Облака

      Энни смотрела в пол и пыталась понять, когда он начал быть таким подвижным. Плыло всё – звуки, свет и вот даже земля под ногами. Она слышала крики, видела остальных вокруг, но встать не могла. Просто не хотелось проверять, точно ли реальность сошла с ума от жара и в конец обезумела.       — Энни! Энни! — кто-то настойчиво тряс её за плечо. — Мы опоздаем на утреннее по…       Жар победил и мир окончательно расплылся.       На потолке было пятно желтого тёплого света от свечи. Мрак послушно окружил его и готовился сожрать в любую секунду. Пламя дрожало и пятно причудливо качалось и дёргалось. Энни подумала, что солнце мало отличается от пятна света на потолке в полной тьме. Разве что есть облака, а они принимают причудливую форму. Энни в детстве казалось, что если она станет титаном, то дотянется до них и слепит нужную форму вместо этих непонятных двояких очертаний – то ли лев, то ли барашек. Но если кто и мог до них дотянуться, то это Бертольд. Только его не интересовали облака. Впрочем, Энни они тоже давно не интересовали. Просто почему-то захотелось их порассматривать именно сейчас – когда она в темноте и смотрит на пятно света от свечи.       Всё тело ломило, но жар уже был не таким сильным. Энни поморщилась и, видимо, издала какой-то звук, потому что слева тут же послышалось чье-то движение.       — Ты проснулась, — улыбнулся Армин.       Он выглядел уставшим и сонным, но явно не спал.       Голова показалось тяжелой, набитой железом до отказа, а внутри будто от стенки к стенке катался шар и с грохотом бился о них.       — Что случилось? — просипела она, не узнавая свой голос.       — Лихорадка, — Армин слабо улыбнулся. — Шадис сказал, что такое раз в несколько лет случается. Кто-то умудряется подцепить болезнь, и она мигом распространяется на всех кадетов. Если, конечно, не успевают изолировать…       Армин виновато почесал затылок.       — Это Саша, — сказал он тише. — Она два дня скрывала, что ей плохо. А потом упала в обморок…       Энни нахмурилась. Браусс хлопнулась в обморок вчера, под вечер. А днём они с Энни были в паре – Шадис сказал, что для разнообразия. Конни поставили с Эреном, что смотрелось ещё смешней.       — Раз в пару лет, да? — проговорила Энни.       — Да, — Армин улыбнулся.       Всё опять немножечко поплыло, и его слова исходили откуда-то издалека. Энни нахмурилась, стараясь услышать его.       — За этим очень следят, потому что мы живём все вместе. После падения Стены…       Он замолчал, а Энни снова взглянула на пятно света. Были ли в тот день облака?       — В общем, вспышки старались после этого остановить в самом начале, иначе многие умирали…       Кто-то покашлял на соседней койке за шторкой. Энни сама ощутила в груди желание покашлять. Вышло громко и противно, будто внутри царапались кошки. Армин протянул её стакан с водой. Привкус Энни не ощущала, но это был какой-то отвар. Он всё ещё был тёплый. Видимо, Армин тут не так давно.       — Выздоравливай, ладно? — сказал Армин.       Энни взглянула на него. Он рассматривал свои ладони и даже не поднял на неё взгляд.       — А как Саша? — спросила она тихо.       Арлерт почему-то улыбнулся.       — Требует картошки сквозь сон, так что скоро поправится. Но она крепкая…       Взгляд скользнул по Энни. Улыбка исчезла.       — У тебя очень сильный жар и во сне тебе было плохо, — сказал он. — Все очень переживают.       Энни закрыла глаза. Они будто горели и с каждой секундой температура повышалась.       — Ты что-то говорила во сне, — совсем тихо сказал Армин.       Внезапно внутри всё сжалось, а мир стал таким четким. Она привстала, стискивая зубы.       — Я в порядке…       Но свинцовое тело не слушалось, а голова будто перевешивала всё остальное. От подъема всё закружилось.       Вокруг койки была повешена простыня, и Энни различала силуэты за ней. Кто-то ходил и бормотал. На соседней койке кто-то зашёлся тяжелым приступом кашля, где-то через пару коек кто-то с кем-то тихо говорил и были слышны только отдельные слова.       — Аккуратней! — Армин коснулся её спины, помогая удержаться. — Тебе ещё рано вставать, подожди хотя бы денёк…       Хотелось отпрянуть от его руки, но сквозь тонкую ткань Энни чувствовала её тепло и не могла. Было в этом прикосновении что-то обезаруживающе заботливое. Против такого ничего не сделаешь – только бессильно сдашься. И Энни легла. Теперь чуть на бок, поджав губы и стараясь согнать краску с лица. Видеть Армина ей не хотелось. Совсем раскисла от прикосновения и проявления такой доброты. Сама же недавно бранила Райнера и Бертольда, что они завели дружбу с Эреном. А сейчас чем она от них отличается?       — Что я говорила? — спросила она тихо.       — Э-э-э-э, — Энни подумала, что Арлерт мог покраснеть. Это на него похоже.       Нюня. Она просто от этой чертовой болезни так реагирует. При таком раскладе даже Эрен в этой атмосфере её бы вогнал в краску. Даже, черт подери, Микаса. А ручной мальчик-неумеха и подавно.       — Что-то про отца, дом, воинов… — перечислял Армин. — Я дежурил тут с обеда, так что толком не знаю…       Энни закрыла глаза. Даже улыбнулась. Её слышал единственный парень с мозгами на их курсе. Если бы в десятке учитывались мозги чуть больше, то Арлерт обошёл бы половину ребят просто потому, что он умнее. Но сейчас он вряд ли что-то поймёт. В его тихом голосе столько беспокойства за своего товарища. И ни капли подозрений.       — Вообще-то я думал, что тебе плевать, — сказал он внезапно.       Энни не выдержала и взглянула на него. Он смущенно улыбнулся.       — Ты просто всегда выглядишь так, будто тебя заставили сюда вступить… И кажется, что тебя все раздражают.       Энни хотелось улыбнуться.       — Но даже у тебя ведь есть какая-то причина и своя история, как у нас с Эреном и Микасой, — голос его стал тише, мягче, нежнее.       Казалось, что весь мир сошёл на нет и остался только этот приятный голос, который забирал всю тяжесть её горячего больного тела. Глаза сами закрывались, а жар под ресницами убаюкивал. Мир плыл, но на секунду остановился, чтоб Энни смогла без пелены болезни взглянуть на мальчика перед собой и подумать опять об облаках. Что он думать про них? Хотел бы стать таким огромным, чтоб дотянуться до них и слепить всё, что душе угодно?       Он смотрел в тот день на облака?       — У всех есть история, — сказала она тихо. — Но не у всех она достойная.       Армин ей улыбнулся. Наверно, Эрен и Микаса так любили его и готовы были помогать ему даже в самых безвыходных ситуациях именно из-за этого. Из-за этой улыбки.       — Это неважно, — сказал он. — Любую историю можно выслушать.       Энни почему-то вспомнила, как за ужином Райнер и Эрен о чем-то говорили, улыбались и вели себя как настоящие друзья. В такие моменты Браун случайно не хотел расплакаться и вывалить наружу всё, что накопилось в душе? Или он настолько отменный актер?       Энни не хотелось. Но что-то больно кольнуло в груди.       — Да ешь ты уже! — послышался крик.       Армин тихо рассмеялся.       — Это Эрен, — сказал он, словно было непонятно. — Они с Райнером сегодня днём оба пришли с жаром и их положили рядом. Только Эрен уже бодрячком, а Райнеру плохо.       Энни улыбнулась.       — Вы такие красивые, — пробормотала она.       — Что? — Армин взглянул на неё с искренним непониманием – от такого всё внутри сжималось.       Глаза слипались, а Энни так хотела провалиться в темноту. Пусть будет только жар, болото собственных тревог и пятно света от свечи вместо солнца. Армин её задует и останется только тьма. Даже после солнца приходит луна. А тут будет только темнота.       — Вы такие красивые, — повторила она, вытаскивая руку из одеяла.       Ей хотелось ущипнуть Армина, чтоб он растворился, как глупое наваждение. Не могут демоны с острова быть такими.       Не может Армин Арлерт быть демоном.       — Я и не знала, что вы здесь такие красивые, — сказала она и провалилась в сон – тягучий, как мёд, жаркий, болезненный и липкий.       На потолке не было пятна света от свечи. Он был светлым. Энни несколько секунд смотрела и пыталась понять, почему нет мрака. Потом поняла – наступило утро. За окном были слышны чьи-то голоса. Никто не шептался, как вчера ночью.       Почему-то шепчутся только ночью. Будто на громкий голос кто-то придёт из тьмы и нападёт. А шёпот никто не услышит. Он останется только у тебя – спрятанный где-то прямо под сердцем.       «Вы такие красивые».       Энни тут же подскочила. На краю кровати лежал Армин и спал. Она с нескрываемым удивлением уставилась на Арлерта. Даже подняла руку, чтоб потрогать его за плечо и поинтересоваться, какого черта он тут забыл.       Микаса откинула шторку и тут же встретилась с Энни взглядом. Леонхарт только успела поднять руку.       — Он спал тут всю ночь, — сказала Аккерман и поставила на тумбочку около кровати тарелку с кашей.       