Черная звезда

Четыре человека стояли у могилы. Две женщины, два мужчины. Мужчина помоложе стоял чуть в стороне, опустив голову и не глядя по сторонам. Женщина постарше тоже не шевелилась, стоя у изножия могилы и глядя только на надгробье перед ней. Мужчина постарше и женщина помоложе разбирали цветы – мужчина рассаживал их, а женщина щедро поливала водой. Закончив, они встали, осмотрев плоды своих трудов, и мужчина кивнул, поворачиваясь к женщине постарше. – Мы закончили. Та ничего не ответила, все так же глядя перед собой. Она не видела ничего, кроме имени на надгробье. «Мехмет Йылдыз». Мужчина вздохнул и поднял руки, приготовившись к молитве, и все, кроме так и стоявшей неподвижно женщины, последовали за ним. Они провели руками по лицу, пробормотав под нос окончание молитвы, и младшая женщина начала собирать бутылки, в которых принесла воду. Старший мужчина подошел к неподвижно стоявшей женщине. – Мама, – позвал он. – Мама, видишь, все как я и говорил. Кериме Йылдыз кивнула, не глядя на него. – Спасибо, господин. Вижу, что мой мальчик спит спокойно. – Да, мама. Ему спокойно. – Он прожил хорошую жизнь, мой красивый мальчик. Джемаль гордился бы им. – Да, мама. Он гордился бы им. Вы были бы счастливы все вместе. Ты, Джемаль и Мехмет. Синан Эгемен едва слышно хмыкнул, и его старший брат неодобрительно покосился на него. – Нам пора, – ответил Синан, и Мехмет вздохнул, когда Хазан взяла Кериме под руку и повела с кладбища. – У меня до сих пор мозг взрывается, когда я вижу эту могилу. Гекхан просто псих, что придумал это, – недовольно сказал Синан, глядя на стоявшие две рядом могилы. «Джемаль Йылдыз». «Мехмет Йылдыз». – Мы никогда не узнаем, издал ли он первый крик. Но его надо было похоронить как положено. Это говорил Гекхан. Когда полиция закончила генетический анализ останков, и официально постановила, что ребенок, обнаруженный в могиле Джемаля Йылдыза является сыном покойного и Кериме Йылдыз, именно Гекхан велел похоронить малыша по всем обычаям. И поставил надгробье с именем, аргументируя тем, что именно так Кериме хотела назвать своего сына, и значит так его и звали. Мехмету самому было жутко видеть имя, под которым он прожил тридцать лет своей жизни, на могиле. Но это помогло ему принять реальность, подумал он. Хотя особенно ярко он принял эту реальность, когда увидел его останки, того малыша, которого мама закопала в могиле своего мужа. Как бы не хотелось ему, он не мог забыть тот день. Как все лучшие, худшие и скучные дни свои жизни, он помнил все. Что всего за несколько часов до того, как он увидел скелет новорожденного ребенка, он твердо решил навсегда остаться Мехметом Йылдызом. Решил, что Ягыза Эгемена нет и не будет. Решил вернуться в прошлую жизнь. А потом он увидел его. Того, чье место занял. Ребенок, который должен был прожить счастливую, пусть и небогатую, жизнь со своими родителями. Это заставило его со всей реальностью осознать, что он – Ягыз Эгемен. Пусть тогда в этом уже не было смысла. Он думал, что ему оставалось прожить только несколько минут. И все, о чем он молился тогда – чтобы Хазан отпустили. Хазым Эгемен не хотел ее смерти, ведь так? Они не стали бы ее убивать, ведь так? Теперь они этого уже не узнают. Сонер Шахин утверждал, что это была всего лишь шутка. Что они не собирались никого закапывать заживо, просто немного припугнуть. – Мехмет, – Хазан позвала его, взяв за руку, почувствовав, что он опять уходит в себя. Он улыбнулся, поворачиваясь к ней и приобнял ее, целуя в лоб. – Прости, что опоздала. – Глупости. В такой день, это ты не должна была