***
Тина вернулась в церковь на следующий день. Сама не понимала почему, но волшебница пообещала себе, что сегодня она постарается получить максимум информации от Гриндевальда и в этот же вечер сообщит о его местонахождении начальству. Плевать, что он там говорил, если будет достаточно людей, то его получится схватить. Сделав немного рваный вздох, Голдштейн вошла в церковь, оглядевшись — Гриндевальда в поле зрения не было. Решив, что торопиться некуда, волшебница присела на край длинной скамейки, стоявшей в конце левого ряда. В аврорате Тина сказала, что нашла важную зацепку, и ей позволили на весь рабочий день заняться расследованием. Ну, она почти не соврала. Тем более что этим вечером ее наверняка будут благодарить за обнаружение опасного преступника. Девушка не помнила, сколько она так просидела — Голдштейн погрузилась в свои мысли и совсем не следила за временем. Возможно, Тина так бы и продолжала сидеть, окунувшись в размышления, но ее отвлекло легкое похлопывание по плечу. — Я уже думала, что не встречу тебя, милая, –проговорила уже знакомая волшебнице старушка. — Здравствуйте, — девушка приветливо улыбнулась и подвинулась, чтобы женщина смогла сесть рядом. — Мне вчера уйти пришлось, не спросила тебя про исповедь. Как все прошло? — бабушка с неподдельным любопытством взглянула на Тину. — Все прошло… прекрасно, — волшебница натянуто улыбнулась. — А вы не знаете, где сейчас тот священник? — Вижу, исповедь пошла тебе на пользу, — довольно проговорила старушка и задумалась. — Отец Гавриил-то? — Тина еле сдержала смешок, но все же легко улыбнулась — прекрасное имя себе выбрал Гриндевальд. — Он чаще во второй половине дня служит, гляди придет скоро. — Вы часто у него исповедовались? — Раза два уже, дочка, — бабушка немного устало вздохнула. — Хотя он нечасто исповеди принимает, говорит, он больше для успокоения своей души в церкви служит, — Голдштейн сжала губы, чтобы не усмехнуться. — Да я и сама не так часто исповедаюсь, иногда в другую церковь хожу, — на какое-то время старушка замолчала, после чего невесомо положила руку на ладонь волшебницы. — Смотри, вот и святой отец пришел. Тина подняла голову, и действительно — почти в начале зала стоял Гриндевальд, о чем-то говоря с другим священнослужителем. Маг кинул едва заметный взгляд на Голдштейн, после чего снова перевел свое внимание на собеседника. — Спасибо вам большое за приятную компанию, мэм, но мне необходимо поговорить… с отцом Гавриилом, — волшебница отметила, что это имя звучит очень странно. По крайней мере, когда его говорит она. Старушка понимающе кивнула и устремила свой взгляд вперед, на алтарь. Закончив разговор, Геллерт обернулся и увидел, что Тина неторопливым шагом направляется к нему. Мужчина не сдержал легкой ухмылки — все-таки она пришла. — Вижу, вы уже обрели здесь новых друзей, Тина, — проговорил маг, слегка повернув голову в сторону, где сидела старушка. — Она, скорее, ваша поклонница. Говорит о вас без остановки — видимо, вы ей нравитесь, — усмехнулась Голдштейн, довольно замечая, что улыбка мага дернулась от ее комментария. — Полагаю, вы пришли, чтобы что-то от меня получить? — спросил Геллерт, оглядев зал. — Вы сказали, что можете дать мне ценную информацию. — Если будете правильно задавать вопросы, — напомнил маг. — Думаю, нам будет удобнее говорить там, где нас не заметят и не подслушают, — Гриндевальд легким движением руки указал на исповедальню. — После вас, Тина. Вздохнув и едва не закатив глаза, Голдштейн все же прошла в исповедальню, после чего туда, разумеется, с другой стороны зашел и маг. — И какой же информацией вы хотели со мной поделиться? — волшебница задала вопрос почти сразу, как Геллерт зашел в исповедальню. — Опять начинаете исповедь не по правилам, Тина? — тихо усмехнулся Гриндевальд. — Но это не исповедь! — Голдштейн, видимо, надеялась, что все будет немного проще. — А что же еще? Вы сидите в конфессионале, со священником. Это не что иное, как исповедь, — маг говорил совершенно спокойно — видимо, он ожидал именно такого развития