Опять жидкая и едва соленая каша с куском хлеба. Энни почувствовала, как урчит живот. Почему-то даже этой каше она была рада.       — Зачем? — спросила она, беря тарелку в руки.       Микаса перевела взгляд на Армина.       — Волновался, — сказала она. — Тебе хуже, чем большинству. Сильный жар и кашель. Хуже, чем тебе, только Имир. Криста тоже дежурит у её кровати со вчера.       Это не помогло. Наоборот ещё больше запутало. Энни понимала – Криста будет дежурить у кровати Имир. Микаса наверняка была рядом с Эреном – и вряд ли долго спала. Это было видно по кругам под её глазами. У Саши наверняка околачивался Конни, но у него не хватило наглости остаться на всю ночь. А если бы заболела Микаса – рядом был бы Жан, а где-то рядом – Эрен. Простая схема. Болезнь обнажит уязвимость, которую все так старательно прячут. Но страх пригонит их к койке того, о ком они пекутся.       Армин же спал у её кровати. Это не совпадало с её схемой в голове.       — Разве за Эрена он не переживал?       — Он поправился, — сказала Микаса. — Утром его выписали.       Энни чувствовала недовольство Аккерман, но против своенравства Эрена сложно идти. Особенно если ты у самой себя на втором месте. Энни поморщилась. Всё вчерашнее казалось ей каким-то мягким и противным – в том числе она сама. Сегодняшняя Энни похоже на обычную себя.       «Я и не знала, что вы здесь такие красивые».       Микаса ушла. Холод от её пожелания поправиться заставил Энни натянуть одеяло. Жар спал, а вот кашель будто усилился. Но при этом каждый приступ она пыталась заглушить, спрятать внутри себя и не дать ему вырваться наружу.       Каждый раз она смотрела на Армина и боялась его разбудить.       Чтобы отвлечься, Энни раздвинулась шторки окна. Впервые за последнее время был солнечный день, но даже так чувствовалась прохлада улицы. Энни видела офицеров, которые ежились от промозглого ветра, а потускневшая и пожелтевшая трава покрылась изморозью. Снег ещё не выпал, но чувствовалось, что это один из последних солнечных дней – потом тучи пригонят уже не дождь и наступит настоящая зима.       Облака на небе были низкие, и чем дальше, тем их становилось больше. Казалось, что вдали они к тому же тёмные и набитые до отказа предстоящей непогодой. Но пока они были так далеко, что не особо верилось в их приближение. Сейчас прямо над ними были легкие пушистые облака, скользящие по солнцу. От этого по земле пробегала длинная тень, омрачающая всё вокруг и напоминающая о конце осени. Но потом вновь становилось светло.       Энни даже стало жалко, что она, будучи титаном, неспособна остановить предстоящие то ли дождь, то ли первый снегопад. Так бы развернула прямо на подлёте эти огромные тучи и прогнала прочь. Не из романтических соображений – просто холод она действительно ненавидела.       Сейчас лепить из облаков фигурки не хотелось. Это уже казалось слишком детским. Но в разглядывании было какое-то спокойствие.       — Тот похож на котенка, — сказал вдруг Армин.       Энни обернулась. Арлерт проснулся и сонно улыбался.       — Мне показалось, что ты разглядываешь облака. Ты просто даже рукой водила, словно повторяла…       Армин скопировал жест, которым Энни недавно очерчивала границы туч. В его интерпретации действительно походило на какую-то фигуру.       — Нет, —сказала она. — Думала, как здорово было бы до них дотянуться и пнуть куда подальше, чтоб не было дождей.       — Вообще облака невесомые и… — Армин смущенно почесал затылок. — И слишком высоко. А люди не умеют летать…       — И к тому же такие низкие, — сказала она.       Армин горько усмехнулся.       — Не то что титаны.       Энни хотелось сказать, что титаны тоже не могут дотянуться до облаков. В этом смысле они похожи – небеса обоим всё ещё недоступны.       — Почему ты тут спал? — спросила она прямо в лоб, ожидая самого худшего – Арлерт покраснеет, смутится, отведёт взгляд, замямлит.       Всё то, что может сделать влюбленный нюня.       Но он не смутился. Улыбнулся и даже посмотрел ей в глаза.       — Мне показалось, что тебе не хочется оставаться одной, — сказал он.       Энни уставилась на Армина, не скрывая своего удивления. Ей хотелось рассмеяться от этих слов.       — Прости, — Арлерт виновато поднял руки. — Мне просто… Просто показалось, что это неправильно.       Волнение и вина в его голосе быстро сошли на нет. Осталось то тепло и нежность, которые сносили все самые крепкие и надежные преграды на пути.       — Криста рвалась к Имир так, что наорала на Шадиса. Представляешь Кристу, которая кричит? — он засмеялся. — А мы видели её. Жан рвался к Саше и Конни. Ханна была у Франца, а потом сама заболела.       Армин улыбнулся.       — Никто не шёл к тебе. Все проходили мимо, — он опустил взгляд на свои руки. — Я подумал, что это несправедливо.       Энни подумала про Бертольда. Разве этот парень не должен сидеть на месте Арлерта?       — Я думал, тут будет Бертольд, но он… Он будто испугался, когда я ему рассказывал за ужином про больных. Побледнел, когда я ему сказал про то, что ты вспоминаешь отца.       Энни захотелось врезать Армину. Но злоба будто таяла, сталкиваясь с его голосом – тихим и вкрадчивым. Леонхарт поймала себя на мысли, что могла бы долго слушать его.       — Это неправильно, когда никто не приходит к твоей постели во время болезни, — сказал он. — Я как-то заболел в детстве. Весь покрылся красными пятнами. Мне было ужасно плохо. Дедушка очень испугался.       Энни представила маленького Арлерта и против своей же воли улыбнулась.       — Однажды ко мне пришёл Эрен. И мне впервые в тот вечер полегчало. Я подумал, что даже самые хорошие лекарства спасают тогда, когда ты видишь, что это кому-то нужно.       — Ты пришёл ко мне поэтому? — Энни хотела звучать не так холодно.       — Но ведь тебе легче?       Армин встал и удалился, оставив Леонхарт наедине с этим вопросом.       Если бы она проснулась ночью в темноте, то чтобы почувствовала? А если бы увидела пятна света и заботливые силуэты беспокойных друзей у других кроватей? А если бы осталась наедине сама с собой и темнотой, когда тело горит и грудь царапает от кашля?       Разве не легче ей было от того, что рядом есть хоть кто-то?       Разве не легче от того, что это был Армин Арлерт с его мягким голосом и тёплыми руками?       Его должны были любить все уличные котята и собаки, липнуть к нему и ластиться, следовать по пятам и быть верными до конца.       Армин вернулся через пару минут с тем самым отваром, от которого боль в груди ушла, а кашель ослаб.       — Думаю, к обеду тебя выпишут, — сказал он с улыбкой. — Тебе намного лучше.       Энни только кивнула. Армин неловко стоял у её койки, не решаясь ни уйти, ни сказать что-то.       — Спасибо, — сказала Леонхарт первая. — Я рада, что проснулась не в темноте.       Арлерт просиял благодарностью. Сам как пёс – ручной и маленький.       Нюня.       «Вы такие красивые».       Челюсти сжались. Что-то в ней сломалось и теперь она дает слабину перед тем, кто в два счета способен всё понять. Пускай и выглядит таким слабым.       — Ты смотрел на облака в тот день?       Армин нахмурился, а потом в его глазах на пару секунд исчез свет. Потом вновь появился, словно всё это было наваждением. Но Энни знала – ей не показалось. И внутри что-то кольнуло от этого безжизненного взгляда.       — Я всегда смотрю на облака, — сказал он. — Если честно, я надеюсь, что однажды мы придумаем что-то такое, на чем можно будет долететь до них, а может быть и выше.       Дирижабли, Армин. Энни улыбнулась. Это называется «дирижабли». Тебе бы понравилось.       Арлерт неожиданно сел совсем рядом и указал в небо.       — Оно похоже на крест, — сказал он. — Но если встать, то будет похоже на птицу!       Энни хотелось сказать, что ей всё равно. Но она смотрела на облако-птицу. Или крест.       — А ты смотрела? — спросил Армин.       Энни покачала головой.       — Я не смотрю на облака, — сказала она тихо.       — А вон там будто замок, — Арлерт чуть наклонился.       Энни против своей воли посмотрела наверх. Облака чуть замедлились, проплывая мимо солнца. Они всё ещё казались слишком низкими, сероватыми, но не было видно прежних туч. Словно их снесло куда-то в сторону, отсрочив неминуемый снегопад.       Прогонять Армина не хотелось. Отвести взгляд от неба в его присутствии было невозможно – то ли совесть не позволяла, то ли внутри сидела та девочка с мечтой дотянуться до неба.       К тому же, Арлерт не заставлял её говорить. Наоборот, он сам болтал, рассказывал всякое, и его голос обволакивал, успокаивал и глушил какую-то боль внутри. Энни подумала, что Армин как то самое пятно света. Или свеча. Или солнце. Что-то, что не дает тьме пройти.       Энни на пару секунд закрыла глаза и позволила голосу Армина проникнуть куда-то глубже, чем любым другим голосам. Просто чтобы можно было греться об эти воспоминания в полной темноте, которая её ждёт.