Богиня всех маленьких девочек

Сначала маленькой девочкой она омывала ступни царя Трои — одна из многих, что были до неё. Последняя. Затем она танцевала для него — золотые браслеты призывно звенели на её тонких девичьих запястьях и лодыжках — грациозно двигаясь в такт музыки, сливаясь с мелодией, становясь её продолжением. После Алала пела для него тихим голосом, оставаясь с царем наедине, песни на мёртвом языке своей далекой родины. Сама не ведая значения слов, слетающих с её губ. Зная только как они звучат, но понятия не имея какой смысл таят в себе. Песни, которые с равным успехом могли бы оказаться любовными серенадами или молитвами забытым богам, древними заклинаниями, сплетёнными ещё во времена сотворения мира. Она рассказывала царю Приаму свои сны, так похожие на сказки, полные волшебных, причудливых образов. Предания о будущих временах, когда мир будет покрыт снегом и вьюги укроют землю мягким пушистым покрывалом искрящегося снега… Тысячи лет спустя. А Троя всё так же будет стоять, неприступная за своими величественными стенами. В поздний час, когда были отосланы прочь все прислужники, она оставалась с Приамом наедине, помогая снять церемониальные одежды и украшения. Расстегивала браслеты, освобождая запястья, растирая их бережно своими нежными пальчиками, затем легонько касалась губами, невесомо целуя. Оставляла массивные перстни на месте (с чуть распухших с возрастом пальцев кольца уже не снимались…), беря ладони мужчины в свои, касаясь легонько линий, проводя по этим бороздкам, словно чертя их заново. Шептала на своём древнем языке какие-то нежные заклинания, дула на ладони мужчины и улыбалась, поднимая взгляд на царя. Он поощрительно улыбался ей в ответ. Алала поднималась с колен, а царь слегка наклонял голову вперёд, чтобы ей было удобнее снять с его шеи массивное ожерелье. Которое она вместе с браслетами бережно убирала на ночь, в отведённое для них место. Двигаясь нарочито медленно, соблазняя каждым своим шагом, каждым движением, каждым изгибом своего юного тела, условно скрытого под полупрозрачной тканью. Затем возвращаясь и усаживаясь на колени мужчины, спрашивая какую историю Приам желает услышать этой ночью. Но с тех пор как в Трою прибыла Елена (по слухам, Прекрасная) царю было совсем не до сказок своей фаворитки. Не до её зажигательных танцев и непонятных, но ласкающих слух песен. Однако она как и прежде помогает ему раздеться. Разминает уставшие плечи, запускает тонкие пальцы в выбеленные временем и солнцем кудри, массирует голову подушечками пальцев. — Что тревожит господина моего сердца? — спрашивает Алала. — Нет числа моим тревогам, ты же знаешь, милая, — тяжело вздыхает Приам. — Парис, Елена… люди, боги. Верховный жрец говорит, что знамения благоприятны… — И у тебя нет оснований сомневаться в его словах… или есть? — женщина прошептала свой вопрос в самое царское ушко. — Верховный жрец может быть уверен в своих словах. Может читать знаки и даже говорить с богами. Но отчего тогда солнце не испепелило своим жаром наглеца Ахилла как только тот обезглавил статую Аполлона? Она сменила позицию, оказавшись перед царём. Специально, нарочно подставляя себя под удар. — Ты задаешь опасные вопросы, несносная девчонка! — гнев его был не страшен ей. И наказание за дерзкие слова было даже приятным — Приам легонько шлепнул её по молодой, упругой заднице. Те же вопросы, задавал и Гектор, потерявший почтение к богам давным-давно. И это тоже тревожило Приама. Алала подошла к царю Трои ещё ближе, вплотную прижимаясь к нему, кладя руки мужчине на плечи. — У меня есть не только опасные вопросы, мой царь, но и опасные ответы. — О чём это ты? — произнёс мужчина, с сожалением осознавая, что дурманящий аромат её молодости не так уж и сильно пьянит его сегодня. Печали не меркнут, не отступают прочь перед очарованием её красоты.  — Что если Олимпийцы заняты своими божественными делами? Мир велик и за всем им не уследить. А может они решили немножко отдохнуть от своих забот, оставили мир без присмотра, а сами пируют… и в стельку пьяны. — Прекрати немедленно! Ты говоришь чушь! — теперь Приам разозлился уже не на шутку. Во всём, что касалось богов, он был всегда чрезмерно серьёзен и строг. Голубые глаза царя стали холодны в этот момент. — Да простят меня боги и мой господин, — примирительно согласилась женщина, склонив голову и скромно потупив взгляд, моля о прощении за свою дерзость. — Так-то лучше, — примирительно проговорил Приам, гладя её бедра. Тонкая ткань невесомых одежд ему почти не мешала наслаждаться ею. — Но возможно, стоит обратиться за помощью к тем богам, которым не молятся наши враги, мой господин, — осторожно проговорила Алала. Он ответил не сразу, помедлив пару секунд. — Продолжай… — В самом деле, у Агамемнона наверняка тоже есть верховный жрец, что твердит о благих знамениях и благосклонности богов. Тех же самых, что и по эту сторону моря. Да простят его боги за такие мысли! — В мире существует превеликое множество богов. Ещё более древних и могущественных, чем те, которым возносит молитвы повелитель моего сердца, — она потянула ткань его одеяний чуть вниз, целуя открывшуюся кожу, усеянную короткими светлыми завитками волос. — И что это за боги такие? — Богиня. — Богиня, — вторил эхом Приам. — Богиня маленьких девочек, похищенных пиратами, и нашедших свой новый дом на другом конце света. Могущественная богиня, исполняющая лишь самые заветные желания. — Хорошо, я готов построить храм в её честь, принести ей в дар золото, дорогие одежды, всё, что пожелает Богиня маленьких девочек, — Приам коротко усмехнулся. — За избавление от Агамемнона. Кстати, есть у неё имя? — Она каждый раз выбирает себе новое. Купол храма её — небесный свод, золото течёт в её венах, а ветер и дождь, свет солнца и луны — вот лишь малая часть из её одежд. — Что же желает богиня получить в дар за свою благосклонность тогда? Женщина коснулась его губ, нежно целуя, медленно, никуда не спеша. — Она потребует душу и тело. Яркие звезды вспыхнули в её глазах и тут же погасли. На секунду царю Трои стало страшно. Ещё никогда он не был настолько близок к богам. Веря в них каждой частичкой своего существа, всё же никогда он не ощущал подобного трепета. Всем молитвам и богослужениям не сравниться было с этим коротким моментом. С этим взглядом невозможно зелёных глаз его фаворитки. Это длилось всего секунду. А потом наваждение спало. Осталась лишь любящая его женщина. Юная прелестница — одна из многих. Его Алала. *** Ахейцы численно превосходили троянцев. Но за последними были неприступные стены Илиона с множеством лучников. А также конница и пехота у подножия крепости. Чёрная тень скользила по раскалённому солнцем песку, уворачиваясь от солдатских сандалий и конских копыт. Чёрная тень выбралась, наконец, на открытое пространство, превращаясь в ветерок. Мягкий, ласковый шепот, который с каждой секундой становился всё громче и отчетливее. Превращаясь в хрупкий полу реальный абрис женской фигуры. Чёрная тень, смутно знакомая троянским принцам. Силуэт, каждый изгиб которого в совершенстве был изучен Приамом. — Сумасшедшая девчонка! — чуть слышно произнёс царь, увидев силуэт, стоящий перед войском. Не хватало ему того, что его сыновья рисковали своей жизнью, так ещё и она… Но как Алала могла там оказаться? Как могла пройти незамеченная солдатами? Возникшая словно из ниоткуда. А затем он услышал её голос и сомнений не осталось. Резкие, короткие слова, перевода которых никто не знал, срывались с её губ. А тело двигалось под только ей слышимую музыку. — Уберите уже её кто-нибудь! — приказал Гектор, но в этот момент тень повернулась, и принц увидел лицо, на котором ярко сверкнули зелёные вспышки на месте глаз. Тень взмахнула рукой, призывая троянцев оставаться на своих местах. И те оставались, заколдованные древним заклинанием. Тень чуть склонила голову, на секунду снимая свою «маску» — Гектор увидел фаворитку своего отца. И вспомнил слова Алалы: — Я первая встану на защиту царя Приама. Я выйду за стены, и пусть меня принесут в жертву, но не тронут враги Илиона, — с жаром произнесла она несколько лет назад в разговоре с наследником. — Но не смеет коснуться сын той, что принадлежит его отцу. Так сказала она и добавила с улыбкой: — Пусть Парис довольствуется женами рыбаков. И собственно, Гектор был с ней согласен. Но его беспокоил тот отсвет в её глазах, та вспышка, что обожгла Париса, когда тот всего лишь (с нечестным умыслом правда) коснулся её руки. Брат тогда рассказал о своей неудаче Гектору, мотивируя рассказ заботой об отце. Мол, что-то злое таится в любимой танцовщице их отца, скрываясь под милым личиком и мягкими манерами. — Брат мой, отказ тебе — это ещё не повод обвинять невесть в чём девушку. А приставать к любимой наложнице отца — это и впрямь недостойно сына. — Ты не видел её глаза, Гектор! Это глаза убийцы! Глаза Фурии! — Боюсь, ты не видел в своей жизни ни того, ни другого, милый мой братец. — Быть может, но