Питер не чувствует любви. Он запер её в клетке, отделил от себя, как свою тень, и зажил счастливо. Ну, насколько его положение
вообще это позволяло. Вэнди Дарлинг одним своим сущестовованием умудрялась напоминать что же это за чувство такое, вселять
смуту в сердца потерянных мальчиков, а Пэн ей подобного не позволяет. Он запирает птичку в клетке и для верности кидается в игрушку камнями каждый день, рвёт на части, зашивает и запирает снова. А птичка-Вэнди не останавливается, продолжает смотреть на него своим уверенным, ненавидящем и наполенным любовью
(только вот не к нему. конечно, Вэнди.) взглядом.
Вэнди помнит милые мамины сказки, хотя воспоминания с каждым днём
(а сколько проходит там?) отцветают, блекнут, рвутся. Она помнит «Красавицу и Монстр», что читала ей мама. Это сказка? Быль? Нравоучение для юных леди?
А кого уже волнует? Тогда девочка восхищалась Белль, сумевшей увидеть в монстре человека, она верила, мол, вот она — любовь. Отец сказал что-то про
стокгольмский синдром и посоветовал бедняге-героине
бежать, а не отдавать себя в жертву. Вэнди этого совета не понимала и свято, с детским отчаянием верила, что в каждом монстре есть что-то доброе, способное нести счастье. А потом, ну, знаете, —
Нэверлэнд.
***
Вэнди подозрительно долго говорит с Феликсом, и Питеру это не нравится. Ужель у птички голосок прорезался? Пэн долго выпытывает
(во всех смыслах) у Дарлинг что ей надо было, но та упорно молчит и царапает руки, надеясь не сорваться. Нельзя молить короля Нэверлэнда позволить ей хоть на пять минут побыть с братьями. Нельзя показывать слёз, страха. Только ненависть. Иначе ей не выжить — шипы не только метафорично вонзятся сердце, но и вполне реально заставят перестать дышать. На какое-то время. птичке можно подрезать крылья, но не отрезать.
Слишком просто.
Питер злится, бьёт, доводит до потери дыхания и пульса, а потом
целует. Резко. Никаких предпосылок. Вэнди впервые страшно
настолько, она брыкается, в горле застывает крик, но его
(как и всё остальное немногое, что вообще здесь её) забрал Пэн. Первый поцелуй. Не с привкусом чая, ягод в тёплой гостиной под неловкие улыбки и смех. Нет. Только клетка, колючки в волосах, царапины и синяки по всему телу, а вместо смеха — не успевший вырваться вопль. Питер отстраняется. У него в глазах — злоба и непонимание. У неё — ненависть и обида.
Кого обманывает. В её сердце, так быстро бегущем, словно кролик на чаепитие, теплится и бьётся любовь. Не светлая и чистая, нет. Извращённая, искажённая Нэверлэндом. Пэн чувствует. Смеётся. Вэнди плюёт в его лицо. Получает пощёчину и падает на пол клетки.
— Это был…интересный вечер,
птичка.
Уходит. Сам сметён не меньше произошедшим. птичка-птичка-
Птичка… Тц. Может, теперь у него есть что-то
поинтереснее ломки игрушек.
***
Вэнди сравнивала себя с Рапунцель: ей просто нужно пересидеть здесь, перестрадать, а потом появится принц и спасет её под пение птиц, аплодисменты и романтично-розовый закат сердцем-валентинкой. Вот только Венди — не принцесса, у неё крылья вырваны с частицей сердца и лежат гниют возле крыльев Динь-Динь. Этот остров вырывает крылья фей, заставляет мальчиков играть в счастливых днём и плакать в ночи. У Феликса от Пэна — шрам на всё лицо. У Вэнди — на сердце.
За ней больше не гоняются на безумной охоте за жар-птицей. Её ноги почти не болят от кровавых мозолей и бега по острым камням босиком. Её волосы уже не так спутаны когтями-руками русалок
(чудовищ). У Дарлинг даже появляется украшение — странный, пылающий
(от него и правда остаются небольшие ожоги на нежной коже возле ключиц) камень в форме змеи. Поводок.
Ошейник.
Вэнди больше не ждёт принца. Но она и не верит в возможность превращения чудовища в доброго героя. Она больше не боится давать поцелуи Пэну — она
сама их у него берёт. Потерянные мальчики, так старательно ищущие внутри любовь вопреки всему, больше не ощущают её. Они сами теперь источают тот страх, что она когда-то. Правда, всё так же не признают его. Питер смеётся. Так громко, так безумно, что и Тени содрогнулись бы.
Вэнди больше не пытается приручить Чудовище. Больше не убегает от него из запретного крыла. Теперь она — Птичка в золотой клетке. Чудовище. И больше взращённую Нэверлэндом и лично Питером тьму она не будет держать, скрывать, прятать. Теперь ей нечего искать в прошлом. Никаких братьев и невинных взглядов. Только настоящие. Обжигающий кулон и холодящие поцелуи
её короля. Только будущее. Сердце Истинно Верующего и бессмертная, опьяняющая власть.
Стокгольмский синдром? Оставьте эти термины скучным взрослым. У Вэнди Дарлинг и Питера Пэна своя любовь. Извращённая и больная. С шипами и заглушёнными криками. Живая.
Пока.