сюда приезжать. Ты отключила телефон? – С интересом спросил он, и Хазан кивнула, закатывая глаза – иначе и быть не могло. Госпожа Фазилет ни за что не оставила бы ее в покое и названивала бы ей каждые пять минут. Мехмет до сих пор звал ее «госпожа Фазилет» – не «тетя Фазилет», как звали ее Гекхан, Синан и Селин, и не «мама Фазилет», как она предложила как-то – это звучало слишком уж чужеродно для него. Госпожа Фазилет была одной из тех, кто понял всю правду про Ягыза Эгемена, но, как и ее деверь Кудрет, как и сам Ягыз, она промолчала… Она знала, что в тот день в больнице, когда украли ребенка, Эмин Чамкыран видел Кериме. Но никому не сказал. Фазилет утверждала, что она не думала, что Кериме, которая украла ребенка, и жена убитого рабочего была одним и тем же человеком. Эмин рассказывал ей это уже при смерти, отрывисто, не совсем понятно, путаясь в словах, в фактах, в именах… Мехмет покачал головой, не желая думать об этом, и в этот момент Хазан протянула ему его паспорт. – О, визы готовы? – Мехмет вздохнул, раскрывая паспорт и глядя на американскую визу с его фотографией. Им пришлось попотеть в американском консульстве, объясняя его документы и их запутанную историю. – Я покажу тебе каждый камешек из моего детства и юности, – Хазан обняла его одной рукой, положив голову ему на плечо и глядя на визу. – Странно это как-то, выходить замуж за Мехмета, а становиться женой Ягыза Эгемена. – Я это я, – ответил он. – Как бы меня не звали. Пусть по документам он был Ягызом Эгеменом, для своих он так и остался Мехметом. – Именно так. – Поехали. Пора отвезти маму в клинику. Кериме Йылдыз очень сдала, и виноват в этом был Мехмет. Его визиты, вот что поддерживало ее сознание, то, что от него осталось – а он бросил ее, и не приходил к ней больше года. Сначала он злился на нее, потом был ранен… Когда он пришел к ней, она уже не просто не узнавала его, она почти не говорила. В последнее время она начала с ним разговаривать, но… Ее бред изменился. Возможно потому, что Гекхан однажды показал ей эту могилу, пока Мехмет лежал в больнице. Показал ей могилу ее маленького сына, и у нее совсем все спуталось в голове. Она забыла, что когда-то похищала Ягыза Эгемена. В ее голове появилась новая история: что она родила сына, вырастила его, а он умер в армии. Своего Мехмета она уже больше не узнавала и не помнила. Но Мехмет все равно к ней приходил. Она все равно оставалась его мамой. Из клиники они с Синаном поехали в другую клинику. – Ты точно не хочешь зайти? – Мехмет отцепил ремень, поворачиваясь к брату. – Ни за что, – сквозь зубы ответил Синан, и увидев лицо Мехмета, скривился. – Мы говорили об этом. Нет. – Синан… – Хватит того, что ты уговорил Гекхана и Селин. Никогда. – Синан… – Мехмет попытался снова. – Ради меня… – Даже ради мира во всем мире, Мехмет. Нет. Я умирать буду, не забуду ему ничего, – он отвернулся, увидев лицо Мехмета. – Тебя он пытался убить один раз. А нас он убивал все тридцать лет. Никогда. Злопамятство – грех, я знаю, не начинай. Ты у нас святой. Ты меня отмолишь. Мехмет коротко кивнул, выходя из машины и двигаясь к клинике. – Доброе утро, господин Ягыз! – Медсестра сладко улыбнулась ему, и Мехмет недоверчиво проверил часы. И правда, было всего одиннадцать утра, а они уже столько успели переделать… И столько всего осталось доделать. – Он вас уже ждет! Мехмет нервно потер плечо, следуя за медсестрой. Хазым Эгемен сидел в саду в инвалидном кресле, старый, слабый, жалкий. – Здравствуй, отец. Мехмет присел на стул рядом с ним, и Хазым медленно повернул к нему голову… Как обычно, когда