событий. — И вам стоит следовать правилам, если вы хотите получить что-то от этой исповеди. — Я не собираюсь говорить эту бессмысленную фразу! — возмутилась Тина, будто не веря в абсурдность происходящего. — Ваше право, — на этой фразе мужчина замолчал. Вскоре он услышал измученный вздох волшебницы. — Простите меня, святой отец, ибо я согрешила, — выдавила из себя Голдштейн тихим голосом. Поразительно, и перед кем она так унижается! — Довольны?! — Вполне. Разве что я был бы не против слышать вас немного четче, но, думаю, у нас еще будет время над этим поработать, — Гриндевальд довольно улыбнулся, услышав раздраженный вздох аврора. –Задавайте свои вопросы, Тина. — Почему вы скрываетесь именно здесь? В маггловской церкви, в Америке. Почему не скрылись в другой стране? — волшебница наклонилась чуть ближе к ширме. — Потому что Министерство рассуждает так же, как и вы, — маг облокотился о стену, устремив взгляд вверх. — Легче спрятаться там, где уже искали, тем более, если не ошибаюсь, кто-то пустил слух о том, что я сейчас нахожусь в Париже. — Это были ваши последователи? — Вряд ли — я их не просил об этом. Хотя, это в любом случае сыграло мне на руку, — Геллерт сцепил руки в замок. — Полагаю, о Салемцах спрашивать бесполезно, — раздумывала Тина, вспомнив о причине, по которой она вообще нашла эту церковь. — Почти, — маг слегка задумался. — В этом городе, как и почти во всем штате, их нет. Однако на окраине Нью-Йорка есть большая старая церковь, туда почти никто не ходит, там чаще всего собираются члены общества вторых Салемцов из самого Нью-Йорка и смежных к югу городов. — Откуда вы знаете об этом месте? — Тина недоумевала, как она сумела упустить такое важное для расследования место в Нью-Йорке, но при этом найти абсолютно не связанную с делом церковь в другом штате. — Мои люди часто осматривали город на наличие нужных мне мест в начале моей «работы» в МАКУСА. — Вам нужно было место, где мог оказаться Криденс, — догадалась про себя волшебница и увидела, как Геллерт кивнул. — Много ваших последователей знают о том, что вы здесь? — Ни одного. Они знают, что я скрываюсь, и этого вполне достаточно. — Думаете, они могут вас выдать? — Тина неторопливо вертела в руках палочку, скорее просто от желания занять чем-то руки. — Все может быть. — Но мне вы позволили вчера уйти, несмотря на то, что я точно знаю, где можно вас найти. — И, тем не менее, сюда все еще не пришла толпа авроров, — маг усмехнулся. — Почему же? — Я… я решила, что ваш арест может подождать, — немного неуверенно ответила Голдштейн. — Какое великодушие, — на манер Тины протянул Гриндевальд, на что волшебница в ответ хмыкнула. — Как поживает ваш гнев? — Какое вам дело до моего гнева? — не без доли раздражения спросила волшебница. — Ну как же, я же хочу, чтобы вы избавились от тяжелой ноши грехов. Уверен, не в одном гневе проблема, — Геллерт еле слышно усмехнулся. — Какие еще деяния скрываются за вашей «безгрешной» жизнью, мисс Голдштейн? — не получив ответа, Гриндевальд продолжил: — Рукоблудие тоже является грехом… — мужчина довольно усмехнулся, услышав, как волшебница возмущенно подбирает слова. — Да как вы смеете?! –Тина вспыхнула, резко поднявшись со своего места, и, не сказав больше ни слова, хотя сначала хотела, судя по ее метаниям, молнией вылетела из исповедальни, направляясь к выходу из церкви.***
— Даже толпе авроров я бы сегодня удивился меньше, чем вам, Тина, — Гриндевальд повернулся в сторону волшебницы, которая стояла перед ним, скрестив руки на груди. — Думал, вы обиделись на меня за вчерашнее, — маг легко улыбнулся. — Мне все еще нужна информация. Пусть вчерашний разговор и не был особо информативным, — Голдштейн отвечала более холодно и выглядела больше отрешенной, чем злой. — Вы намерены меня разговорить? — Геллерт заинтересованно взглянул на девушку. — Именно так, — аврор в упор смотрела на мага, который почему-то изучающе разглядывал ее. — Что-то в вас изменилось, Тина, — Гриндевальд слегка нахмурился, рассматривая Голдштейн. — Не припомню, чтобы вы