватывал сознание юного селезня. Джайро неотрывно следил за показаниями на планшете в своих руках. Полная диагностика шла медленно, он то и дело совершенствовал процесс, внося новые данные, однако даже дошедшая до половины программа сканирование не выявила ни одного дефекта. Он устало потер глаза под очками, вновь запуская сторонний код, однако даже он не выявил ни одной детали, что указала бы на то, что на столе лежит кукла. Да, с самой первой минуты диагностика полностью идентифицировала объект биологическим существом. Живым. Доктор сделал его сам. Процедура ни капельки не отличалась от предыдущей сотни, он делал его из того же материала, что и других, закладывал внутрь абсолютно такие же схемы. Так почему же перед ним раз за разом представал живой мальчишка, действовавший не по заложенной программе, а по собственным быстро формирующимся убеждениям? И почему ничто не позволяло понять причину происходящего? Гирлуз тихо вздохнул. Он намеревался подавить это до того, как процесс станет необратимым. И чего бы это ни стоило. Мужчина ввел еще одну программу. Он старательно обходил все предупреждения диагностики, так как все действия, что он делал сейчас, могли бы убить разум живого существа. Но он с уверенностью продолжал работу, ведь кроме него в этот момент в операционной больше не было никого живого, только… Он неосознанно скосил глаза. И очень явственно ощутил, как что-то в глубине души начало наливаться свинцом. Сейчас он находился всего в метре от стола, поэтому рассматривать мальчика ничто не мешало. Луи не шевелился. В истерзанной проводами и датчиками маленькой груди быстро колотилось детское сердечко. Лежа на операционной доске, он старался дышать спокойно, но выходило это плохо. Джайро замер в смятении. Мальчишка тихо плакал. Он не издавал ни единого звука, только неровные вдохи порой пролетали с тихим свистом и сопением. Он молча глотал слезы, дрожа от холода и страха, однако не предпринял ни единой попытки окликнуть доктора. Даже куклы в неподходящих им условиях подавали признаки и сигналы о несовместимости, что можно было расценивать как просьбу о помощи. Увиденная картина означала, что все проводимые им манипуляции и исследования были напрасны. Мальчишка преодолевал страх и боль по собственной воле. И Джайро вот уже пару дней, как ни пытался, ничем не мог ее сломать. Его сердце, очерствевшее годами выдержки и сознательного давления, сейчас кололо так, словно он оставил в нем одну из своих самых острых игл. Знакомые чувства, что так давно не посещали его, прогоняемые, подавляемые, терзали сильнее кошмаров, что так часто ему снились. Он резко отвернулся, чем отвлек утенка, все-таки повернувшего к нему голову. И к счастью не увидевшего его лица. Доктор простоял так не меньше минуты. Он ощущал взгляд на своей спине. И вот опять, опять мальчишка послушно молчал, не пытаясь позвать или отвлечь его. Более того, когда Джайро удалось вернуть себе безразличное выражение лица и обернуться, от столкнулся с неподдельным беспокойством во взгляде напротив. Так раньше на него смотрел только один человек. Гирлуз прикрыл глаза. Он выключил и убрал планшет на стойку, совершенно не заботясь о прерванной программе, а после, приблизившись к столу, осторожно снял с головы мальчика сканер. Тот облегченно выдохнул, послушно ожидая, когда доктор, аккуратно отсоединив от него все устройства, отошел в сторону, жестом призывая его подняться. Луи облегченно закутался в свою рубашку, стараясь быстрее согреться даже такой тонкой тканью, а после осторожно поднял глаза. Ученый не смотрел на него, но стоя в проходе лаборатории он явно его ожидал. И хотя, когда селезень поравнялся с ним, тот привычно положил руку на его плечо, ведя в комнату, что-то было настолько непривычным, что, казалось, даже витало в воздухе. Однако спросить его о чем-либо мальчик так и не решился. Ученый не заговорил с ним ни разу со вчерашнего дня. Можно было подумать, что тот зол, в это также было легко поверить, однако мальчик ощущал, что причиной тому является косвенной. Что-то терзало его создателя, что-то, о чем тот никому не говорил. В комнате было привычно