Лишь мы есть друг у друга

      Она просыпается на чем-то неудобном и под странным углом. Синее небо сбивает с толку; последнее, что она помнит — это падающий на нее канделябр в ледяном дворце, и лишь спустя миг до нее доходит, что произошло. Она прикрывает глаза, чтобы прогнать головокружение, и садится, прижимая голову к коленям, а в уши начинают медленно просачиваться звуки — фырчание лошадей, хруст снега под ногами, голоса мужчин, перекликивающихся друг с другом.       Королеву, потерявшую сознание, положили на наспех собранные сани. Толстые сосновые ветви с обрубленными сучьями стянули вместе и привязали к паре лошадей, которые стояли тихо, без всадников. Ее положили на плащ, который был слишком тонок, чтобы хоть сколько-то смягчить твердое дерево. Она смотрит на ладони, заключенные в железные цилиндры, превратившие руки в тяжелые культи.       Ее внимание привлекают громкие голоса; они доносятся издали, где в снегу копается толпа мужчин. Она понимает, что недавняя лавина накрыла горный перевал, и они пытаются прокопать путь через снежные валуны. Они кричат друг другу — предостерегают и дают команды, наставляют и ободряют.       К ней подбегает юный жандарм, неся кружку горячего кофе. Он помещает ее между железными оковами и поправляет шарф, который, как оказалось, был обернут вокруг ее шеи. Видимо, его временно приставили опекать ее.       — Вам больно, ваше величество? Они велели спросить, сколько пальцев я вам показываю.       Физически она в полном порядке, хоть и чувствует себя куда хуже, чем при постройке ледяного дворца. Она прогоняет жандарма и отпивает кофе, наблюдая за рабочими. Кровь будто нехотя течет по венам, легкие отказываются расширяться. Всё, что она видит, словно окутано серой дымкой. Спустя несколько минут она отбрасывает кофе, ставший ледяным и безвкусным. С некоторыми усилиями удается стянуть шарф. Он сматывается на снегу, как веревка.       Перед глазами проносится красное пятно — принц Ханс с Южных островов во всей всей своей рыжей красе. Она пристально наблюдает за ним, пытаясь понять, с чего вдруг ее младшая сестра решила навсегда связать свою жизнь с человеком, с которым была знакома едва ли день. Открытое, одинокое сердце Анны примет любого, но Эльза не позволит ей броситься в безумие. Неизвестно, так ли (на удивление всепоглощающе) влюблен Ханс, как и Анна, и Эльза готова выдать ему — пусть и крохотный — кредит доверия. Но любой здравомыслящий человек учует в нем подвох.       Ради Анны она намерена быть справедливой. Она согласна признать свои ошибки, если сестра в итоге будет счастлива. Она подмечает, что он работает, не покладая рук. Он не ленится, не избегает трудностей и не сваливает всю работу на других. Он руководит раскопом, совещается с землемерами, расставляет копателей в зависимости от силы и усталости. Он умен, этого у него не отнять; путь, которым он идет через хаос, стабилен, а его движения точны и быстры. Он единственный копает, сняв верхнюю одежду.       Готовность трудиться — признак сильной личности, но любой способен тяжело работать, независимо, влюблен он или нет. Грамотное руководство означает лишь то, что он умеет понимать людей, знает, чего они хотят и как создать впечатление, что они получили желаемое (то, чего ей никогда не удавалось, размышляет она). Он искренен или просто хорошо играет?       Когда тяжесть ее взгляда становится слишком невыносимой, он отрывается от работы и подходит к ней.       — Ваше величество.       — Ваше высочество.       — Как вы?       — Нормально. Спасибо, — она возвращает ему плащ. Он складывает и вешает его на руку. Если он накроет ее им, она сбросит его с саней в снег, как только они снова двинутся в путь.       — Быть может, вы нам поможете? — спрашивает он, указывая на рабочих. Он думает о лестнице, ведущей к ее дворцу, понимает она.       Она думает: ну уж нет. Она не для того взбиралась на гору, чтобы ее с лёгкостью с нее спустили. Пусть прокапывают обратный путь хоть пять лет — ей наплевать.       — Нет, — отвечает она. — Я могу управлять лишь тем, что создаю, — она лжет, и он это знает. Она готовится к тому, что он обличит ее в обмане, в эгоизме пред лицом их трудностей — словом, всём, что не пристало королеве, даже если раньше за ней этого не водилось. Она знает, что стоит ее хоть чуть-чуть припугнуть, и она сдастся: ее никогда не учили давать отпор, а поблизости нет ни двери, ни стены, за которой можно спрятаться. Она ненавидит его за этот внезапно вернувшийся страх, за знакомое ощущение клетки. Ее оковы покрываются наледью.       Поэтому то, что он говорит, полностью ее ошарашивает.       — И еще кое-что, королева Эльза, — медленно говорит он. — Лошадь принцессы Анны вернулась в Эренделл без нее. Я собрал эту экспедицию, в первую очередь беспокоясь за ее судьбу. Но мы ещё ее не нашли.       Что ж, стоит отдать ему должное.       — Я виделась с Анной незадолго до вашего появления, — говорит она. — Лошади при ней не было. С ней были два спутника — видимо, она нашла тех, кто мог бы провести ее через горы.       Его облегчение невозможно подделать. Она невольно думает о летнем солнце, теплом и золотом, заливающем небо светом, не задумываясь о том, кто на него взглянет. Потом он хмурится.       — Вы виделись с ней? Но… вы же до сих пор здесь, на горе. Разве она не рассказала, разве вы не знаете, что сде… Что случилось с Эренделлом?       Она крепко сжимает губы. Кто дал ему право допрашивать ее или подвергать сомнению ее выбор?       — Вы совсем мне не доверяете, да? — спрашивает он.       — Анна — наследница трона, а вы — последний из тринадцати сыновей, — холодно отвечает она.       Он молчит — лишь спокойно дышит и смотрит ей прямо в глаза. Она помнит, как встретились их взгляды и как это отрезвило ее разум, не дав столкнуть одного человека в пропасть и вонзить ледяное копье в горло другого; как распахнулись глаза прямо перед выстрелом из арбалета.       — Если вы спаcли мне жизнь, чтобы я благословила вас на брак с моей сестрой, — говорит она, — вы двинулись в верном направлении.       Напряжение покидает его лицо. Он улыбается.