раньше были такой отчужденной. Что-то случилось? — Даже если бы что-то случилось, вас бы это не касалось, — ответила волшебница, сначала отводя взгляд, но после вернув его на мужчину. — Мне стоит надеяться на то, что сегодня не будет неприятных шуток, подобных вчерашней? — Как скажете, — Геллерт со всей серьезностью отвечал Тине, что ее слегка поразило. — То есть, все было так просто? — удивилась Голдштейн, вспоминая ее вчерашнюю бурю эмоций. — Именно, — Гриндевальд кивнул, подтверждая слова волшебницы. — Более того, такие шутки не в моем стиле. — Тогда зачем вчера вы говорили подобное? — Проверял. — Что проверяли?! — Тина невольно сжала кулаки — это все больше походило на дурацкую игру, правил которых она не знала. Маг вздохнул и на секунду задумался, будто решая, стоит ли говорить то, что он собирается, сейчас. Но, увидев и без того подвешенное состояние Голдштейн, мужчина все же сделал выбор. — Вы слишком эмоционально реагируете на почти каждое мое слово, — начал Геллерт, внимательно наблюдая за эмоциями Тины. — Я не наблюдал такого за вашей работой в аврорате — кто бы что ни говорил, вы оставались спокойной, — волшебница нахмурилась, пытаясь понять, к чему ведет маг. — Но, тем не менее, почему-то мои слова вас либо задевают, либо смущают, — Гриндевальд слегка наклонил голову. — Не от того ли это, что вы прониклись некой симпатией к Персивалю Грейвсу, и разочаровались, увидев меня вместо него? — Голдштейн захотела что-то возразить, но мужчина жестом остановил ее. — Я не требую от вас срочного ответа на этот вопрос, Тина, вы сами его еще не знаете, — волшебница замерла, не смотря на мага и нервно бегая взглядом по помещению. Заметив, что на них начинают бросать взгляды прихожане — все это время Геллерт разговаривал с девушкой пусть и не на самом виду, но все же их было прекрасно заметно, как и то, что разговор их был не самым дружелюбным. — Тина, я попрошу вас пройти в исповедальню, для лучшей конспирации нашего разговора. Разумеется, если вы намерены его продолжать. — Гриндевальд говорил тише, только чтобы Голдштейн могла его услышать. Волшебница слабо кивнула и зашла в конфессионал, устало сев на уже знакомое ей место. Вскоре, с другой стороны, в исповедальню зашел маг. На какое-то время воцарилась тишина. Казалось, даже приглушенный шум церкви не просачивался сквозь деревянные резные стенки исповедальни. — Тина, — голос мужчины будто доносился откуда-то издали. — Что случилось? Голдштейн тихо вздохнула, почему-то уже не пытаясь скрыть свои эмоции. Видимо, исповедь здесь так и работает. — Вчера, пока я была здесь, группа авроров отправилась на задание, связанное с преступной организацией, которую мы пытаемся поймать уже несколько месяцев, — Геллерт слабо кивнул — он понял, о какой организации шла речь. — Один из моих коллег погиб. Я не знала его хорошо, но все равно… Снова воцарилось молчание. На этот раз всего на несколько секунд. — Мне жаль, — маг говорил тихо, но искренне — терять своих людей всегда нелегко. — Если бы я была на этом задании, возможно, я бы… — Но вас там не было, Тина, — Гриндевальд прервал волшебницу, понимая, что от постоянных «Если бы…» лучше не станет. — Не скорбите по тому, чего не было, — Голдштейн молчала. Кажется, впервые она слушала мага настолько внимательно. — Уныние — тоже грех. Не поддавайтесь ему. — Говорите прямо как настоящий священник, — усмехнулась Тина. — Возможно, я бы больше походил на настоящего священника, если бы наша исповедь началась правильно, — ненавязчиво проговорил Геллерт, поправляя рясу и, к своему удивлению, услышав вместо раздраженного вздоха тихий смешок. — Простите меня, святой отец, ибо я согрешила, — кажется, волшебница начала понемногу принимать весь это абсурд. — Прощаю, мисс Голдштейн, — вздохнул маг, на манер священника продолжая: — И отпускаю вам все ваши грехи. — Получается, мне больше не надо приходить на исповедь? — наигранно спросила девушка. — Думаю, вы еще успеете согрешить до завтра, — рассуждал Гриндевальд. — Приходите ночью, примерно в час. Редко кто