Желто-голубое небо над головой

Ему снилась бескрайняя пустыня. Низкое однородное желтое небо всем своим весом обрушивалось на обугленную каменистую поверхность, а воздух был настолько горячим, что дышать им было абсолютно невозможно. Величественные башни, построенные Орокин в угоду своих амбиций, казались гротескно огромными в этом удушливом мире, залитым однотонным цветом старого тусклого золота. Стройные и изящные очертания Охладителей дрожали под гнётом адского жара, а первый снег у их подножий – был явственно металлическим. И в этом горячем желтом аду, он стоял на краю будущей долины, всматриваясь в неспокойный горизонт, испещренный молниями. Респиратор да простейшая система жизнеобеспечения – вот и вся экипировка на каждую вылазку. Воздух в респираторе был отвратительный на вкус, но это все равно было куда лучше, чем дышать полужидкой раскаленной атмосферой, в которой не было ни намека на кислород. Кожу ощутимо пощипывало: обшивка его тела сопротивлялась агрессивным условиям планеты, но её прочность не была бесконечной. Нужно вернуться обратно, ступить под прохладный полог белого камня, выдохнуть полной грудью и избавиться от давления в 93 бар. Ему снился бесконечный опаленный мир, перегретый лучами тусклого солнца. Странный звук тронул грунт у его ног, и он в порыве любопытства присел на корточки, ладонью смахивая черный рыхлый слой. Что-то странно гладкое оказалось там, что-то откровенно не подходящее этому бескрайнему миру жары и удушья. Подушечки пальцев ласково прошлись по гладкому боку стекла. Ниже отчетливо прослеживались бороздки металлических швов, грубые стыки и пазы для проводов. Как странно, казалось, что перед ним очутилась дверь криокапсулы, невесть как оказавшаяся здесь, на самом краю долины, и повернувшись к нему изнанкой, словно причудливый проход в другой мир. Беззвучно хмыкнув, он мягко прижал ладонь к тому месту, где у подобных капсул обычно располагался управляющий сенсор. Не может же оторванная дверь быть рабочей?.. Звуковой сигнал резко разорвал тишину. Холодно. Бесконечно, невыносимо холодно, словно кто-то украл из мира все тепло. В этом холодном аду сознание едва регистрировало действительность. Дверь под ладонью была холодной, но теплее, чем собственные пальцы, покрытые инеем. Сквозь стекло пробивалось ослепительно белое, заставляющее желать заслонить голову, дать время зрительным анализаторам хоть немного прийти в себя. "Слишком мало места", - заторможено понимает он, когда попытка поднять вторую руку закончилась тем, что он уперся локтем в обшитый чем-то более-менее мягким бок капсулы. Сбитый с толку, дезориентированный разум не успел выдать идею лучше, чем упереться рукой в дверь капсулы и попробовать что-то ещё. Металл под пальцами дрогнул, заскользил прочь, с тихим шипением пазы покинули другие пазы. Потеряв точку опоры, его тело, влекомое беспощадной силой гравитации, завалилось вперед, и на короткий миг он ощутил странное ощущение полета. Вместо ожидаемого жесткого удара, он упал на что-то… мягкое? Сбитое с толку зрение выдавало лишь бескрайнюю белизну в том ограниченном поле зрения, что было ему сейчас доступно. И эта белизна была бесконечно холодной, сверкающей, словно драгоценные камни. Холодно. Вдыхаемый воздух был настолько стылым, что совсем не согревался внутри, не вырывался обратно облачком тающего пара. Или же, это просто он промерз изнутри и снаружи настолько, что даже воздух внутри его легких не согревался?.. Ему нужно подняться. Даже его заторможенное сознание, едва осознающее себя, это понимало. Сил не было абсолютно, даже на то, чтобы попытаться не то, что подняться - повернуть голову, отвернуть лицо от яркого, слепящего света. Зыбкое марево забытья, мягкой подступью подкрайшейся кошки, неотвратно подступало все ближе, и прежде чем снова отключится, он успел самым краешком гаснущего разума подумать, что этот сон, кажется, станет для него последним. Что-то легонько коснулось его щеки. Это мимолетное щекотливое ощущение выдернуло его из кромешной тьмы, в которой не было ничего, кроме почти привычного холода. Зрительные анализаторы, включившиеся вместе с сознанием, возможно все же сбоили, передавая все ту же белизну кругом, разве что ослепительный белый померк, смягчился, одевшись в синие вечерние тона. Было все ещё чертовски холодно, но тело, которые должно было остыть до критически низкой температуры, внезапно поддалось усилию воли, вяло зашевелилось, отзываясь болью в промерзших