темно. К счастью, аппаратура за стеной по-прежнему беспрерывно работала, это слегка успокоило юношу. Джайро дождался, когда Луи пройдет внутрь, после чего поспешно закрыл дверь, уходя сразу же после этого. А мальчик так и застыл около ее, не в силах понять происходящее. На лице ученого он впервые увидел то, чего не видел прежде ни на одном лице здесь. Отчаяние. Луи медленно сполз на пол. Его до сих пор сильно трясло. Если в холодной лаборатории он всеми силами боролся, то в одиночестве комнаты уже не видел в сдерживании эмоций никакого смысла. Он судорожно вздохнул, с силой сжимая плечи. Места, к которым были присоединены датчики, болезненно саднили при каждом движении, от напряжения его мутило, но на все это он с легкостью готов был не обращать ни малейшего внимания. Ведь все это было ничем по сравнению с все нарастающим чувством тревоги. От страха и усталости он не мог пошевелиться. Его руки и ноги, словно налитые свинцом, тяжелым грузом прибивали его к полу. Голова шла кругом, он хотел стащить с кровати одеяло, но сил не хватило даже на то, чтобы сжать ладонь. Он тихо всхлипнул. Ему до одури сейчас хотелось закричать, горло сдавливало так, словно кто-то невидимый пытался всеми силами лишить его жизни. И он не был уверен, что абсолютно не прав в этих ощущениях. Он не чувствовал этого рядом с доктором, но теперь он словно физически ощущал повисшую где-то рядом угрозу. Угрозу, что копилась с каждой минутой, не давая спокойно вздохнуть. Юноша уперся подбородком в колени. Заснуть не получалось, хотя от усталости глаза закрывались сами собой. И он не хотел видеть все то, что появлялось в сознании каждый такой раз. Обхватив дрожащими ладошками плечи, Луи сосредоточенно уставился перед собой, игнорируя тонкую холодную слезинку, быстро впитавшуюся в ворот рубашки. *** Он быстро шел по коридорам своего же собственного исследовательского центра. Все это было спроектировано лично им, построено под его тщательным надзором, тут он провел все последние двенадцать лет. Однако сейчас холодные стены казались ему чужими. Серые окна в конце коридора, перила лестницы, высокие потолки, все это давило на него так, что становилось сложно дышать. Он очнулся в тот момент, когда рука коснулась ручки двери его кабинета. Петли едва слышно скрипнули в полной тишине, однако в голове ученого хаос кричал громче собственных шагов. Он медленно зашел внутрь, закрывая дверь за собой, но так и не сделал от нее и шага. «Вам правда все равно, Доктор Гирлуз?». Он с силой сжал кулаки. Эмоции, тщательно и выверено замурованные в нем, сейчас медленно просачивались сквозь образовавшуюся брешь. Все нарастающая тяжесть в сердце давила так, что становилось сложнее дышать. «И все эти маленькие жизни для Вас ничего не значат?». Мужчина с силой ударил кулаком по двери. Стеклянная вставка от напряжения лопнула, матовое стекло, годами скрывавшее создателя от посторонних глаз, в дребезги разбилось, до крови раня ему руку, но Джайро не обратил на то никакого внимания. Не значат! Ничего они для него не значат! Они — куклы, наполненные его пустотой, такие же холодные и безжизненные, как он сам. Что они должны для него значить? Всего лишь работа, всего лишь исследование, способ существования, единственный, который он заслужил после того, что наделал. Доктор судорожно выдохнул, медленно опускаясь на пол. Пульс стучал в висках, заглушая все вокруг. Его сердце. Оно все еще было там, где он его оставил. Мужчина с силой сжал ворот своей рубашки. Если бы он мог, он был вырвал его из груди и навсегда уничтожил, однако пальцы лишь бездумно оцарапали кожу, оставляя на ней красные полосы. Он до одури себя ненавидел. Доктор верил, что за все эти годы наконец изменился, но сейчас отчетливо видел, насколько сильно во всем ошибался. Его чувства никуда не делись, и он не знал сколько на самом деле уйдет времени на то, чтобы стать таким, каким он должен был быть. Должен был быть, но не… «У вас есть сердце, я точно знаю». Мужчина замер. Голос, так отчетливо раздавшийся в его голове, был единственным, что сопровождал его все эти дни. Голос мальчика, которого Гирлуз до сих пор так