приходит сюда в такое позднее время, мы сможем поговорить без лишних любопытных глаз. — Вы так уверены в том, что я завтра приду? — А вы — нет? — Тина тихо усмехнулась, будто соглашаясь со словами мага. — У вас есть последователи в МАКУСА? — Голдштейн заметила, как Геллерт легко кивнул. — Абернети в их числе, — мужчина говорил непринужденно, чему волшебница удивилась. — Вы так просто выдаете мне вашего человека? — Тина с небольшим сомнением посмотрела на собеседника сквозь ширму. — Я надеюсь, что вы правильно используете эту информацию, — объяснил маг, устремляя взгляд куда-то вперед себя. В этот день «исповедь» продлилась достаточно долго, Тина вернулась домой уже под ночь, чем очень удивила сестру, однако от объяснений старшая Голдштейн отвертелась. Разумеется, Геллерт не стал бы выдавать много личной информации, но, тем не менее, он существенно помог волшебнице с делом Салемцов — Гриндевальд собрал достаточно много сведений о них, когда был в МАКУСА. Печаль от утраты, разумеется, никуда не пропала, но и не гложила так сильно, как в начале дня. Почему-то после именно сегодняшнего визита в церковь стало действительно легче.***
Тина оглядела церковь — почему-то ночью, в приглушенном свете свечей, а не солнца, она воспринималась совсем иначе. Это место больше не выглядело каким-то публичным, куда мог зайти каждый, здесь будто можно было похоронить все свои тайны и быть уверенным в том, что никто больше о них не узнает. — Любуетесь? — голос Гриндевальда разнесся эхом по пустой церкви, и Голдштейн резко обернулась, увидев мага рядом с алтарем. — Это место выглядит иначе ночью, — волшебница оглядела темные потолки здания. — Знаю. Поэтому я пытаюсь чаще бывать на ночной службе. — Меньше надоедливых магглов? — И меньше суеты, — Геллерт вздохнул, подходя ближе к Тине. — Какие вопросы у вас появились на сегодня? — Пока не знаю, — призналась Голдштейн, продолжая осматривать тускло освещенную церковь. — Но я обязательно что-нибудь придумаю, — еле заметно усмехнулась волшебница. Какое-то время она просто стояла, облокотившись о скамью, но вскоре перевела взгляд на мага. — Как давно вы уже скрываетесь здесь? — Почти сразу с того момента, как меня разоблачили, — Гриндевальд ненадолго задумался. — А это около трех недель. — Почему именно церковь? — девушка задавала эти вопросы скорее из любопытства, чем из желания узнать что-то важное. — Здесь меня не стали спрашивать, кто я, и не интересовались моим прошлым. Приняли к себе, как родного, — усмехнулся маг. — Как у них все просто… — В церкви все становится проще для верующих людей, — подумал вслух Геллерт. Тина хотела что-то ответить, но ее прервали отражающиеся эхом шаги, направляющиеся из другого помещения церкви, видимо, в основную часть храма. Услышав шаги, маг, недолго думая, взял Голдштейн за запястье и, сделав несколько шагов в сторону исповедальни, зашел туда, притянув за собой волшебницу. — Кто это? — девушка на всякий случай перешла на шепот. Сердце, которое бешено стучало из-за внезапного развития событий, начало успокаиваться. — Кто-то из священнослужителей церкви, — Геллерт тоже говорил тихо. — Думаю, скоро должны уйти, — мужчина огляделся, вспомнив, что почти в такой же ситуации они с волшебницей были два дня назад. — У вас нет чувства дежавю, Тина? — Ну, если бы приставили к моему горлу волшебную палочку, то возможно оно было бы, — хмыкнула волшебница, сложив руки на груди. — Вам неприятна моя компания? — Гриндевальд усмехнулся, замечая прежний раздражительный тон Тины. — Могла быть и приятнее в других обстоятельствах, — не особо беспокоясь о том, что она говорит, ответила Голдштейн, только после задумавшись о некой двусмысленности этой фразы. В исповедальне стихло, волшебница в упор смотрела на мага, чувствуя, как только стабилизирующийся сердечный ритм снова начинает набирать обороты. — Вы научились язвить, Голдштейн, или это был флирт? — на выдохе спросил Геллерт после недолгого молчания, не спуская глаз с девушки, которая неуверенно теребила рукав блузки. — Вам решать, — так