костях. С трудом, медленно, он смог перекатиться на бок. Что-то с шелестом скатилось вниз, и с некоторой задержкой, он вдруг осознал - что. Снег. Вокруг него, везде, куда бы не падал его ограниченный радиусом зрения взор, лежал белоснежный снег, не тронутый ни жадной лапой гари, ни ядовитым серебром ртути. Грузно откинувшись на спину, он уставился в темное синее небо, укрытое густыми кудрявыми штормовыми облаками, похожими больше на облака вечно беспокойного Юпитера - текучие, постоянно меняющеся силуэты, терзаемые ветрами чудовищной силы. Мысли текли вяло, тягуче, словно кто-то решил превратить их в машинное масло, загустевшее в низких температурах. Где он? Ему снилась Венера, но ландшафт вокруг не был похож ни на Венеру… Ни на Землю. Вопросов кто он, к счастью, не возникло. Подняв к небу руку, он медленно сжал и разжал металлические пальцы, игнорируя легкий хруст треснувшей плотной изморози. Он - варфрейм. Он - Баруук. Температура тела явно поднялась - мышцы, пусть и промерзшие, повиновались ему. Возможно, с приходом темноты, мир вокруг стал немного теплее, и этого вполне хватило для того, чтобы теперь он смог подняться на ноги. Мир вокруг все ещё не цеплял подкорку ни единой искрой узнавания. Позади возвышались острые изломанные черты башни. Словно что-то разорвало её изнутри - рваные остова уцелевших стен острозубо скалились пиками жил. Золотой скелет, когда-то правильной симметричной структурой державший на себе почти живой вес здания, деформировался до неузнаваемости, а остеотическая ткань стен давно отмерла и закаменела. Капсула, каким-то образом оказавшаяся у подножия руин, была настолько органично завалена обломками, что он не сразу смог найти ее взглядом. Вездесущий снег успел пробраться в стерильное нутро его... убежища?.. и скрыть следы любой активности. Судя по тому, как замело его самого - вряд ли в этом месте вообще можно сохранить какие либо следы. И в то же время, вокруг башни цвета жизнь. В наступившем сумраке темнели громады существ, похожих на странно деформированные земные грибы. Под ними, робкими оранжевыми огоньками горели существа меньше, гораздо меньше, но такие же неподвижные, как и их огромные собратья. В этом холодном снежном мире очевидно, был кто-то ещё живой, кроме него самого. Возможно, найдется и тот, кто сможет дать ему ответы. Движение немного отогрело заледеневшие стальные мышцы, и Баруук неловко разминает пальцы, стряхивая с покровов затвердевшую воду. Лед хрустит под ногтями, осыпается в мягкое белое полотно кусочками прозрачного стекла. Он бредет по колено в этом бесконечном чистом покрове, идет наугад, следуя интуиции, зовущей его куда-то за край. Словно там, за горным хребтом, что-то есть. Или кто-то. Баруук сгибает и разгибает пару раз фаланги, пытаясь вернуть хотя бы часть подвижности, если не пальцам, то заторможенному разуму. Он настолько погружается в это состояние, что механический, синтезированный искусственными связками крик, становится для него неожиданностью. Совсем рядом, где-то среди этих гигантских грибов были живые люди. Баруук вскидывается, ощущая облегчение - неважно, что привело сюда Корпус. С ним можно договорится, в отличие от молчаливо-шумной планеты, методично укрывающей свой лик под плотной коркой снега. Возможно, эта сделка будет стоить ему всего, но… ...корпуситы не откликаются на жест приветствия, вскидывая винтовки сразу же, стоило им увидеть его. Баруук пытается сказать, что он не причинит им вреда, пожалуйста, не нужно!.. От голубой энергетической пули, летящей прямо в голову, его спасает чудо. От выстрела в грудь - уже нет. Баруук падает на колени, едва не заваливаясь всем телом в снег, захлебываясь то ли стылым воздухом, то ли болью внутри, совсем рядом с едва бьющемся сердцем. Он беззащитен, запоздало понимает сознание, не найдя судорожно сжатыми пальцами ни ножей на бедре, ни кинжала за поясом. Боль на мгновение раскаленным росчерком пробивается через ледяную анестезию, но что эта боль, в сравнении с грядущим забытием, из которого он в этот раз точно не проснется? Внутри зреет раздражение. Странное, едва ли уместное, но именно оно сталкивает Баруука с тонкой грани почти отчаянного спокойствия. Черты собственного тела дрожат, словно мираж в неверном раскаленном воздухе, и Баруук заставляет себя снова подняться на ноги. Он не в состоянии верно оценить свои силы, он не знает, на сколько его хватит. Сколько драгоценных размытых секунд он выиграет, прежде чем запасы его