и не смог сделать таким, каким тот задумывался. Каким тот должен был быть, но не был. С того самого момента, как доктор осознал, что тот дефектен, он пытался его исправить. Он знал, что это правильно и делал все, что должен был. Однако сейчас ему почему-то казалось, что он был не прав. Что подавлять и перезаписывать этого мальчишку будет неправильно. Сомнения в собственных убеждениях росли достаточно быстро. На экране компьютера резко загорелось окно. На белом фоне высвечивалось рабочее письмо, какими он обычно обменивался с клиентами. В другой ситуации доктор бы обязательно подошел посмотреть на него, но это письмо, пришедшее еще утром, он уже видел. Мужчина тихо выдохнул, опуская голову и закрывая глаза. Заказчик собирался забрать свою куклу. *** Доктор одиноко стоял посередине широкого коридора. Одной рукой он удерживал папку с документами. Вторая же безвольно лежала вдоль тела. Ладонь и запястье было туго перебинтовано. Он ждал. Только в этом месте, располагавшемся на самом верхнем этаже его комплекса, но единственном, расположенном над землей, были другие люди. На самом деле в организации работало достаточно много сотрудников. Они занимались оформлением и документацией, но с ними, как и с клиентами, Гирлуз контактировал крайне редко. Однако сегодняшний гость, видимо считая себя важной персоной, пожелал получить заказ лично от Мастера. Джайро тихо вздохнул. Клиент сообщил ему накануне, что придет за заказом в течение недели, однако уже сегодня утром из приемной пришло сообщение, что тот прибыл. Подобное поведение выдавало таких людей с головой. Доктор искренне их презирал. Однако выбора у него особо не было. В рамках, созданных им же самим, ему приходилось идти на поводу у своих клиентов слишком часто. Разумеется, в организации был ряд ограничений к заказу, однако в большинстве случаев люди были очень требовательны. И то, что этот заказчик практически не добавил уточнений в свой заказ, настораживало. На самом деле доктору не было никакой нужды приводить сейчас сюда несформированную куклу. В заказе четко значилось, что им все равно, каким у куклы будет характер. Но именно это и заставило Джайро стараться изменить Луи. Изменить до того, как тот встретится с заказчиком, под которого вынужден будет полностью подстроиться. Джайро не хотел, чтобы мальчишку попусту сломали. Будь он несформированным, настройка была бы для него абсолютно безболезненной. Однако ничего не вышло. Все, что оставалось — просто как обычно выполнить сделку до конца, передав им заказ и продолжить делать все то, чем он обычно занимался. Однако от одной мысли об этом по какой-то причине становилось до одури противно. За дверьми послышались громкие тяжелые шаги. Доктор не стал улыбаться вошедшему, однако слегка склонил голову в качестве приветствия. Молодая сотрудница, которая до этого сопровождала вошедшего мужчину, с беспокойством посмотрела на начальника, но тот лишь коротко кивнул, призывая к спокойствию. Послушно кивнув в ответ, она передала Гирлузу оставшиеся документы, спешно удаляясь. А Джайро, еще раз осмотрев вошедшего, развернулся на каблуках, призывая его следовать за собой. Заказчик оказался мужчиной средних лет. Высокий и массивный селезень казался крупнее доктора не меньше, чем в три раза. Несмотря на явно продемонстрированное ему нежелание разговаривать, он все время донимал доктора вопросами и нелепыми рассказами, после которых сам начинал противно смеяться. Его походка была вальяжной и медленной, он явно ощущал себя важнейшим человеком среди всех тут находившихся и не собирался вести себя скромнее даже в присутствии Мастера, чести простого разговора с которым в городе мало кто удостаивался. К счастью, на молчаливости доктора он внимания не заострял. Гирлуз шел впереди него, не оборачиваясь, но не только потому, что общаться с этим человеком у него не было никакого желания. Он отчаянно думал. Он знал как следует поступить. Он убедил себя, что Луи, послушный и бодрый, как бы то ни было, приживется в любой семье. Но этот человек вызывал у создателя самые отвратительные чувства. И в этом состояла еще одна проблема. Он вообще