же, на выдохе, ответила Тина и застыла, ожидая дальнейших действий Гриндевальда. — А может, это откровение? — маг наклонился к волшебнице, сделав небольшой шаг — до этого размеры исповедальни позволяли находиться друг от друга на небольшом расстоянии. — Хотя, на исповедь это мало похоже, — мужчина аккуратно коснулся бледными пальцами пряди волос Голдштейн, слыша ее частое дыхание. — Что скажете, Тина? — Геллерт посмотрел в темные глаза волшебницы, ожидая ее ответа. Девушка некоторое время молчала, обдумывая ситуацию, но вскоре тишина прервалась — ее ответ прозвучал тихо, будто упираясь в деревянные стенки конфессионала. — Простите меня, святой отец, — Голдштейн положила одну руку на плечо мага, на секунду опустив взгляд. — Ибо я вот-вот согрешу. В следующее мгновение Гриндевальд вплотную приблизился к Тине, настойчиво целуя губы девушки, одной рукой опираясь о стенку позади нее. Тонкие руки волшебницы обвились вокруг шеи Геллерта в попытке удержать их хозяйку на ногах, в чем дальше уже не было необходимости — одним движением маг подхватил Голдштейн на руки, сильнее прижимая аврора к стене и заставляя ее обхватить мужчину ногами. Несмотря на, казалось бы, решительность ее действий, девушку все еще не покидали сомнения в том, что она делает, пусть постепенно эти сомнения и заменялись прекрасным ощущением теплых губ на своих и чувством какого-то блаженного трепета. Внезапная трансгрессия заставила Тину прервать поцелуй и пробежаться глазами по месту, в котором она оказалась — это было комната, где они с Гриндевальдом разговаривали во время их первой встречи в церкви. — А если бы здесь кто-то был? — шепот волшебницы был едва различим, несмотря на отсутствие каких-либо других звуков в комнате. — Помолчите, Голдштейн, — тихий, и от того будто теплый голос мага не разрезал собой тишину, а словно сливался с ней, впитывался. Геллерт посадил девушку на стол, устроившись меж ее ног и продолжая настойчиво и жарко целовать Тину, чувствуя, как тонкие пальчики Голдштейн с небольшой долей неуверенности начинают расстегивать пуговицы рясы. Руки Гриндевальда забрались под тонкую и приятную ткань блузки, касаясь мягкой кожи и следующим движением заставляя волшебницу оторвать руки от одежды мага, чтобы снять блузку и неторопливо откинуть ее на край стола. Тина невольно вздрогнула — без одежды в помещении было прохладно, из-за чего по телу прошлась волна мурашек. Заметив это, мужчина сильнее прижал Голдштейн к себе, покрывая поцелуями плечи и шею, немного согревая девушку, и чувствуя, как в его руках волшебница расслабляется, позволяет себе закинуть назад голову и получать удовольствие, слегка прикрывая глаза, пока маг неторопливо «разгуливал» руками по телу волшебницы, аккуратно касаясь подушечками пальцев спины, рук, чувствуя, как аврора пробивает легкая дрожь. Относительно вернувшись в реальность, Голдштейн вернулась было к пуговицам рясы, но, увидев их количество, бесцеремонно взяла палочку, вывалившуюся из кармана брюк на стол, и, сделав ей резкий взмах, разрезала бо́льшую часть одежды мага. — Какая вы нетерпеливая, Тина, — Геллерт довольно усмехнулся, немного поразившись решимости волшебницы и, аккуратно забрав у нее палочку, положил древко обратно на стол, проводя другой рукой вверх по бедру девушки и цепляясь пальцами за край брюк, которые вскоре оказались стянуты с Тины вместе с бельем. Легко подхватив правую ногу волшебницы, заставляя Голдштейн поставить ее на стол, маг наклонился к аврору, остановившись в нескольких миллиметрах от шеи девушку, обжигая горячим дыханием кожу. Геллерт чувствовал, как тонкие пальцы Тины мягко касаются его затылка, зарываясь в короткие белые волосы, пока сама волшебница покрывала невесомыми поцелуями шею Гриндевальда, что вызвало у него короткую волну мурашек и горячее чувство возбуждения, которое сопровождалось шумным выдохом. Маг медленно провел рукой вдоль живота девушки, плавно перейдя на внутреннюю сторону бедра, спуская вниз и вновь поднимаясь, сначала невесомо, а после гораздо ощутимее касаясь большим