всё же… Поговори с ней Гектор. — И что я должен ей сказать? Попросить быть к тебе благосклонной? Уж уволь меня от столь сомнительных разговоров. И потом, раньше тебе не требовалась помощь в подобного рода делах. — Скажи ей, чтобы она была осторожна с отцом… не смела причинить ему вред. — Мне кажется, ты преувеличиваешь, — ответил Гектор и тогда Парис показал ему свою обожженную ладонь. — Это сделала она. Гектор медлил. Отец не стал бы слушать его, не считая нужным отчитываться перед кем-либо о своих сердечных делах. Но возможно, Алале стоит напомнить о её месте. — Хорошо, я поговорю с ней. И вот теперь она (или что-то очень похожее) стояла перед вратами Трои, исполняя свою клятву. Время заклинаний и странных танцев прошло — тень грациозно подняла одну руку вверх и неспешно начала вращать кистью. Ветер начал крутить песчаные воронки. Маленькие смерчи становились всё большее и серьёзнее в своих намерениях, приближаясь с каждой секундной к грекам, что и сами сокращали расстояние, несясь навстречу собственной гибели. Когда греческое войско наконец-таки заметило песчаные вихри, поворачивать было поздно. Безжалостная парочка — ветер и песок — безумно хохоча, разбили войско в пух и прах, уничтожили лагерь захватчиков, разрушили корабли, разметав в щепки и оставив в живых только несколько человек из тысячи тысяч, прибывших за Еленой Прекрасной. Рукотворная буря утихла, а тень у стен Илиона кровожадно оскалилась, поклонилась и, ввинтившись в песок, исчезла. *** Приам нашёл Алалу на своём ложе. Женщина потянулась и открыла глаза — вполне себе человеческие, тёмно-зелёные. Так же были черны её волосы, так же пылали алым сочные губы. Разве что только коже стала белее, чем накануне вечером, подернутая легким загаром заходящего солнца, в лучах которого предпочитала нежиться любовница царя. — Так ты и есть её богиня, — проговорил Приам так, словно не его маленькая радость стояла сейчас перед ним. Она опустила босые ступни на мягкий ковёр, ступила затем на мраморную плиту, ощутила холод и не стала искать своих туфель. Чёрные тени сплелись в замысловатый узор, превращаясь в изящные туфельки на ножках богини. Она подошла к царю и обняла его шею своим тонкими пальцами, холодными словно лёд из снов о будущем. — Я и есть твоя Алала, Приам, — прошептала она, прижимаясь к царю всем телом: горячим словно раскалённый песок, пылающим страстью. Запустила пальцы в его волосы и поцеловала. Это был вкус её губ, её запах, и каждый изгиб её тела был знаком Приаму. Но только божественная её составляющая всё же несколько смущала его. — Я всегда была ею, здесь с тобой, каждый день и каждую ночь. И была бы рада, если бы богиня во мне никогда не проснулась. Но без этого Трою ждала бы гибель. — Гекуба родила пылающий факел, — медленно проговорил царь Илиона. — И этот факел спалил бы Трою до самого основания. — А теперь ты пришла за своей платой, — произнёс Приам. — Что ж, бери то, за чем ты пришла, богиня. Я готов. — Ты уже заплатил, мой господин, — молвила богиня с мягкой улыбкой на устах, проведя кончиками пальцев по густым бровям мужчины. — И ничего мне не должен. Разве что только позволишь и дальше согревать тебя долгими ночами, мой царь. Приам глубоко вздохнул. — Глупенькая моя богиня, даже не надейся, что я тебя отпущу, — царь сжал её в своих объятиях и крепко поцеловал. А когда поцелуй закончился, Приам улыбнулся. — Только вот кому из богов достанутся лавры победителя? Не думаю, что верховный жрец назовёт правильное имя. — Опереди его. Скажи, что это, к примеру, Арес. — Арес? Почему именно он? — Гектор могучий воин и всё в таком духе… Приам укоризненно посмотрел на неё. — Ладно, ладно, я расскажу тебе как-нибудь и эту историю тоже, — она даже не пыталась выскользнуть из его крепких объятий. Он сжал её ещё чуточку сильнее. Она вздрогнула от удовольствия. — Очень стимулирующая история, знаешь ли. — Мне стоит волноваться по этому поводу? — Ничуть. А потом, облачённая в подобающие принцессе одежды, Алала стояла в тени одной из колон тронного зала, посчитав, что не стоит шокировать и раздражать общественность, усаживаясь у ног Приама посреди белого дня. Ибо она предпочитала вечера и ночи. Царь Трои вершил судьбы оставшихся в живых ахейцев. Одиссею снарядили корабль и отправили с миром домой, взяв с него слово, как и со всех остальных, кому повезло избежать смерти, что они и их потомки никогда более не посмеют напасть на Илион. Агамемнон лишился своей головы. В назидание остальным.