он приходил, в его мутном взгляде сначала промелькнуло недоумение, удивление, а потом узнавание, а за ним – боль. – Я-я… – Отец медленно протянул это. – Я-я-аз… Яз… Мехмет осторожно взял его за руку. – Да, это я, отец. Когда Мехмет по-настоящему очнулся, спустя почти месяц после того, как все случилось, мир вокруг него кардинально изменился. Его братья и сестра, и весь мир уже узнали его настоящее имя, узнали, проверили, поверили и приняли. Когда он очнулся, они уже были рядом и ждали его. Весь мир узнал о последней, самой громкой драме Эгеменов, настолько фантастической, что новости о ней ушли даже за пределы страны. Потерянный наследник семьи Эгеменов нашелся, и родной отец пытался его убить. Сонер Шахин и его приспешники сидели в тюрьме за похищение, нанесение повреждений и попытку убийства. Против Хазыма Эгемена тоже возбудили уголовное дело, но потом прикрыли его, по состоянию здоровья подозреваемого. Потому что через несколько дней после происшествия на кладбище Хазыма поразил обширный инсульт. Человек, входивший в круги самых могущественных в стране, игравший судьбами, а иногда и жизнями, превратился в беспомощного, словно ребенок, старика. Старика, горюющего о прошлом. О своих грехах. И о своих ошибках. Когда Мехмет пришел к нему, он уже мог сидеть, но так и не научился ходить и говорить, и только плакал в первое время, видя его. Разве он мог не простить его? Это было тяжело. Та ночь на кладбище была одной из самых страшных в его жизни, самой страшной – потому что в Сирии он боялся только за себя, а там… Там он сходил с ума от ужаса за Хазан. Мехмету казалось, что он просто убьет Хазыма, когда шел к нему в первый раз. Он уговаривал себя, что должен держаться, и что не должен пытаться схватить его за глотку, когда увидит, но когда увидел… Он увидел разбитого, убитого старика. Который едва не убил собственного сына. Того самого сына, ради которого он оттолкнул от себя всех других своих детей. Когда этот сын вошел в его жизнь, он, клявшийся, что узнает его, не узнал, и попытался его убить. И с этим ему теперь предстояло жить. Жить, не имея возможности хотя бы попытаться объясниться и попросить прощения. Он мог только плакать. Как бы то ни было, он ведь был его отцом. Не самым лучшим. Но отцом. – Я-а-аз… – Хазым снова словно промычал это, и Мехмет улыбнулся, накрывая его руку второй своей рукой. *** – Ну наконец-то, где вас носило все это время! – Селин встретила их с претензиями у самого входа, и Мехмет усмехнулся, целуя ее в щеку. Он вошел в особняк, который был ему домом последний год, особняк, который Гекхан купил себе и своей семье, выставив на продажу старый особняк Эгеменов. Здесь Гекхан, ставший новым главой холдинга Эгеменов, жил со своей женой, дочерью и маленьким сыном. Омрюм сбежала по лестнице, веселая, красивая, в нарядном платье. – Брат Мехмет, мы давно готовы, мы так давно вас ждем! – Извини, милая. – Мехмет поцеловал племянницу в щеку и повернулся к Селин. – Гекхан? – Брат приедет из компании. Сказал, что ни за что это не пропустит. По лестнице спустилась Джемиле. Спустя четыре месяца после родов, она уже вернула свою точеную фигурку, и теперь стояла, наряженная, как на банкет. – Вы же не собираетесь правда это устроить? – Недовольно прошипела она Мехмету на ухо, делая вид, что целует его в щеку. – Серьезно, Джемиле? Ты думаешь, это шутка? – Он показал во двор, где музыканты уже вовсю наяривали, и Эрдал танцевал с братом Метином, Синаном и тетей Бинназ. – Я ведь обещал своим, что когда я женюсь, наш квартал будет праздновать сорок дней и сорок ночей. Я