пальцем клитора и получая ответную реакцию Тины в виде резкого вздоха. Гриндевальд слегка надавил на корпус волшебницы, без слов заставив ее лечь на прохладную поверхность стола, после чего без труда закинул левую ногу Голдштейн себе на плечо и придвинувшись чуть ближе к девушке, почти в тот же момент проникая одним пальцем в разгоряченное тело Тины и вызывая разнесшийся по комнате глухой и короткий выдох. Спустя небольшое количество времени Геллерт добавил еще один палец, продолжая большим пальцем массировать чувствительное место девушки и наслаждаясь тем, как волшебница словно неосознанно закусывает губу, запрокидывая руки за голову. Неожиданно не только для Голдштейн, но будто и для самого себя, словно в какой-то миг потеряв над собой или над ситуацией контроль, мужчина каким-то внезапным порывом избавился от последней одежды и, вытащив пальцы, одним движением вошел в возбужденное тело девушки, почувствовав, как та слегка сжалась и сомкнула кулачки, пытаясь сдержать все же едва слышимый стон. Толчок не был резким — у мага не было цели причинить аврору боль, но он будто не хотел дать Тине опомниться, пожалеть о том, что сейчас происходит. Оперевшись одной рукой о стол, Гриндевальд начал неторопливо, но чувственно двигаться в волшебнице, добившись от нее еще одного приглушенного стона, который девушка вновь постаралась сдержать. — Даже если нас кто-то услышит, Тина, — голос Геллерта был тихим и слегка хриплым. — Уверен, им понравится ваш звучный голос. Тем более я бы с большим удовольствием послушал ваши стоны, а не вечные попытки поспорить, — на этих словах мужчина глубоко толкнулся в тело Голдштейн и довольно улыбнулся, услышав несдерживаемый стон, который, возможно, для самой волшебницы был неожиданным. Следующие пятнадцать минут прошли в нарастающем в воздухе напряжении, наравне с учащенным дыханием, которое прерывалось звучными стонами, которые учащались в такт ускоряющимся толчкам. Тина выгнулась в спине, ощущая очередную волну удовольствия, сразу почувствовав, как кожа неприятно прошлась по лакированной поверхности стола, наверняка оставляя ссадины. Почти сразу эта боль ушла из мыслей Голдштейн, уступая место более приятным чувствам, которые с каждой секундой будто возрастали, набирали энергию, чтобы в какой-то момент выплеснуться наружу большой волной эйфории. Волшебница чувствовала, как с каждым движением мага, который уже сам будто ощущал приближение такой желанной эйфории, жажда отпустить, наконец, все это скопившееся чувство наслаждения возрастает, скапливаясь где-то внизу живота, заставляя только сильнее извиваться и двигаться навстречу толчкам в намерении избавиться от этого тяжелого, но чертовски приятного груза. Через несколько секунд после того, как Тина почувствовала приятную наполненность, услышав приглушенный и слегка хриплый стон Геллерта, по комнате разнесся продолжительный стон, сопровождающийся хорошо различимым возгласом Голдштейн: — Ох, черт возьми! — волшебница еще сильнее, едва ли не до хруста выгнулась в спине, чувствуя, как тело волнами пробивает дрожь от подступившего оргазма. Непонятно, насколько долго в комнате воцарилась тишина — в один миг время будто остановилось, даже шумное сбитое дыхание доносилось будто откуда-то издалека. Неизвестно, сколько бы еще прошло времени, но в какой-то момент раздался слегка неуверенный стук, и ручка двери дернулась, намереваясь вот-вот впустить в комнату кого-то, кто находиться здесь сейчас точно не должен. Раздраженно вздохнув, Геллерт одним жестом руки захлопнул дверь, а в следующее мгновение похожим жестом запер ее, после чего, к счастью, настойчивых стуков не последовало и человек, стоявший за дверью, ушел. Маг выпрямился и, сделав последний глубокий вздох, провел рукой по волосам, поправляя выбившиеся пряди, которые все равно не хотели держаться и, как только Гриндевальд опустил руку, снова упали. — Блуд, — Гриндевальд подал обессиленной девушке руку, помогая ей подняться. — Еще один грех, мисс Голдштейн. Видимо, вам придется еще не раз прийти на исповедь.