ничего не должен был ощущать. Но чувствовал. И бороться с этим не получалось. Джайро долго терзал себя, пока не понял, что элементарно переживает за мальчишку. Так или иначе он желал счастья своему созданию, но видя заказчика он очень сомневался, что в этом доме Луи будет хорошо. — Уж прости, что я так быстро приехал. — Между тем продолжил мужчина свой монолог. — Мне не хотелось тащиться в такую даль сегодня, но сынок уж очень хочет поскорее получить свою игрушку. Эти слова настолько резко прозвучали в голове доктора, что тот замер на месте, сам того не осознавая. Он обернулся с широко распахнутыми глазами. В горле все мгновенно пересохло, не позволяя издать нормально хоть один звук. — Что вы сказали? — Он не смог узнать собственный голос. Мужчина вновь раскатисто рассмеялся. Кажется, на этот раз слишком самодовольно. — Видишь ли, доктор, мой Дуфус на день рождения пожелал себе какой-нибудь особенный подарок. Мы уже как-то покупали ему раба, но тот оказался слишком взрослым и скучным. Да и детей-рабов продают слишком дорого. — Он широко улыбнулся. — У вас оказалось дешевле. Он продолжил вальяжно идти по коридору в сторону фойе, а Джайро так и остался стоять на одном месте. Все его мысли беспорядочно метались так быстро, что он не мог зацепиться ни за одну. Раб. Мальчишка должен был стать рабом. Разумеется, подобное случалось прежде, но пустая кукла становилась тогда тем, кем ее хотели видеть заказчики и не испытывала никакого ущерба. Но только не Луи. Луи был живым. Он чувствовал, думал, боялся. Он все понимал. И осознание того, что живому мальчишке по его вине сейчас предстояло стать рабом, начинало медленно, но верно, душить доктора. В конце коридора располагалось большое помещение, заставленное мягкой мебелью, столами и даже детской игровой площадкой. Дальше коридор продолжался, но на этот раз его прикрывали не стеклянные двери, а крайне прочные металлические, защищенные, к тому же, самой современной системой безопасности. Дальше по коридору кроме Мастера никто не бывал. Джайро не стал предлагать посетителю чай или кофе, молча направившись дальше. Однако, когда мужчина предпринял попытку последовать за ним в лабораторию, то получил настолько суровый взгляд, что сел на мягкий диван против своей воли. Оставив гостя на помощницу, Гирлуз прикоснулся рукой к панели и, дождавшись, когда система, считав его отпечатки, откроет двери, быстро в них вошел, лишь в последнюю секунду бросив за спину мимолетный взгляд. От вида рассевшегося в фойе гостя по-прежнему становилось мерзко. Но повлиять он на него ничем не мог. Джайро долго шел по тихому пустому коридору. По пути гость намекал, что желает справиться с делом поскорее, поэтому доктор делал шаги как можно медленней и протяжней. Однако в голове у него мысли проносились быстрее молний и шум этот даже заглушал бешеный ритм его сердца. В груди все болело так, словно было налито свинцом. Он надеялся, что за ночь чувства пройдут или по крайней мере поутихнут, но уснуть так и не смог. Так и сидел перед экраном монитора, не в силах взяться хоть за какое-нибудь дело. Поэтому сейчас они терзали его еще сильнее, чем накануне. Он остановился у двери. Из-за нее, даже закрытой, привычно доносился шум приборов и напряжения электросети. Обычно он не церемонился и заходил сюда, как только оказывался около порога, но на этот раз почему-то очень долго сжимал в ослабшей ледяной руке дверную ручку, не решаясь повернуть ее. Он должен был взять себя в руки. Это была его работа, он просто должен был ее выполнить, как и много раз до этого. Глубоко вдохнув, он все-таки отпер дверь и сделал шаг в комнату. В сумраке помещения он поначалу мало что мог рассмотреть. Он несколько минут простоял на пороге, прежде чем смог окончательно привыкнуть к темноте. На кровати никого не было. Одеяло, как и накануне было аккуратно застелено, подушка лежала на прежнем месте и была такой же взбитой, как и ранее. Доктор сделал несколько шагов, замирая посередине комнаты. И только через минуту услышал едва уловимый звук где-то рядом с собой. Медленно опустив глаза, он увидел утенка в самом темном и дальнем углу