В первых лучах рассвета

      У богов-драконов определенно скверное чувство юмора. Противоположности притягиваются — так говорят люди? Но вряд ли можно отыскать во всем Асхане настолько разных — и эта разница их манит, притягивает друг к другу… чтобы в очередной раз отбросить, чтобы их дороги снова разошлись.       Илайя слишком не похожа на сладострастных полуобнаженных дев Серебряной Лиги — темная эльфийка, которая вечерами преклоняет колени пред драконом Тьмы в исступленной молитве. И пусть одежды ее не менее откровенны, но суть под ними иная, далеко не человеческая. И все же…       Зехир сердито мотает головой, в очередной раз поймав себя на мыслях о ней. Такое происходит с ним впервые — со сколькими девами делил ночи, каждая наложница с радостью и честью считает своим святым долгом ублажить могущественного правителя. Но всё равно… не было в них чего-то того, что было в Илайе.       Лишь ее редкая улыбка бледных губ могла сверкать подобно тысячам солнц Серебряных Городов, освещая столь родной для нее мрак Игг-Шайла. Лишь о прикосновении к ее бархатной бледной коже он мечтает, желает снова заглянуть в удивительные аметистовые глаза, почувствовать неуловимый аромат ночи на ее снежно-белых волосах, что изящно струились по обнаженным острым плечам.

Такая изящная и желанная. И столь недосягаемая.

      Его век скоротечен, и он это знает. Им изначально не суждено быть вместе, как не может ослепляющий день воссоединиться с сумрачной тенью ночи. Зехир губы кривит в хриплую усмешку.       А ведь идеальное сравнение. Лучше и не скажешь.       Но даже день встречается с ночью на краткие мгновения, рождая прохладный рассвет и кровавый закат. Также коротки и их редкие встречи, от которых архимаг и темная эльфийка стараются брать все, без остатка.       Чтобы на следующее утро учтиво кивать друг другу, словно ничего не было — не было томных вздохов на грани стона, не было хриплых рычаний, когда наслаждение плещется через край. Ничего.       Зехир по-прежнему будет обсуждать с Раилагом государственные дела, кидая редкие косые взгляды на стоящую подле вождя темных эльфов Илайю. И не будет видеть в ее столь живом и горящем во мраке ночи взгляде ни капли тепла или хотя бы вежливой заинтересованности — только холодную отрешенность, словно бурную реку сковало льдом.       Их встречи редки и кратки — так встречаются день и ночь, сменяя друг друга и отдаваясь друг другу без остатка. Чтоб в смешении тьмы и света родился багряный закат или сверкающий рассвет. Но вместе быть им не суждено, так уж повелось с начала времен.       Илайя будет преданно служить Матери Теней, вознося ей молитвы и благодарности — даже не уйдет попрощаться с правителем магов, душа в себе противоречивые чувства в самом зачатке. Она бессмертная эльфийка и преданная своей госпоже жрица — и посмела полюбить этого заносчивого человечишку в канареечно-желтых одеждах, этого безбожника…       Их отношения были изначально обречены. Ее место в сумраке Игг-Шайла, подле своей госпожи. Его — в жарких землях пустыней Лиги.       

Поистине… ночь и день.

      Илайя пытается убедить себя, что ничего бы и не получилось, что все было лишь наваждением и короткой вспышкой похотливой страсти — никто и никому не обязан ничем. Их пути разошлись по всему Асхану и вряд ли когда-то пересекутся вновь.       А впрочем…       Она едва заметно улыбается уголками губ, прикрывая глаза и облегченно вздыхая — даже в столь трудный час Мать Теней не оставила ее в одиночестве, благословила она свою жрицу величайшим даром, что теперь тихо расцветает под ее сердцем.       Илайя о большем и не просит. Не будет уподобляться глупым смертным девам, что хвостами бегали за своими ухажерами и требовали признать бастардов.       Это ее дитя. А у Зехира и так забот хватает. Илайя не будет взваливать на плечи юного архимага еще и эту ношу.       Их пути разошлись, как расходятся тьма и свет, как расходятся день с ночью. И все же робкий лучик рассвета задребезжал на горизонте для жрицы Малассы.       Ведь рассвет не что иное, как дитя ночной тьмы и жаркого дня.