сдерживаю свои обещания. – Аллах, Фазилет просто умрет. У нее уже и так истерика, что свадьба будет в твоем квартале, если она узнает, что вы забирать невесту по квартальным обычаям придете, она умрет на месте. – Пусть утешается тем, что ее дочь отловила Эгемена, – невесть откуда взявшийся Синан, до сих пор приплясывающий и размахивающий платочком, материализовался у них за спинами. – Аллах свидетель, это всегда была ее мечта. – Ты не расслабляйся, Синан, у нее еще осталась Эдже, и ты не женат. – Помилуй Всевышний! – Синан постучал по деревянной двери и скрылся за ней. – Его девчонка так и не пришла? – Деловито спросила Джемиле, и когда Мехмет покачал головой, хмыкнула. – А я и говорила. Зря он взял ее в голову. Тень ее сестры всегда будет стоять между ними. Это невозможно. «Невозможное требует времени» – подумал Мехмет, когда через несколько минут увидел Элиф среди веселящихся гостей, собирающихся ехать в кортеже за невестой. Севда всучила ей наклейки с именами жениха и невесты, и они вместе начали заклеивать ими машину Синана, к его возмущению. – Мехмет, иди переодеваться, Аллах-Аллах! – Селин схватила его за руку и потащила наверх. – Ты видела? Элиф пришла… – Мехмет попытался перевести ее внимание на что-нибудь другое, но она с суровым видом втолкнула его в комнату. – Она здесь уже второй год ошивается, – огрызнулась Селин. – Эка невидаль – Элиф вертит хвостом перед Синаном и отшивает его. Видеть уже не могу. Мехмет открыл было рот, но тут же мудро его закрыл. – Хвала Всевышнему, ты женишься на Хазан. Наконец-то. Хоть одна невестка в доме будет нормальная. – Сестренка, – на этот раз Мехмет не сдержался. – Уж кому бы комментировать личную жизнь, а не тебе. Разве я тебе хоть раз, хоть слово сказал о вашей с Ясином и Эдже каше? – Достаточно того, как ты на нас глазел, говорить было не нужно. Можешь радоваться, мы с Эдже послали этого дурака. И это тоже был не первый, и даже не сто первый раз, хотел сказать Мехмет, но на этот раз придержал язык. Он уже почти переоделся, когда за ним прибежала взмыленная тетя Айбиге, потому что, как оказалось, в пылу приготовлений кто-то посмотрел на часы, спохватился, начал собирать народ, и кортеж чуть не уехал за невестой без жениха. Галстук Мехмет завязывал уже в машине. – Аллахом клянусь, – сказал Синан, – женился Гекхан, по европейской моде, и это была жопа. Женишься ты, по местным обычаям – еще хуже. Как жениться, чтоб не повеситься? – Как захочет Элиф, так и женишься, – буркнула Селин, и Синан помрачнел, сникая под взглядом членов семьи. – Гекхан уже ждет у Фазилет, – попробовала разрядить обстановку Джемиле, уткнувшись в телефон. – Уже пять минут прошло, а Назмие до сих пор не пишет, как мой Аяз! – Потому что ты только пять минут назад вышла из его комнаты, Джемиле, – Селин закатила глаза, и Омрюм хихикнула. – Перестань быть такой матерью-наседкой, тебе не идет. Мехмет улыбнулся, разворачиваясь и глядя в заднее стекло. Прямо за ними ехала машина с открытым кузовом, в котором играл оркестр, и пара ребят с его старой улицы отплясывали прямо на ходу, а брат Метин размахивал красным платком, высунувшись в окно машины. – Фазилет хватит удар, – мстительно прошипела Джемиле, проследив за его взглядом. – До сих пор помню, как она изображала из себя правнучку Кануни, когда я ее впервые встретила, твою мать, я перед ней дрожала больше, чем перед покойной Севинч. Вот я ругала себя, когда узнала, что она из района еще похлеще моего! – Эдже сказала, что они с садовником спрятали сундук под террасой и вытащат его к дверям, когда вы отвлечете