комнаты. Мальчик вжимался в стену так сильно, как мог, пряча голову в коленях и крепко сжимая собственные руки. Он не спал. Чувствуя, как сильно начинают подрагивать плечи, Джайро усилием воли заставил себя отвернуться. — Пойдем, Луи. — Он едва смог скрыть дрожь в пересохшем горле, стараясь дышать ровнее. Юноша дернулся, но не поднялся. Мужчина даже на расстоянии ощущал, как тот всем телом дрожит от страха, слышал, как прерывается его судорожное дыхание, но ничего не мог с этим сделать. Не дождавшись ответа, Гирлуз тихо вздохнул и вновь посмотрел на создание. Сердце мужчины пропустило удар. На него смотрели затравленным, болезненно забитым взглядом. Мальчик молчал. Его хрупкие плечи ходили ходуном, он коротко вдыхал ртом воздух, как если бы только что пробежал несколько километров. И Джайро неотрывно смотрел на него, по какой-то причине не в силах заставить себя шевелиться. В крошечной кукле, брошенной на произвол судьбы без возможности хоть чем-то ей воспротивиться, он видел себя самого. Гирлуз незаметно глубоко вдохнул. Воздух вокруг был холодным, в его осипшем горле он просвистел с хрипом, и юноша это заметил. Заметил, как создатель прячет в карманах халата дрожащие руки, как молчит, боясь выдать свои эмоции севшим голосом, как едва удерживает себя на ногах. И как бегло осматривается по сторонам, словно ища в пустых стенах решение того, что повисло в воздухе со вчерашнего дня липкой, вязкой, не позволяющей вздохнуть, массой. Массой, что давила на него. Массой, что, опутав его тонкие руки и ноги, заставила мальчика медленно подняться, старательно и крепко опутывая горло. Мужчина дождался, когда мальчик, делая неровные шаги, пройдет к выходу. До онемения сжав кулаки, начисто игнорируя пронзившую руку боль, доктор вышел следом и навсегда закрыл дверь комнаты за собой. Они шли также медленно. Юноша тихо перебирал ногами, шлепая по холодному полу. Его движения были рваными. Гирлуз не мог не заметить, что тот устал не меньше него самого. Но если доктор просто сидел на своем мягком рабочем стуле, мальчик, по-видимому, провел всю ночь на полу. И причина, по которой он так поступил, разгрызала доктору сердце, не позволяя думать ни о чем другом. Луи знал. Знал, куда они сейчас идут. Знал и терпел. По какой-то причине Джайро не позволял себе взглянуть на мальчика. Возможно он боялся, что одним своим взглядом окончательно разобьет это хрупкое создание. Они шли молча. Доктор усилием воли старался дышать ровно, не переставая слушать, насколько судорожно и рвано дышит юноша. Он даже не позволял себе плакать! Его маленькие ладошки дрожали совсем как у создателя, он едва держал равновесие и не следил за окружающей обстановкой, одним пустым взглядом смотря перед собой. Его разрывало от отчаяния и страха, но он не позволял себе выпустить эти эмоции наружу. Он не сопротивлялся, и Джайро только в конце пути начал понимать, что ведет ребенка на верную гибель. И сам будет его палачом. Луи сощурился от яркого света, ударившего в глаза сразу после того, как открылись металлические двери. Он никогда прежде не был за пределами лаборатории, фойе разительно отличалось от всего того, к чему он привык. Но, несмотря на это, мальчишка так и не поднял головы, продолжая отрешенно рассматривать пол под своими ногами. Гирлуз легко коснулся его спины, призывая пройти вперед себя. Мальчик слегка вздрогнул. Привычно теплые руки доктора сейчас были ледяными. Но как бы он ни хотел спросить его сейчас об этом, он не мог обернуться. Даже не смотря вперед он ощущал крайнюю неприязнь к тому, кто находился на диване неподалеку. Мужчина, ни голосом ни видом не знакомый мальчишке, раскатисто рассмеялся. — Ого! — Он вальяжно раскинул руки. — Да его практически не отличишь от обычного мальчишки. В самом деле ты Мастер, док. Гирлуз нахмурился. На грубость ему было глубочайше плевать. Ученый неотрывно следил за своим созданием. Он оказался более, чем прав. Луи до одури боялся того, кто сейчас бесцеремонно рассматривал его с ног до головы как породистого пса. Джайро не должен был ничего ощущать. Все, что от него требовалось, он сделал. Он мог развернуться и уйти