энергии вычерпаются до дна, и голодная голубая плазма получит свое? Даже сейчас, отводя выстрелы прочь, он чувствует удары на своей коже, не оставляющие повреждений. Пока не оставляющие. В каком-то отчаянии он вдруг понимает, что не сможет договориться. Те, что открыли по нему огонь, даже не пытались слушать, те, кто сейчас вскидывают винтовки, выглядят слишком иначе, не как те, кого Баруук мог вспомнить. Он не может, он не… Из его груди рвется тихий-оглушительный звук. Звук упавшей в снег винтовки неожиданно громкий. Оседающие в снег тела звучат тише, их ровное дыхание почти не слышно в снегу. Слишком ровное для бодрствующих, достаточно глубокое для спящих. Они засыпают в снегу, и Баруук, пошатываясь, возвращает себе привычные четкие контуры. Баруук выдыхает – воздух, не звук. От его дыхания нет пара. С трудом поднимается на ноги. Он не смотрит на тела, мирно спящие посреди изрезанного снежного покрова. Баруук знает, что они не проснутся до того, как он уйдет, но ему лучше начать двигаться, пока не стало холоднее. Пока он не остыл ещё сильнее. Сверху, с хмурого штормового неба, сверкая, упали первые снежинки, предвещая бурю. Весь мир ужался до узкого круга, размером в пару метров в диаметре. Все прочее поглотил бесшумно ревущий поток хлынувшего снега, шквальными ветрами едва не сбивая его с ног. Кажется, он идет вперед целую вечность, едва разбирая дорогу, пробираясь через острые обледенелые камни и обломки былых времен. Корпус больше ему не встречался, но он видел, как большие угловатые корабли ныряли в орбитальной лифт, сияющий энергетическими линиями в атмосфере где-то там далеко. Когда еще один цикл света начал подходить к концу, а буря только набиралась злости, он принял одну простую истину - такими темпами, вряд ли он выберется. Ему нужно было укрытие, временное, переждать, пока природа выплеснет свою ярость на уставшую, едва живую поверхность. Ему везет. Маленький камушек попадает под ногу, и споткнувшись, Баруук едва не падает на снег, чудом удержавшись на ногах. Инерция разворачивает его корпус в сторону, и только поэтому он замечает темнеющий провал. Из-за снега кажется, что идти совсем близко, но на деле броня на открытых плечах начинается покрываться ледяной коркой, прежде чем он добирается до темного провала в камнях. Пещера маленькая - скорее, маленький карман, каким-то непостижимым образом сформировавшийся в горной породе. Мысли текут медленно, вяло, и когда Баруук устало опускается на пол, рядом с каким-то видавшим виды оборудованиям, все, о чем он может думать - отдых. Он сейчас немножко отдохнет, а когда утихнет буря, то доберется до космопорта, отправит сообщение на ближайший Монорельс с запросом на транспорт, и.. ...он просыпается от звука. Звонкая и размеренная песнь, удар металла и металл. Пронзительный холод отступил, оставил вместо себя спокойную прохладу. Зрение послушно включилось по запросу, и первое, что он увидел - голубые неоновые лампы, ровным светом укрывающие небольшую комнату. Его тело определенно каким-то образом оказалось лежащим по спине, и совершенно точно не в том месте, которое он мог вспомнить последним. - Ты очнулся. - Механический голос, определенно женский, звучал спокойно, но Барууку чудилась за этим спокойствием тревога. С некоторым трудом, он перекатил голову на бок, желая узнать, кто говорит с ним. - Мы нашли тебя совершенно случайно, - продолжал тем временем голос, принадлежащий… кому-то. Баруук не мог опознать того, кто был перед ним, сидел на низкой лавке, сложив руки на коленях. Человеческое тело, изуродованное роботическими аугментациями. - Тем схроном пользуются редко, поэтому тебе очень повезло, что кто-то решил туда заглянуть. К счастью, Неф не нашел тебя первым. Насколько я помню, у него к тэнно какие-то личные счеты, и приводить в чувство тебя Неф бы точно не стал. Баруук не отвечает, но кажется, говорящий и не ждал от него ответов, рассеянно смотря на свои руки. - В общем, ты в безопасности. До поры. - Человек говорил тихо, но Баруук ощущал за этими словами обреченную усталость. Усталость загнанного зверя. - Меня зовут Юдико. Ты находишься на Фортуне. Юдико встала на ноги и подняла со скамьи огромную оранжевую винтовку. Или же, это инструмент?... - Когда отдохнешь достаточно, чтобы выглянуть наружу, поищи Уточку и Бизнеса. Мы не смогли найти твой десантный корабль, а значит, ты потеряшка. А с такими вопросами разбираются именно они. Баруук медленно кивнул. Он и правда… потеряшка.