Фазилет у ворот, – сообщила Селин, радостно улыбаясь. – Если у ворот денег будет просить Кудрет, инфаркт будет уже у меня, – Джемиле прижала руку к груди, но Мехмет успокоил ее. – Нет, это будут Фарах и Дерин, – он засмеялся, вообразив себе, как Кудрет или его жена требуют двадцать лир за возможность пройти к невесте. Когда случилась вся эта заваруха, как-то вдруг оказалось, что холдингом занимаются исключительно Гекхан и Кудрет, которые, к неожиданности даже их самих, поладили и сработались. То, что Кудрет не вернулся к своему старому бизнесу, удивило многих, и продолжало удивлять, кроме, наверное, Хазан. – Понимаешь, – сказала она. – То, что я узнала об отце, когда была взрослой, он узнал, когда был маленьким. Что его старший брат, его герой, его кумир – плохой человек. А отец еще и бросил его. Отослал его одного в другую страну, чтобы защитить себя. А потом он узнавал все новое, и все худшее о своем брате, но при этом мир все равно считал Эмина Чамкырана лучшим из людей. А сейчас… Сейчас он наконец в мире с собой. Мехмет не понял. – То есть, теперь, когда весь мир знает, что твой отец не был ангелом, ему стало легче? – Просто теперь ему не приходится спорить с этим миром, и ему стало легче. Бред это все, конечно, подумал Мехмет. Детские травмы, тяжелое детство, недолюбленные дети. Каждому из них пришлось в жизни тяжело, пришлось в детстве тяжело. Просто некоторые рождаются с природой скорпиона, и от старых обид жалят чаще. У дверей особняка Чамкыранов и правда началась суматоха, барабанщик бил в барабан, а Гекхан, уже ждавший у ворот, торговался с Фарах, требовавшей больше денег. Мехмет пытался удержаться в стороне, но тетя Бинназ схватила его за локоть и потащила к наконец-то открывавшимся воротам, за которыми наткнулся на помертвевший взгляд Фазилет, с ошеломленным видом разглядывавшей настоящий табор у ворот ее дома. Синан толкнул ворота плечом, пропуская барабанщика, и Эрдал протиснулся за ним и заплясал перед госпожой Фазилет. – Мы пришли за вашей дочерью, – сообщила тетя Бинназ, – и ее сундуком. – Каким сундуком? – Взвизгнула Фазилет. – Что это за квартальная чепуха тут происходит? Нет у нас никакого сундука, не выдумывайте… – Ну как же нету, вон, ваша младшая дочь уже на нем сидит, – указал Эрдал, и Фазилет развернулась, вытаращив глаза при виде Эдже, сидевшей на белоснежном сундуке с приданым, которое они с Хазан заказали готовым через интернет. – Из отчего дома невеста так просто не уйдет! – Громко заявила Эдже, и Фазилет мученически прикрыла глаза, когда Мехмет протянул десять лир. За спиной он услышал чей-то крик и суету – должно быть начали разбрасывать сладости. – Маловато, зятек, маловато, наша невеста всю жизнь сундук собирала, – нагло соврала она под смех всех собравшихся, и Мехмет, посмеиваясь, протянул ей сразу пятьсот лир. – Вот и забираем мы сундук, – радостно воскликнула Джемиле, входя в роль, – а теперь дело за невестой. У порога встала Дерин, тоже с улыбкой протягивая руку, и получив свои сто лир, отошла в сторону, открывая дверь. Мехмет сделал шаг и замер, увидев ее, красивую, яркую, восхитительную. Ниль стояла рядом с ней, поправляя платье и фату, Кудрет вертел в руках красный пояс, и какие-то еще люди хлопотали вокруг нее, но Мехмет видел только ее. – Добро пожаловать, жених, – Хазан улыбнулась ему, и Мехмет шагнул к ней, беря ее за руки. – С добром пожаловал, – прошептал он. – Ты готова стать моей женой? – Нас ведь судьба свела, ты ведь сам говорил? – Она ответила ему это на ухо. – Так и есть, – ответил он и потянул ее за руку к двери в новую жизнь.