в любой момент. Однако что-то не позволяло ему двинуться с места. — Жаль такой хилый, конечно, — между тем продолжал рассуждать вслух заказчик, — но ничего, должен справиться. А если нет, закажу нового! А этого мы сейчас украсим. Слова, так вальяжно и весело произнесенные мужчиной, пронзили доктора насквозь. Что-то внутри него резко щелкнуло. Гнев, смешанный с отчаянием и страхом, который он удерживал всеми силами, сейчас медленно, но верно заполнял каждый сантиметр его тела и сознания. Он перестал контролировать себя. Луи сжался, когда мужчина перед ним поднялся. Тот был выше мальчишки в несколько раз, его руки, широкие и большие, сжимали небольшой предмет. Ошейник. В этот момент мальчишка осознал, что все его мечты в одночасье разбились. Надеяться было просто больше не на что. Он медленно закрыл дрожащие веки, терпеливо ожидая, когда вместе с воздухом ему перекроют и жизнь. И неожиданно ощутил давление вовсе не на шее. — Довольно. Кто-то цепко схватил ворот его рубашки, резко дергая за спину. Мальчик неосознанно подчинился движению, но на этот раз не смог игнорировать происходящее, открывая глаза. Перед собой он больше не видел противное искаженное самодовольством лицо. Только белый халат. — Эй, что все это значит? — Голос заказчика звучал недоуменно и крайне недовольно. Однако доктор даже не пошевелился, продолжая загораживать мальчика за своей спиной. — С меня хватит. — Хотя голос Джайро был привычно серьезен, что-то в нем заметно поменялось. И Луи с удивлением понял, что явно слышит в нем облегчение. — Он вам не игрушка. Мужчина грозно нахмурился. Его широкие руки сжались в огромные крепкие кулаки. — А мне плевать, что ты там думаешь. Я заплатил за него. Он моя собственность. С этими словами селезень сделал широкий шаг вперед, быстро сокращая расстояние между ними. Его рука тянулась к мальчишке, тот отпрянул в сторону, стараясь увернуться, но заказчик и кончиком пальца не смог коснуться юноши. Потому что, взвыв, отпрянул, прижимая руку к немеющей и расходящейся болью челюсти. Доктор стойко защищал свое создание. На одном из кулаков из содранной кожи сочилась кровь, но Джайро это начисто игнорировал. — Тебе жить надоело? — Мужчина старался придать голосу уверенность, но получалось смехотворно плохо. — Ты хоть знаешь, кто я?! Знаешь, что я сделаю? — Знаю. — Ровно и спокойно ответил доктор, не шевелясь. — Тихо заберете свои деньги и уйдете. Заказ не будет выполнен. От хладнокровного тона мужчины, заказчик медленно зверел. Он сжимал и разжимал трясущиеся кулаки, но это ни капельки не пугало доктора, что еще сильнее злило. Видя уверенность в его взгляде, селезень криво усмехнулся. — Ты такой жалкий. Кем ты себя вообразил? Их папочкой? — Он вскинул руки. — Они ведь пустышки, док. За что ты борешься? За воздух? Он противно расхохотался, но это также не нашло отражения на спокойном лице доктора. Тот молча ожидал, когда до сознания заказчика дойдет весь смысл сказанных Гирлузом слов. Но тот смиряться и не думал. В одно мгновение самодовольство вновь сменилось на ярость, стоило ему понять, что никакие слова доктора не задевают. — Даю последнюю попытку, док. Отдай его. Селезень снова протянул руку за спину оппонента. На этот раз он не намеревался терпеть сопротивление. В тот момент, когда петух попытался остановить его, мужчина резко схватил его выставленную вперед руку. Джайро судорожно выдохнул от боли: селезень сжал ее так сильно, как смог, пытаясь сделать еще один шаг. Но также не смог. Несмотря на чудовищную боль, ученый продолжал сдерживать мужчину, не подпуская его к Луи всеми силами. Раздраженно фыркнув, мужчина резко замахнулся. Джайро пошатнулся от разорвавшей голову вспышки боли. Картина перед глазами плыла. Во рту он ощущал металлический привкус. Гирлуз с огромным трудом удерживал себя в сознании, едва слыша, как мальчик тихо вскрикнул от страха за его спиной. Селезень угрожающе надвигался на доктора, намереваясь нанести еще один не меньший по силе удар. — Ты меня разочаровал, док. — Он одной рукой схватил его за горло, поднимая над землей. — А меня нельзя разочаровывать. Селезень дернулся. Джайро лишь ощутил, как в миг ему стало гораздо легче дышать. Не удержавшись, он рухнул на пол, стараясь понять причину происходящего. Мужчина, что секундой ранее его удерживал, сейчас, заходясь весьма несолидными визгами, пытался отодрать от своей руки изо всех сил вцепившегося в нее утенка, который не заботясь о собственной безопасности, намертво вцепился зубами в чужую ладонь. Пару раз хорошенько тряхнув рукой, селезень наконец отбросил мальчишку от себя. Тот упал на землю неподалеку от своего создателя. — Да подавись. — Он, пытаясь отдышаться, сплюнул кровь. — Я найду себе другого раба. А твою контору разорю, и глазом не моргнешь. Селезень фыркнул, разворачиваясь и, миновав двери, громко ими хлопнул, тяжелыми шагами удаляясь из фойе. Где-то вдалеке спустя минуту послышался едва уловимый отсюда женский крик. Сотрудницы старательно успокаивали мужчину, возвращая ему деньги. Документы же он подписывал уже в присутствии охраны. Благо, лишь мельком заглянувшая спустя некоторое время в фойе, и остолбеневшая от ужаса сотрудница быстро распознала взгляд начальника. Джайро попросил все уладить, но также велел никому не приближаться сюда ближайшее время. Кивнув, та вышла, после чего ученый тихо запер двери, замирая. Он тихо вздохнул. Сил даже на то, чтобы стоять, практически не было. Он с трудом сделал пару шагов, попутно приглушая свет вокруг и садясь прямо у стены, не в силах дойти до кресел. Несмотря на огромную боль, в сердце он ощущал умиротворение. Но это разительно отличалось от холодного спокойствия, к которому он приучил себя за эти годы. Нынешнее спокойствие разливалось по телу приятным теплом. Неподалеку послышалось тихое шуршание. Джайро с трудом повернул голову, облокачиваясь затылком о стену. Рядом с ним осторожно присел Луи. Мальчишка выглядел взъерошенным. На его тонком плече под рубашкой виднелась кровь, тот видимо ободрал его когда падал, но в целом он выглядел вполне здоровым. Он молча смотрел на содранную кожу на колене и тихо сопел, но не решался повернуться к создателю. Гирлуз сам не ожидая того, едва уловимо улыбнулся. Он поднял на сложенное колено поврежденную руку. Селезень сжал ее настолько сильно, что в кончиках пальцев остались кровоподтеки. Мужчина не смог пошевелить ни одним пальцем, каждая попытка приносила чудовищную боль, от чего в какой-то момент он едва слышно зашипел. И в следующую секунду уловил на себе полный беспокойства и сочувствия взгляд. Мальчик неотрывно смотрел на его поврежденную руку. И этим же взглядом смотрел на его разбитый клюв, в уголке которого застыла спекшаяся кровь. Джайро выдохнул. Молчание длилось долго. Возможно и самого доктора успокаивал этот звук, но в фойе также был слышен шум работающих электроприборов. Он потихоньку приводил в себя двух уставших и покалеченных людей, которые с трудом балансировали на грани сознания. Джайро уже практически провалился в сон, когда тихий голос вернул его в чувства. — Почему вы меня защитили? — Луи уже не смотрел на доктора, но вниманием всем был сосредоточен на нем. Ученый немного помолчал, словно заданный вопрос был сложнее, чем вычисления, с которыми он обычно работал. — Просто захотел. — Тихо и хрипло отозвался тот спустя время. Мужчина тихо хмыкнул, прикрывая глаза. Ответ не убедил не только мальчика, но и его самого. Все эти дни Гирлуз твердил, что мальчишка для него просто кукла. Он не скрывал того, что пытался его переделать, твердил каким ему было положено быть, рассказывал про заказчика. И после всего этого он просто не сделал того, в чем раньше не проявлял ни малейшего колебания. Мысли невольно метнулись в прошлое. Своим вопросом Луи словно спросил вовсе не то, что произнес. Теперь он словно ждал ответа на совершенно другое. А почему его вообще необходимо было от чего-то спасать? Почему мальчишку с эмоциями и чувствами посчитали патологией? И почему эмоции и чувства в себе самом доктор считал патологией? Постепенно оба они стали ждать ответа на такой простой, давно висевший в воздухе, но одновременно несоизмеримо сложный вопрос. «Почему вы запретили себе чувствовать, доктор Гирлуз?». Джайро молчал долго. Настолько углубился в свои мысли, что даже перестал ощущать физическую боль. Но душевная ранила его куда сильнее. — Это случилось двенадцать лет назад. — Тихо начал мужчина и понял, что Луи внимательно слушает его. — У меня от семьи остался только сын. Ему тогда не было и семи. Я делал все возможное, чтобы дать ему лучшую жизнь, защитить его от всего. Но враг напал на него изнутри. Юноша услышал, как голос мужчины дрогнул. Что-то внутри похолодело от осознания того, что конец истории был явно несчастливым. — Он был смертельно болен. Куда бы я не возил его, что бы ни делал — тщетно. Единственным выходом была только одна единственная в мире технология. Та, которую я создал сам. — Джайро сжал рукой глаза. — Я мог спасти его. Но я не сумел. Не смог не потому, что технология не сработала. И не потому, что мне помешали. Я просто… просто не смог. Не смог побороть эмоции, не смог сосредоточиться. Я потерял сознание. А когда очнулся, было уже поздно. Луи не шевелился, смотря, как по чужой щеке скатилась слеза. Плечи доктора мелко подрагивали. — Тогда я решил избавиться от эмоций. Я создал технологию кукол. И решил с ее помощью подарить другим людям шанс на счастье. Это я заложил в него принцип хладнокровия. И именно поэтому я никому не передал эту технологию, занявшись этим сам. Я… заслужил это. Более, чем заслужил. И сомневаюсь, что когда-нибудь смогу искупить вину. Его руки мягко коснулись. Мужчина ощутил, как теплые тонкие ручки мягко и осторожно овили его торс. — Я не думаю, что вы виноваты, доктор Гирлуз. — Тихо произнес мальчишка. — Вы не могли знать сколько у вас времени и насколько именно нужно сосредоточиться. Это просто… случилось. И вы ничем не могли на это повлиять. Поэтому вам не стоит так сильно себя корить. Джайро тяжело и судорожно вздохнул. Из широко распахнутых от осознания глаз беспрерывно текли слезы. Его сын говорил ему когда-то то же самое. Доктор считал, что больше никогда в своей жизни ничем не заслужит счастья, даже осчастливив стольких людей. Но слова этого крошечного мальчика почему-то раскрошили все те стены, что он возводил вокруг себя столько лет. И от этого постепенно в его сердце начинало теплеть. По-настоящему теплеть. Мужчина тихо закрыл глаза. Луи еще крепче обнял его, присаживаясь рядом. Тепло, настолько долгожданное, дарящее спокойствие и так необходимое им обоим, разливалось в искалеченных сердцах. И ощущая на щеке тепло мягких перьев, Джайро медленно провалился в забытье. *** Хотя мистер Дрейк грозился Гирлуз Индастериз всеми доступными ему инстанциями и средствами, это не возымело эффекта. Самая мощная в области корпорация не позволила какому-то мелкому чиновнику навредить своему партнеру. Селезень едва не разорился на адвокатов, отбиваясь от МакДак Интерпрайзез, и после внушительного предупреждения оставил всякие попытки добиться своего. Хотя работа с куклами до сих пор предполагала отсутствие проявления эмоций, Джайро стало намного легче ее выполнять. Потому, что теперь рядом с ним в лаборатории у него был помощник. Маленький селезень с большим сердцем и пытливым умом, что когда-то давно нашел лазейку в его сердце, теперь помогал доктору в работе. Мальчишка умел смотреть на вещи под иным, не видимым доктору углом. Он показал ему способ не запечатывать, а лишь умело скрывать свои эмоции и чувства, поэтому работа над куклами продолжалась в штатном режиме. За одним лишь исключением — совместно с Луи Джайро ужесточил правила создания заявок и даже ввел обязательную процедуру проверки заказчиков. Луи смог сделать то, чего не смог сделать даже сам доктор. Он целиком и полностью изменил его виденье мира, заставив того наконец не просто принять, но и жить со своими чувствами. И спустя пару лет на операционном столе, над которым они вместе возились десятки часов, глаза открыл маленький попугайчик. Несколько раз хлопнув своими большими глазами, он повернул голову. И лицо его моментально озарила самая теплая и радостная улыбка, а у ученого и его помощника на глазах появились счастливые слезы, несмотря на то, что, подскочив и впившись объятьями в шею доктора, вслух он звонко произнес лишь одно слово. — Папа!